Из бывших французских владений у Англии остался только Кале, да и тот был спасен от французов лишь потому, что те согласились не пересекать территории, принадлежащие герцогу Бургундскому, а его земли окружали Кале с юга. Даже экономическая значимость Кале постепенно снижалась по мере того, как приходила в упадок торговля шерстью. Впрочем, он сохранял свою стратегическую важность, оставался крупной военной базой и будет пребывать в этом качестве на протяжении войн Алой и Белой розы, когда враждующие стороны станут использовать его как плацдарм для вторжения уже не во Францию, а в саму Англию.
Нельзя было закрывать глаза на тот факт, что вина за поражение лежит на короле. Его подданные чувствовали, что, прояви он хотя бы в некоторой степени воинственный дух своего отца, Англия не утратила бы все свои владения во Франции. Вместо этого Англию ожидали унижение и позор. Никто не испытывал большей ярости и негодования, чем Йорк, приложивший столько усилий и потративший столько денег, чтобы сохранить завоевания Генриха V. А еще парламент не проголосовал за денежные компенсации тем верным подданным короля, которые потеряли все свое имущество на бывших английских территориях, и не выплатил денежное довольствие возвращающимся в Англию солдатам, потрясенным сокрушительным поражением.
Нет ничего удивительного в том, что финал Столетней войны совпадает с началом войн Алой и Белой розы, ведь она явилась одной из главных их причин.
12. «Внезапный и необъяснимый ужас»
В первые дни августа 1453 года стало понятно, что Генрих VI занемог. Все последние месяцы он пребывал в состоянии жесточайшего стресса, и напряжение начало сказываться на его психике. 15 августа, находясь в охотничьем домике в Кларендоне, неподалеку от Солсбери, в Уилтшире, он пожаловался на одолевшую его за ужином необычайную сонливость. На следующее утро он, по-видимому, полностью лишился чувств: голова его бессильно повисла, и он утратил способность двигаться и общаться с окружающими. Как гласят письма Пастонов, его «объял внезапный и необъяснимый ужас», совершенно озадачивший его современников. Возможно, непосредственной причиной нервного срыва явилась потрясшая короля весть о поражении при Кастильоне.
Королева и совет были чрезвычайно встревожены таким поворотом событий, особенно когда прошли дни, потом недели, а состояние Генриха все не улучшалось. Маргарита перевезла его в Вестминстер и приложила все усилия, чтобы как можно дольше скрывать его недееспособность от подданных. Она опасалась, что Йорк, услышав о недуге короля, почти наверняка попытается захватить власть.
Будучи теперь на седьмом месяце беременности, Маргарита неожиданно поневоле приняла на себя ответственность за управление страной. Поначалу она надеялась остаться с мужем в Вестминстере, но вскоре стало понятно, что болезнь его можно утаить, только доставив его в Виндзор.
В 1453 году Генрих VI пережил глубочайшее психическое расстройство, и в этом нет ничего удивительного, если вспомнить о его характере и о тяжелейших стрессах, вызванных катастрофами, конфликтами и волнениями, которые выпали на его царствование. По словам Уитхэмстеда, «короля поразил такой недуг и такая немощь, что он на время лишился ума и утратил память и перестал владеть своим телом едва ли не полностью, не в силах подчинить себе расслабленные члены, отчего не мог ни ходить, ни держать голову, ни с легкостью подняться с места». Впоследствии Генрих говорил, что совершенно не отдавал себе отчета в том, что происходит вокруг, и что все его чувства словно бы погрузились в долгий сон. Он напоминал «безмолвное теля» и проводил дни свои в кресле, под присмотром служителей. Некоторые историки медицины, опираясь на имеющиеся свидетельства, ставили ему диагноз «кататоническая шизофрения», то есть разрыв связей с внешним миром. Другие современные эксперты описывают его болезнь как депрессивный ступор. Современники Генриха обозначали его состояние одним-единственным словом: безумие.
Генетическая составляющая, повлиявшая на предрасположенность Генриха VI к психической неуравновешенности, почти наверняка была унаследована им от матери, Екатерины Валуа. Ее отец, Карл VI Французский, почти всю свою жизнь, исключая детство, страдал безумием, а в биографии Генриха VI и его деда можно увидеть отчетливые параллели. Оба они унаследовали трон, будучи детьми, оба испытывали на себе влияние могущественных дядьев, оба выросли слабыми и нерешительными. Карл внезапно утратил рассудок в 1392 году, когда в приступе буйного помешательства принялся бросаться на окружающих с копьем и убил четверых, прежде чем его успели разоружить слуги. Его безумие приняло форму, отличную от той, что поразила Генриха, поскольку Карл был подвержен постоянным приступам буйства и галлюцинациям, во время которых был склонен к насилию: иногда ему казалось, что он сделан из стекла и разобьется, если кто-нибудь до него дотронется, а иногда объявлял, что его зовут Жоржем, и, по-видимому, не узнавал ни жены, ни детей.
