льмож-землевладельцев в стране.
Уорика можно считать хрестоматийным воплощением английского вельможи-феодала, главной жизненной целью которого было обогащение и возвышение свое собственное и своей семьи. Как и большинство представителей его класса, он отличался неутолимой жаждой власти, алчностью и высокомерием. Тем не менее он обладал недюжинными способностями, будучи человеком весьма и весьма храбрым, бесстрашным воином и знаменитым капитаном военного корабля. Он привык властвовать и ожидать повиновения с рождения и потому мог проявлять жестокость и беспринципность и с легкостью прибегал к насилию, даже к убийству, если считал это подходящим средством для достижения задуманного. Он слыл ловким, хитроумным пропагандистом, сильным, волевым и умеющим убеждать и манипулировать, энергичным и упорным. Он мало интересовался эстетически значимыми вещами, искусством, литературой и зодчеством и проявлял не более благочестия, чем было принято в его кругу. Он использовал свое богатство, чтобы заручиться поддержкой и дружбой влиятельных людей, и таким образом многократно усилил свое политическое и военное могущество.
Как личность Уорик был намного более харизматичен, чем Йорк. Если Йорку могли сочувствовать, помня о претерпленных им оскорблениях и обидах, то поражал воображение Уорик, который стал оказывать куда большее влияние на все классы общества, поскольку умел находить общий язык со всеми, а еще отличался щедростью, радушием и гостеприимством и славился остроумием и находчивостью.
Не сохранилось ни одного портрета и ни одной скульптуры, которые дали бы нам представление о том, как выглядел Уорик, и ни в одном источнике того времени не содержится описание его облика. В Свитке Роуза он предстает закованным с ног до головы в доспехи, но совершенно неотличимым от всех остальных вооруженных мужчин, изображенных в этой рукописи: Роуз не пытался передать портретное сходство, хотя знал Уорика и восхищался им.
К 1453 году «никто в Англии не имел и половины его богатств». Уорик владел землями в восемнадцати графствах и более чем десятью замками, а главной его резиденцией был замок Уорик, огромная крепость, перестроенная Бошанами с заново воздвигнутой великолепной башней. Кроме того, графу принадлежали сотни феодальных поместий, а в сфере его влияния находились территории, простиравшиеся от Корнуолла до обширных владений в Йоркшире, центром которых был мощный замок Барнард, а основные его владения сосредоточивались в западной части так называемого Мидлендса – центральных графств Англии – и в Южном Уэльсе. От этих имений Уорик получал огромные доходы, а также мог в случае необходимости призвать оттуда внушительное число ратников, находившихся в запасе. Сверх того, его состояние было столь велико, что он считался более влиятельным политическим игроком, чем его собственный отец, Солсбери, и более богатым вельможей, чем даже Йорк. Он уже прославился великолепием и непомерной роскошью своего двора, а огромная армия его слуг щеголяла в ливреях – алых сюрко, – украшенных его личной эмблемой с изображением белого медведя в наморднике и суковатого посоха, которую он унаследовал от графов Уорик.
Таков был человек, ставший теперь главным союзником Йорка.
Собрался большой совет, и Йорк, сторонники которого уже выражали сомнения по поводу отцовства принца, теперь стали утверждать, что дитя королевы нельзя признать наследником английского трона, пока его, согласно старинному обычаю, вначале не назовет своим сыном, а затем не предъявит знати король. Поэтому делегация из двенадцати лордов, духовных и светских, взяв принца, отправилась вместе с ним к его отцу, надеясь, что вид дитяти пробудит Генриха от безмолвного оцепенения. Но хотя они несколько раз умоляли его признать и благословить сына, он остался безучастным к их просьбам, мольбам и уговорам и «казалось, не замечал и не осознавал происходящего».
Теперь совету предстояло решить сложную задачу. Пока король не признал своего сына, парламент не мог принять никаких законов, подтверждающих право младенца на трон, а также выделить ему содержание, полагающееся наследнику престола. Эта неопределенность лишь подогрела и без того быстро распространившиеся в обществе слухи, что принц – бастард, что он не сын короля и, возможно, даже не сын королевы. Поговаривали, будто он либо ребенок неизвестных родителей, тайно пронесенный в опочивальню королевы после того, как ее собственный младенец умер, либо плод ее связи с Сомерсетом. Поверить этим сплетням было тем легче, что все знали о возвышенных взглядах короля на супружеские отношения, как и о том, что королева ни разу не понесла за первые семь лет брака. Слухам придавало правдоподобие еще и то обстоятельство, что народ не знал о состоянии короля и по-своему интерпретировал тот факт, что он не желает признать ребенка своим.
Уорик зашел даже столь далеко, что перед целым собранием вельмож у проповеднического креста возле собора Святого Павла в Лондоне публично назвал принца плодом прелюбодеяния или обмана. Он заявил, что король не признал и никогда не признает его своим сыном. Маргарита так и не простила Уорику это оскорбление, оказавшееся впоследствии столь губительным для ее репутации. Йорк осмотрительно промолчал, но, разумеется, он только выигрывал от этих слухов и очернения королевы.
