Ланкастеры и Йорки. Война Алой и Белой розы — страница 37 из 114

дствовался отчасти эгоистическими соображениями, однако его последующий «послужной список» доказывает, что его искренне беспокоило дурное правление.

По-видимому, любимой резиденцией Йорка был его замок Фозерингей в графстве Нортгемптоншир, расположенный на высоком, величественном берегу реки Нен и окруженный процветающим торговым городом. Сегодня от этого великолепного замка и близлежащих зданий, прилегающих к соборной церкви, остались лишь руины. Земляные холмы к югу от церкви указывают на место бывшего четырехугольного двора коллегии и библиотеки. Впрочем, сохранилась церковь, памятник дому Йорков; ее украшает личная эмблема Йорка, сокол и лошадиные путы; здесь были погребены члены его семьи, и здесь предстояло упокоиться ему самому.

Самой прочной и внушительной крепостью Йорка был замок Ладлоу, древняя твердыня Мортимеров, воздвигнутая на стратегической господствующей высоте в Валлийской марке; ей суждено было стать главным штабом дома Йорков во время войн Алой и Белой розы. Замок был возведен во времена нормандского завоевания; его массивные развалины можно увидеть и сегодня. Во внутреннем дворе замка находится необычное круглое здание часовни, сооруженное в XII веке, а также роскошно обставленные жилые помещения, построенные Мортимерами в XIV столетии.

Лондонской резиденцией Йорка стал замок Бейнардс на берегу Темзы. Он располагался на Аппер-Теймс-стрит между нынешним районом Блэкфрайерс, то есть монастырем доминиканцев-черноризцев, и пристанью Святого Павла, неподалеку от места впадения в Темзу реки Флит. Воздвигнутый в XI веке одним из соратников Вильгельма Завоевателя, рыцарем по имени Бейнард, он перешел во владение могущественного семейства де Клэр и был перестроен в XII веке, обзаведясь каменными стенами и крепостными валами. Впоследствии его приобрел Глостер и после разрушительного пожара 1428 года возвел его заново, с зубчатыми стенами и бойницами, с мощными оборонительными укреплениями, придав ему сходство с замком Уорик. После смерти герцога он вернулся в собственность короны, и Генрих VI в конце концов пожаловал его Йорку, который, судя по архивным данным, впервые поселился там в 1457 году[26].

В этих резиденциях Йорк жил в роскоши со своей герцогиней Сесили Невилл, гордой аристократкой крепкого здоровья, которая родила ему тринадцать детей. Ей суждено было дожить до восьмидесяти лет, весьма преклонного возраста в те дни, и стать свидетельницей смерти четверых герцогов Йоркских и пожалования этого титула шестому герцогу, будущему королю Генриху VIII. По-видимому, Йорка и его супругу связывали вполне дружеские отношения, и они были даже счастливы в браке. Она неизменно сопровождала его, когда он подолгу отправлялся служить в заморских владениях Англии, и некоторые из ее детей родились за границей. Сесили славилась своим благочестием, и с возрастом все большее место в ее жизни стали занимать молитвы и отправление религиозных обрядов. Она вставала в семь часов, посещала восемь церковных служб и каждый вечер ложилась спать в восемь. Впрочем, иногда она соглашалась «испить вина» или «предаться честному веселью». Впоследствии политическая пропаганда обвинит ее в том, что она якобы изменила мужу с французским лучником по имени Блейборн и выдала двоих рожденных от него сыновей за детей герцога, однако ее прославленная набожность посрамляла подобные клеветнические слухи, да она и лично с немалой энергией и успехом защищала свою честь от несправедливых наветов.

Дети Йорков рождались на протяжении семнадцати лет, с 1438 по 1455 год. Всего у них было восемь мальчиков и пять девочек. Четверо мальчиков: Генри, Уильям, Джон и Томас – умерли в детстве, как и две девочки, Джоан и Урсула, младший ребенок в семье. Выжили Анна, родившаяся в 1439 году в замке Фозерингей и до 1447 года выданная замуж за Генри Холланда, герцога Эксетерского, Эдвард, который появился на свет в 1442 году в Руане и при жизни отца носил титул графа Марча, Эдмунд, родившийся в 1443 году в Руане и удостоенный 1446 году титула графа Рэтленда, Элизабет, которая появилась на свет в Руане в 1444 году, Маргарет, родившаяся в 1446 году в замке Фозерингей, Джордж, который родился в 1449 году в Дублинском замке, и Ричард, родившийся в 1452 году в замке Фозерингей, слабый, хилый мальчик, который, ко всеобщему удивлению, пережил младенчество. В завещании Сесили, составленном в 1495 году, таинственным образом упомянуты «мои дети, Кэтрин и Хамфри», однако такие имена не появляются ни в одном прижизненном списке детей Йорка, и, возможно, под ними следует понимать его внуков, Кэтрин и Хамфри де ля Полей. Все дети Ричарда и Сесили происходили от Эдуарда III по трем линиям: через Лайонела Антверпенского, Джона Гонта и Эдмунда Лэнгли.


