В Рождество 1454 года, как раз когда Йорк довольно успешно решал задачу реформирования системы управления, «король милостью Божьей исцелился», спустя шестнадцать с половиной месяцев выйдя из болезненного оцепенения, «словно человек, пробудившийся после долгого сна». Он не помнил решительно ничего из того, что происходило с ним во время продолжительного приступа недуга, и сообщил придворным, что «до сего мгновения не знал и не ведал, что ему говорили и где он пребывал». Как только к нему вернулся дар речи, он повелел отслужить благодарственную мессу в часовне Святого Георгия и приказал денно и нощно читать молитвы о его полном исцелении. 27 декабря он повелел своему служителю, ведавшему раздачей милостыни, отправиться в Кентербери с пожертвованием, а своему секретарю – принести дары у раки Святого Эдуарда Исповедника в Вестминстерском аббатстве.
На следующий день, ближе к вечеру, согласно письмам Пастонов,
королева пришла к нему, взяв с собою милорда принца. И тогда он вопросил, какое имя нарекли принцу, и королева ответствовала, что нарекли ему имя Эдвард, и тогда король вознес длани свои и возблагодарил Господа. А затем вопросил он, кто был назначен принцу в восприемники от купели, и королева ответствовала, и король соблаговолил возрадоваться сему. А когда она поведала ему о том, что кардинал преставился, он ответствовал, что впервые слышит об этом.
По свидетельству одного источника, Генрих заявил, что принц «родился не иначе как от Духа Святого», и это вызвало немало непристойного веселья в лагере сторонников Йорка. Однако нет никаких сомнений, что Генрих, нисколько не колеблясь, назвал принца своим сыном. В конце концов, он еще до своей болезни узнал о беременности королевы и не испытывал никаких подозрений по поводу отцовства будущего ребенка, поэтому сейчас у него не было никаких причин сомневаться в происхождении принца. Впоследствии он неизменно будет заботиться о нем, как подобает доброму, любящему отцу.
«Благодарение Господу, – писал Эдмунд Клир, придворный эсквайр, Джону Пастону 9 января 1455 года, – король совершенно исцелился и с Рождества пребывает в добром здравии». За два дня до того епископ Винчестерский и настоятель церкви Святого Иоанна, что в Кларкенуэлле, посетили монарха, «и он изволил говорить с ними столь же разумно, сколь и всегда, и, выйдя от него, они заплакали от радости. И король объявил, что желает добра всем ближним своим и чает лишь, чтобы таковой любви к ближнему преисполнились все его лорды. А сейчас он читает молитвы за утреней и вечерней и служит мессу со всем возможным благочестием».
Тем не менее «Кройлендская хроника» ясно дает понять, что душевное здоровье Генриха так и не восстановилось в полной мере на протяжении нескольких лет после того, как он пришел в себя, и есть другие свидетельства, что он так до конца и не исцелился от тяжелейшего нервного срыва. В течение всей жизни его будут преследовать краткие периоды помрачения рассудка. В 1461 году автор «Кройлендской хроники» писал: «Много лет король страдал умственной немощью; душевная слабость не покидала его долгое время». Болезнь изменила его. Он сделался более отрешенным и погруженным в себя и стал искать утешения в религии; кроме того, из-за своего недуга он оказался почти совершенно беспомощным и зависимым от деспотичной жены и вечно враждующих аристократов. Королевская власть отныне будет находиться в руках не просто безвольного, нерешительного короля, но короля, ослабленного долгим психическим заболеванием, которое в любую минуту могло вернуться.
Часть IIВойны роз
13. Войны роз
Протекторат Йорка оказался слишком коротким, чтобы предпринятые им реформы совета и королевского двора возымели хоть сколько-нибудь продолжительное действие. 9 января 1455 года король, к удивлению и восторгу всех присутствующих, неожиданно прибыл в парламент, потом поблагодарил членов парламента за верность и заботу и освободил Йорка от должности лорда-протектора. После этого под радостные крики своих сторонников из лагеря Ланкастеров он распустил парламент. Бенет говорит, что Йорк официально ушел в отставку, передав свой пост королю «в Гринвиче, а до того целый год правил страной отменно, благородно, чудесным образом замирив всех мятежников и злодеев, поступая по закону и не проявляя излишней жестокости, на удивление справедливо и милосердно, и покинул свою должность, снискав почет и любовь англичан».
Как только Йорк был смещен с поста, приверженцы Ланкастеров обрушили возмездие на его сторонников. Солсбери освободили от должности, а лордом-канцлером назначили вместо него архиепископа Буршье, который стал осмотрительно соблюдать нейтралитет, хотя впоследствии примкнул к йоркистам. Верховным казначеем сделался фаворит королевы, Уилтшир, а герцог Эксетер был освобожден из заточения. Разумеется, королева, не теряя времени, потребовала, чтобы король выпустил из Тауэра Сомерсета, и 16-го герцог вышел на свободу; ему тотчас же вернули отнятые Йорком должности лорда – верховного констебля Англии и капитана Кале. «Герцог Сомерсет, – писал Бенет, – снова сделался главой правительства под началом короля, хотя в прошлом едва не погубил Англию своим нерадением, недальновидностью и корыстолюбием». Возвращенный ко двору и восстановленный на своих прежних высоких должностях, Сомерсет немедля принялся вместе с королевой плести нити заговора с целью уничтожить Йорка, а тем временем по заступничеству архиепископа Кентерберийского и герцога Бэкингема король даровал прощение всем тем, кто извлек пользу из тюремного заточения Сомерсета, получив его конфискованное имущество.
