Шпионы Сомерсета даром времени не теряли, ибо они «наведались в дом каждого лорда этой страны», иные под видом монахов, иные притворяясь матросами в отпуске, а полученные ими инструкции предписывали разузнать, на какую поддержку герцог и его соперник Йорк смогут рассчитывать на предстоящей сессии парламента. Слухи о происках шпионов Сомерсета несколько встревожили тех, кто втайне поддерживал Йорка, но дожидался разрешения конфликта, не желая преждевременно заявлять о своих политических симпатиях.
Когда парламент и в самом деле наконец собрался, на заседание явилось столь малое число лордов, что отсутствующие были подвергнуты штрафу за непосещение – единственный случай, когда это наказание применялось в Средние века. Несомненно, некоторых из них запугали, тогда как другие предпочли сохранить нейтралитет. Заседание парламента состоялось 14 февраля, и хотя несколько сторонников Йорка попытались поднять щекотливый вопрос об отцовстве принца, палата лордов отказалась их выслушать и подтвердила титул младенца и статус непосредственного наследника престола. От Йорка, как и от других вельмож, потребовали, чтобы он признал принца престолонаследником, однако все заметили, что он произнес клятвы с плохо скрываемой досадой. Более того, Томас Дэниел, Джон Тревельян и другие члены придворной партии были столь обеспокоены истинными намерениями Йорка, что передали на рассмотрение палаты лордов билль о предоставлении охраны королю и принцу. 15 марта 1454 года Эдварду Ланкастерскому был официально присвоен титул принца Уэльского и графа Честерского, после чего он был посвящен в рыцари ордена Подвязки; 13 апреля ему была выделена ежегодная рента в размере двух тысяч фунтов, а в июне он как принц Уэльский был официально облечен полномочиями в Виндзоре.
Вопрос о регентстве так и не был решен, а между тем уже наступил март. В этом месяце скончался кардинал Кемп, один из главных столпов придворной партии. С его смертью выборы регента превратились в дело еще более срочное, безотлагательное и важное, так как преемника главы всей церкви Англии можно было избрать лишь по соизволению короля.
Теперь Йорка поддерживало значительное число пэров, стремившихся не допустить к власти королеву или Сомерсета (что, в сущности, было одно и то же). Кроме того, Йорк нейтрализовал одного из главных приверженцев королевы, спикера парламента Томаса Торпа, которого герцог обвинил в нарушении границ своих владений. Торпа заточили в Тауэре, наложив на него штраф в тысячу фунтов.
Прежде чем прийти к какому-то решению, лорды совета в очередной раз отправились к королю посмотреть, не обнаруживает ли он признаков выздоровления, но таковых не нашли. Бенет пишет: «Королевский совет понял, что, ежели король не исцелится, Англия вскоре погибнет под властью герцога Сомерсета, а посему знатные люди королевства послали за герцогом Йорком».
27 марта палата лордов парламента назначила Йорка регентом, присвоив ему титул лорда-протектора королевства. Тем самым ему предстояло возглавить королевский совет, однако не носить титула «наставника, наместника, губернатора или регента, а также никакого иного имени, которое давало бы ему власть над страной, кроме имени протектора, защитника и хранителя, каковое имя возлагает на него личную ответственность за обеспечение безопасности и защиты этой страны как от внешних врагов, так и от внутренних мятежников, пока это будет угодно королю и не в ущерб милорду принцу». Йорку суждено было получить тот же титул и те же полномочия, что и некогда Глостеру в период несовершеннолетия Генриха VI, и те же ограничения его власти.
Далее парламент постановил, что, если король не исцелится в достаточной мере, чтобы взять на себя контроль над правительством, должность лорда-протектора перейдет принцу Эдварду, когда он достигнет совершеннолетия. Поскольку до этого оставалось по крайней мере четырнадцать лет, лорды выказали Йорку исключительное доверие, поручив ему управление страной на столь долгий срок.
После того как его назначение было одобрено, Йорк попросил у палаты лордов помощи и поддержки в решении предстоящей задачи, говоря: «Я готов служить вам, не щадя живота своего». Затем парламент составил предварительный проект акта, официально утверждающего его на эту должность.
Едва ли не первое, что он сделал после своего назначения, – это сместил Сомерсета со всех постов и должностей, дарованных ему королем, и приказал арестовать его. Сомерсет находился в покоях королевы, когда за ним явилась стража, чтобы доставить в Тауэр, и на сей раз Маргарита оказалась бессильна его спасти. Тем не менее она, продемонстрировав дерзость и вызывающее поведение, навестила его в темнице и заверила в своей неизменной благосклонности. Парламент не позволил предать Сомерсета суду, как хотел того Йорк, но лорд-протектор не отличался мстительностью, а потому теперь, когда Сомерсет был удален с политической сцены, оставил его в Тауэре живым и невредимым.
3 апреля Йорк был официально назначен лордом-протектором на краткой церемонии, во время которой официально подтвердил клятву верности, данную им Генриху VI на коронации, и подписал грамоту, которой нарекался лордом-протектором. Эта процедура обеспечивала его смещение с должности в том случае, если он нарушит клятву. 10-го числа он назначил своего сторонника Солсбери лордом-канцлером Англии.