После смерти Глостера на его наследство накинулись стервятники. Королеве достался его особняк Плацентия в Гринвиче, величественный дом, окруженный чудесными «приветными садами». Маргарита тотчас же распорядилась начать там масштабные строительные работы: были установлены новые решетчатые окна, а часть старых заново остеклена, пол вымощен терракотовой плиткой с монограммой королевы, а снаружи воздвигли новые колонны, покрытые резьбой из маргариток. Был возведен большой покой для личного пребывания королевы и также гостиная и галерея, выходящая в сад, где построили увитую зеленью беседку. Наконец, стены украсили новыми шпалерами. В заново обставленном доме, который теперь превратился в настоящий дворец, стали устраивать маскарады и живые картины для увеселения короля и придворных.

Величайший противник Глостера недолго наслаждался своим триумфом. Кардиналу Бофорту было уже далеко за семьдесят, и дни его приближались к закату. К 1447 году он буквально отошел от политической жизни, хотя его партия по-прежнему сохраняла лидирующее положение при дворе под предводительством двоих его протеже, Саффолка и Сомерсета. 15 марта 1447 года Бофорт скончался во дворце Вулфси в Винчестере и был погребен в близлежащем соборе, где его могилу украшает изящное изваяние, запечатлевшее его в кардинальской шапке.

С его смертью правительство лишилось едва ли не главной своей финансовой опоры. Последним даром, который Бофорт завещал Генриху, были две тысячи фунтов, однако король отказался принять их, так как полагал, что дядя достаточно одарил его при жизни. «Господь вознаградит его», – произнес Генрих. Озадаченные душеприказчики кардинала принялись настаивать, умоляя монарха потратить эти деньги на его образовательные учреждения; к их облегчению, Генрих согласился.

Теперь главой могущественного семейства Бофорт сделался Сомерсет, по совместительству ближайший происходивший из рода Ланкастеров родственник короля. Снова распространились слухи, что он будет назван предполагаемым наследником, несмотря даже на существование жалованных грамот, лишавших Бофортов права на престол. Унаследовавший состояние дяди, Сомерсет теперь необычайно разбогател и удостоился первенства, которое пристало полнородному принцу крови. Король во всем полагался на его советы и осыпал его дарами и почестями, вызывая неудовольствие других вельмож, особенно Йорка, который справедливо видел в нем угрозу своему положению.

Теперь придворную партию, пользуясь абсолютным доверием короля и королевы, сообща возглавили Саффолк и Сомерсет. Саффолк пребывал в зените своего могущества: примерно в это время его повысили, назначив на важнейшие должности лорда-камергера Англии, капитана Кале, смотрителя Пяти Портов, главного управляющего герцогством Ланкастерским к северу от Трента, главного судьи Честера, Флинта и Северного Уэльса, а также управляющего и надзирателя над всеми рудниками Англии.

После смерти Глостера не осталось никого, кто мог бы возглавить протест против сдачи Мэна и Анжу, и весной 1447 года в Англию для завершения переговоров прибыло французское посольство. Это вызвало еще одну бурю негодования, но объектом патриотической ярости подданных опять-таки сделался не король, а Саффолк, ставший вместо Генриха и его советников козлом отпущения и в глазах англичан игравший роль эдакого главного злодея в театральной пьесе. Если раньше он не пользовался популярностью, то теперь был всеми ненавидим. Его обвиняли в постепенно множащихся неудачах во Франции, грозивших обернуться катастрофой, и в том, что отказался от завоеваний Генриха V в обмен на королеву-бесприданницу.

В мае Саффолк выступил перед парламентом, вполне удовлетворительно объяснив свои действия, однако это никак не смягчило простой народ, который теперь возлагал на него вину за все беды, обрушившиеся на королевство, особенно за борьбу группировок в совете, – что было в какой-то мере справедливо, – а также за невыплату правительством денежного довольствия солдатам во Франции, за эмбарго, наложенное на импорт английского сукна враждебно настроенным герцогом Бургундским, и за перспективу близкого банкротства, угрожавшую всему королевству.

К 27 июля переговоры с Францией завершились. Генрих VI согласился отдать Мэн к 1 ноября, при условии что его гарнизону в этом графстве выплатят компенсацию. На следующий день он назначил уполномоченных, которым предстояло перевести Мэн и Анжу под юрисдикцию Карла VII.

Королева также в полной мере разделила непопулярность придворной партии. В июне комендант Глостерского замка арестовал человека по доносу, что он-де сетовал, зачем такая королева явилась в Англию, и это чувство, вероятно, испытывали многие королевские подданные. В их глазах Маргарита была неразрывно связана с Саффолком и потерей Мэна и Анжу, и ни королева, ни граф ничуть не улучшили свою репутацию, попытавшись уклониться от уплаты таможенных сборов за экспорт шерсти и настроив против себя английских купцов, которые до сих пор неизменно поддерживали корону.

Со смертью Глостера и Бофорта влияние королевы возросло. Любое послание, подписанное королем, теперь подтверждалось таким же, подписанным королевой, которая требовала, чтобы ей сообщали обо всех политических проблемах, особенно о переговорах с Францией и любых изменениях в военной и финансовой сферах. Государственные документы, подметные письма и доносы на подстрекающих к мятежу представлялись ей на рассмотрение, и ни Саффолк, ни Сомерсет, ни их сторонники кардинал Кемп, епископ Чичестерский и лорд Сэй не предпринимали ничего без одобрения Маргариты. Поэтому не без основания можно говорить, что восемнадцатилетняя девица, в сущности, правила Англией.