18 ноября над Маргаритой был совершен очистительный обряд в Вестминстере, куда она явилась в накидке, отделанный шкурками пятисот сорока соболей, в сопровождении герцогинь Йоркской, Бедфордской, Норфолкской, Сомерсетской, Эксетерской и Саффолкской, восьми графинь, включая графиню Уорик, и семи баронесс. А потом весьма энергично и решительно вернулась на политическую сцену.
Рождение сына упрочило власть королевы и ее статус в стране. Несмотря на слухи, она не сомневалась, что король в конце концов признает сына, и как мать непосредственного наследника престола намеревалась играть ведущую роль в правительстве и царствовать, опираясь на придворную партию. Рождение ребенка преобразило ее, превратив в любящую, заботливую мать, готовую любой ценой защищать права сына, соблюдение которых она решилась обеспечить всеми средствами, какие только были в ее власти, и именно из этого столкновения она вышла заклятой противницей Йорка и движущей силой, способствовавшей возвеличению Сомерсета. Ее главной, страстно лелеемой целью было сокрушить дом Йорков, в котором она видела основную угрозу трону своего мужа и праву на престол своего сына. Соответственно, отныне конфликт Ланкастеров и Йорков развивался уже не столько как борьба за власть между Генрихом VI и Йорком, сколько как соперничество за политическое господство между Йорком и Маргаритой Анжуйской, которой предстояло стать основной опорой стана Ланкастеров в грядущей войне.
Йорк, в свою очередь, пребывал в напряженном ожидании, готовясь вернуться на главную политическую сцену, и привлекал к себе сторонников, намереваясь добиться назначения регентом на время болезни короля. Сводные братья короля, Ричмонд и Пембрук, обеспокоенные масштабом влияния на короля придворной партии, поддержали кандидатуру Йорка, в то время как придворная партия пользовалась любой возможностью продвигать притязания на регентство королевы, хотя здесь пол Маргариты играл против нее, ведь большинству вельмож перспектива женского правления представлялась отвратительной и непристойной.
Поскольку к январю 1454 года Йорк сумел заручиться поддержкой нескольких влиятельных вельмож, придворная партия совершила последнюю попытку привести короля в чувство. 19 января принца снова принесли в Виндзор, и когда его доставили туда, согласно письмам Пастонов, «герцог Бэкингем взял его на руки и поднес королю с отменным изяществом и вежеством, умоляя короля благословить его; однако король никак не откликнулся на это. Тем не менее герцог не отступил и какое-то время еще пребывал с принцем у короля, по-прежнему не получая никакого отклика, и тогда в покой вошла королева и взяла принца на руки и поднесла королю так же, как прежде герцог, желая, чтобы король благословил его, однако все их усилия оказались тщетны, ибо они удалились, не удостоившись ни ответа, ни одобрения, повторяя лишь, что король один только раз взглянул на принца и снова опустил глаза и этим все и завершилось».
В том же месяце королева, будучи «женщиной решительной, привыкшей властвовать, а не подчиняться чьей-то власти», сделала смелую попытку добиться регентства. Как гласят письма Пастонов, она «составила билль из семи статей, желая, чтобы все они были исполнены: первая заключалась в том, что она желает править всей этой страной; вторая – что она желает назначать лорда-канцлера, лорда – верховного казначея, лорда – хранителя королевской печати и всех прочих высоких сановников; третья – что она желает по своему усмотрению распоряжаться епархиями и всеми прочими бенефициями, даровать которые во власти короля; четвертая – что она желает получить достаточно средств на содержание короля, принца и ее собственной сиятельной особы. Что же касается пятой статьи», то корреспондент не знал, в чем именно она состоит.
Маргарита ясно осознавала, что многие вельможи колеблются, медлят и не спешат примкнуть к Йорку, чтобы не предстать изменниками, восставшими против короля, и она попыталась использовать это в своих целях, всячески поддерживая врагов Йорка. Впрочем, ее надменное и властное стремление добиться едва ли не абсолютной власти и осуществлять королевские прерогативы оскорбило и оттолкнуло многих из них; простой народ тоже не хотел, чтобы им правила высокомерная, непопулярная королева-француженка, и не скрывал этого. Именно на этой стадии конфликта многие лорды, которые, возможно, иначе и не решились бы присоединиться к Йорку, стали поддерживать его притязания на регентство.
В столице воцарилась напряженная политическая атмосфера, словно бы чреватая неким крупным конфликтом: архиепископ Кентерберийский в качестве меры предосторожности выдал оружие всем мужчинам-приближенным в Ламбетском дворце и наказал им изготовиться защищать его особу. Союзник Сомерсета граф Уилтшир намеревался посетить сессию парламента во главе большого отряда вооруженных слуг, и так же повели себя многие лорды, включая самого Сомерсета: его квартирмейстер наперед арендовал для его вооруженных сторонников все сдаваемые внаем жилища на Теймз-стрит и неподалеку от Тауэра. Уорик заранее послал в Лондон тысячу вооруженных людей из своей свиты, дабы обеспечить свою безопасность, а затем, во главе другой личной армии, сопроводил в город Йорка. Герцог явился вместе со своими приближенными и большой свитой, а также со своим сыном, Марчем, и графами Ричмондом и Пембруком, причем последних сопровождали собственные военные отряды.