Болезнь Карла проявлялась через нерегулярные промежутки времени, и у него бывали периоды просветления. Однако, охваченный безумием, он бился с пеной у рта, отказывался мыться и быстро покрывался коркой грязи, вшами и гноящимися язвами. Словно пес, он поглощал еду с пола, разрывая ее руками и зубами. Уолсингем говорит, что он «так никогда и не исцелился совершенно, ибо страдал приступами безумиями, возвращавшимися каждый год в одно и то же время». Его недуг стал непосредственной причиной гражданской войны между придворными партиями, и у англичан возникли недвусмысленные опасения, что такая судьба ожидает и их королевство по причине безумия Генриха VI.
Испуганный совет, не теряя времени, созвал целый консилиум докторов. Главный лейб-медик Генриха, Джон Арундел, специализировался на душевных заболеваниях, будучи смотрителем госпиталя Святой Марии Вифлеемской в Бишопсгейте (впоследствии получившего известность как Бедлам), больницы, где более половины пациентов «страдали умопомешательством» и где к описываемому периоду основным направлением стало лечение душевных болезней. Средневековые лекари плохо понимали природу психических заболеваний, однако различали пять разновидностей подобных недугов: френит (острое воспаление мозга), делирий (ненормальное поведение, сопровождающееся лихорадкой), манию (буйное поведение), меланхолию (депрессию и утрату интереса к жизни) и аменцию (утрату умственных способностей). В ту пору полагали, что безумие есть результат избытка черной желчи, одного из четырех «соков»-гуморов, которые, по мнению тогдашних лекарей, управляли всем в человеческом теле и дисбаланс которых приводил к болезни. Диагноз ставился по наблюдениям внешних симптомов. Впрочем, определив, что произошло с пациентом, доктора зачастую пребывали в растерянности, не зная, как же его лечить. Безумцев, не склонных к насилию, обыкновенно оставляли на свободе там, где они и жили, причем зачастую они превращались в мишень грубых насмешек или жестоких издевательств; буйных пациентов заточали в четырех стенах. С точки зрения закона все безумцы находились под покровительством короля. Но сейчас он явно сделался одним из них.
Лейб-медики перепробовали все, что было в их силах, впрочем весьма ограниченных: они пускали королю кровь, назначали рвотное, прописывали мази и притирания, давали королю густые крепкие напитки, сильно подслащенные, как сироп, назначали свечи-суппозитории, удаляли геморроидальные узлы, прописывали полоскания, слабительные, ванны, особые целебные воды, лекарственные кашицы-электуарии из травяных сборов на основе меда или сиропа и даже прижигания. Ни одна из этих зачастую болезненных процедур не возымела действия. Лекари описывали состояние Генриха как «non compos mentis», «невменяемость», то есть с помощью термина, обозначавшего душевный недуг, признаки которого обнаруживались вскоре после рождения. Однако они заверили королеву и совет, что есть твердая надежда на его временное или совершенное исцеление. Возможно, предположили они, что король одержим бесами. Соответственно, для изгнания любых злых духов, которые могли овладеть монаршим рассудком, были призваны священники, но все оказалось тщетно. Когда ни одно средство не помогло, совет дал медикам разрешение пускать королю кровь столь часто, сколь они сочтут нужным, дабы изгнать из его тела все вредные гуморы, и прикладывать всевозможные припарки к голове монарха, а также применять любое лекарство, какое они только найдут подходящим.
Болезни Генриха VI предстояло во многих отношениях стать бедствием для Англии. Она положила конец всем надеждам на достижение единства между соперничающими партиями в правительстве. Она вознесла на вершину власти королеву, плохо представлявшую себе английскую политику, английские предрассудки и английские обычаи. Она лишила страну главы государства, сколь бы слабым, нерешительным и недальновидным он ни был. Она на время устранила последнее препятствие на пути алчной придворной партии и враждующих вельмож в других частях страны. Наконец, она спровоцировала в Англии национальный кризис в ту пору, когда политическая ситуация складывалась как нельзя более печально.
В октябре, удрученная страхами за короля, королева Маргарита удалилась в свои апартаменты в Вестминстерском дворце в ожидании родов. В часовне королевы была установлена ширма, загораживавшая вход в ее опочивальню. Ширму нельзя было убирать до тех пор, пока над королевой после разрешения от бремени не совершат очистительный обряд с чтением молитв. К тому же за эту ширму не дозволялось пройти ни одному мужчине; пока длилось ее вынужденное уединение, должности ее придворных слуг временно взяли на себя аристократки. Судя по «Описи гардероба королевы», в ее опочивальне нарочно хранились деньги, с тем чтобы она могла делать пожертвования во время церковных служб, совершаемых ее капелланом в часовне за ширмой.
13 октября 1453 года в десять часов утра королева произвела на свет долгожданного наследника Ланкастерской династии, здорового мальчика, которого нарекли Эдвардом. Королева выбрала ему имя в честь любимого святого Генриха VI, Эдуарда Исповедника, в день памяти которого и родился ребенок, а также в честь Эдуарда III и Черного Принца, воплощавших героические идеалы рыцарства. С рождения младенец получил титул герцога Корнуолльского.