Услышав весть об освобождении Сомерсета, Йорк с отвращением удалился в свою северную крепость, замок Сэндел, расположенный неподалеку от Уэйкфилда в Йоркшире, осознавая, что снова утратил политическое влияние и оказался не у дел и что Сомерсет непременно попытается ему отомстить. Солсбери также поскакал на север в свой замок Мидлем; его тоже ожидало неясное будущее. Однако Йорк и его союзники не собирались оставаться за бортом и вскоре начали обсуждать, как лучше всего лишить власти Сомерсета.
К марту 1455 года многим приверженцам Ланкастеров вернули прежние высокие должности, а целью подобной политики, видимо, было спровоцировать Йорка. Королева в последнее время стала подчеркнуто покровительствовать графу Нортумберленду и лорду Клиффорду, которые теперь переметнулись в лагерь Ланкастеров и сделались их горячими сторонниками. Ни у того ни у другого не было оснований любить Йорка, потому что он выступал как союзник их величайших врагов, Невиллов. Кроме того, Маргарита всячески пыталась обеспечить дому Ланкастеров поддержку аристократии Уэльса и юго-западных графств. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что Йорк пользуется немалым влиянием в Валлийской марке, и вполне предвидела серьезные проблемы в том случае, если ее враг сумеет распространить его на всю валлийскую границу. Здесь располагались имения Уорика, сэра Уильяма Герберта, Эдварда Невилла, лорда Бергевенни и герцога Бэкингема. Бэкингем неизменно хранил верность королю, но можно ли было сказать то же об остальных? Поэтому Маргарита сделала все, чтобы не утратить преданности Джаспера Тюдора, и даже попыталась привлечь на свою сторону Герберта, состоявшего в числе приближенных Йорка. Герберт был человеком, которому не стоило доверять, и на протяжении нескольких ближайших лет Йорк и королева будут соперничать, тщась расположить его к себе. Впоследствии, когда Пембрук утвердит господство Ланкастеров в западном Уэльсе, Маргарита удвоит усилия в попытках добиться поддержки Герберта.
Вскоре после Пасхи, пишет Бенет, между Йорком и Сомерсетом разгорелась другая ссора, «ибо Сомерсет замыслил погубить Йорка. Он уведомил короля о том, что герцог Йоркский-де жаждет низложить его и сам править Англией, в каковом навете не было ни слова правды». Потом Уорик узнал от своих шпионов, что Сомерсет намеревается провести в Вестминстере тайное совещание, на которое пригласят лишь пэров, сочувствующих придворной партии.
Йорк и Солсбери не готовы были безучастно ждать, какие шаги предпримут королева и Сомерсет. Побуждаемые Уориком, они энергично собрали войско, для которого рекрутировали людей из северных областей вдоль границы с Шотландией. По-видимому, этим рекрутам велели собраться и в Мидлеме, и в Сэнделе. В начале мая Уорик стал призывать солдат в замке Уорик, формируя крупную армию. Йорк, Солсбери и Уорик не только готовились к вооруженному конфликту, но и все как один написали королю, торжественно заявляя, что они – его верные вассалы. Их письма перехватила придворная партия, и король так и не увидел эти послания.
Хотя королева и ее сторонники были твердо уверены в том, что Йорк замышляет захватить трон, не существует никаких относящихся к эпохе войн Алой и Белой розы свидетельств, что он лелеял подобные намерения. Может быть, англичане и помнили, что короли Ланкастерской династии узурпировали власть, но тем не менее они правили полвека, и буквально никто не оспаривал их право на престол, их признал парламент, их при коронации с соблюдением священных обрядов помазала на царство церковь. Даже если бы Йорк и захотел совершить отчаянную попытку захвата власти, его поддержали бы очень немногие аристократы, ведь риск неудачи был слишком велик, а он не пользовался среди них достаточной популярностью. Даже если некоторые его сторонники и считали, что герцога исключили из числа законных наследников престола в пользу принца с весьма сомнительными правами, в то время они не высказывали свои сомнения вслух.
В начале мая королева и Сомерсет, вместо того чтобы, как планировалось, устроить совещание в Вестминстере, созвали множество вельмож, симпатизирующих Ланкастерам, на большой совет, местом проведения которого был избран Лестер, городок в центре региона, где преобладали сторонники Ланкастеров. Главным пунктом повестки дня оказалось обеспечение безопасности короля, «на которую покушаются враги». Поскольку Йорка, Солсбери и Уорика на совет не пригласили, не оставалось особых сомнений по поводу того, кто же эти враги и в чем заключается истинная цель совета. Королева и Сомерсе