Вскоре после этого Йорк повелел королеве удалиться в Виндзор и пребывать там вместе с супругом, дав ей понять, что отныне ее влияние будет ограничено исключительно домашней сферой; кроме того, как только она туда перебралась, покидать Виндзор разгневанной Маргарите было запрещено. Оправдались ее худшие опасения, и, разъяренная и разочарованная тем, что ее лишили регентства, она предпочла поверить, будто вельможи избрали Йорка лордом-протектором, так как и в самом деле намеревались возвести его на трон, и была убеждена, что вскоре он попробует захватить престол. Самая ее беспомощность лишь усугубляла ее страх за мужа и сына.
Хотя все это время он был чрезвычайно занят, Йорк не забыл послать пасхальные подарки, зеленые кафтаны, своим сыновьям: старшему, Марчу, которому исполнилось двенадцать, и Рэтленду, которому сравнялось одиннадцать; оба они постигали науки под руководством ученого наставника Ричарда Крофта в Ладлоу. Эдвард ответил отцу, поздравив его с недавней победой в парламенте и поблагодарив «прещедрого и добрейшего нашего батюшку за присланные нам только что, к нашей великой радости, зеленые кафтаны». Он спрашивал, нельзя ли также прислать им «со следующим надежным нарочным красивые шапочки, ибо у нас великая нужда в оных. А что касается вашего нам повеления учиться прилежно в юности, дабы в преклонные наши годы могли мы через сие снискать почет и славу, то, да будет известно Вашей Милости, мы весьма преуспели в постижении наук и будем продолжать ученье наше». Тем не менее мальчик завершил свое письмо жалобой на «непомерные притеснения и унижения, коим подвергает нас мастер Крофт». Нам неизвестно, обратил ли на это внимание его отец.
28 июля Йорк назначил себя капитаном Кале вместо Сомерсета в попытке установить контроль над проливом Ла-Манш и воспрепятствовать нападениям на английские суда французских пиратов. Кроме того, он попробовал защитить западные побережья и регионы Англии, попросив парламент подтвердить его назначение лордом-наместником Ирландии. Впрочем, на сей раз его обязанности в Дублине исполнял заместитель.
В должности лорда-протектора Йорк показал себя добросовестным и умелым. Он предпринимал энергичные попытки восстановить достойное правление и исполнял свои обязанности эффективно и честно. Его противники ожидали, что уж теперь-то он отомстит им за годы унижений и отстранения от власти, однако он повел себя по отношению к ним весьма сдержанно, предпочитая сотрудничать с ними в совете ради блага королевства. Он пользовался умелой поддержкой Солсбери и Уорика, и они создали грозный и на первый взгляд непобедимый триумвират, символически представлявший исключительное могущество аристократов, получающих доходы от земельных угодий и обладающих огромным влиянием в своих поместьях. Младший брат Уорика, Джордж Невилл, всего двадцати лет от роду, уже начал головокружительную церковную карьеру. Когда освобождались светские должности, Йорк пытался упрочить свое положение, назначая на них своих приближенных, а еще возвысил своего родственника Томаса Буршье, пожаловав ему сан архиепископа Кентерберийского.
Одной из главных забот Йорка было восстановить порядок, особенно на севере, где Перси и Невиллы по-прежнему «нарушали королевский мир». В мае он посетил эти области, дабы призвать к ответу воинственных, то и дело норовящих броситься в схватку Перси. Впрочем, как пишет Бенет, при его приближении они обратились в бегство. Кроме того, его волновал тайный ропот и недовольство проланкастерских сил на севере и на западе, и в июле он приказал взять в заложники и заточить в замке Понтефракт сторонника Ланкастеров герцога Эксетера, чтобы обеспечить достойное поведение его приближенных.
Йорк добился весьма значительных успехов в восстановлении власти совета, подписывая выданные им ордера и указы «Р. Йорк». Он попытался привести в порядок финансы короны, чтобы подобающим образом содержать королевский двор, не делая новых долгов и не опустошая казну. В ноябре он заставил совет принять постановления, сокращающие и реформирующее придворное хозяйство ради пущей экономии и оптимизации расходов. Даже сводные братья Генриха, Тюдоры, обнаружили, что их содержание урезано и что отныне каждому из них придется ограничиться только одним капелланом, двумя оруженосцами, двумя телохранителями и двумя камергерами, то есть свитой, равной по численности свите королевского исповедника. Тем не менее Ричмонд и Пембрук поддержали реформы, осознавая, что их проведение – в интересах короля. На самом деле эти реформы двора были направлены главным образом против королевы, поскольку представляли собой попытку лишить ее средств, которыми она могла бы вознаграждать своих фаворитов, если бы вернулась к власти. Ее придворный штат сократили до ста двадцати человек, а штат служителей принца Уэльского – до тридцати восьми, что дало ей дополнительный повод ненавидеть Йорка. Несмотря на все усилия, которые он предпринимал на посту лорда-протектора, Йорк все же не сумел привлечь на свою сторону большинство пэров. Некоторые из них подозревали его в нечестности и своекорыстии и не спешили ему довериться, а многие до сих пор негодовали на его надменные, высокомерные манеры.