У большинства аристократов удивительный поступок Йорка вызвал страх, неуверенность и глубокую тревогу. Как могли они поддержать его притязания на престол, если все они в прошлом присягнули на верность Генриху VI? Тот факт, что Генрих внушал такую преданность спустя десятилетия дурного правления, – свидетельство мистического ореола, окружавшего монархию в ту пору и, возможно, составлявшего самый любопытный аспект войн Алой и Белой розы, а также уважения и почтения, которые испытывали подданные к его личным добродетелям. Столь же знаменательно то обстоятельство, что Генрих не сумел извлечь для себя никакой пользы из этой поддержки. В свое время могущественные вельможи ничтоже сумняшеся низложили Ричарда II, но тирания Ричарда угрожала их ревниво оберегаемым привилегиям. В царствование же Генриха VI многие вельможи процветали.
Даже Уорика и Солсбери потрясло и разгневало поведение Йорка. Они поддерживали его в стремлении провести реформы и в попытках добиться для себя власти, но на сей раз они почувствовали, что он зашел слишком далеко и даже не обсудил предварительно свои намерения с ними. К тому же они полагали, что не могут оказать ему содействие в осуществлении его притязаний на трон, ведь, как и большинство вельмож, они не видели причин свергать Генриха VI, признанного и помазанного на царство монарха, пребывавшего на престоле вот уже тридцать восемь лет.
Уорик и его брат Томас Невилл, не теряя времени, отправились в апартаменты Йорка в Вестминстере упрекать и вразумлять его. Покой заполняли вооруженные ратники, и Уорик увидел Йорка в дальнем конце комнаты; он сидел, облокотясь на поставец. Уорик был в ярости и «без обиняков» сказал Йорку об этом, присовокупив, «почему именно». Тут вошел юный Рэтленд и, увидев, что граф осыпает его отца обвинениями, сказал: «Достойный сэр, не гневайтесь, ибо вам ведомо, что это нам принадлежит право на корону Англии и что мой милорд батюшка должен получить ее».
Марч, тоже присутствовавший при этой сцене, понял, что Уорик отнюдь не настроен терпеть такие речи, и осознал, что столь могущественного союзника нельзя оскорблять. «Братец, – произнес он, – не досаждай никому, ибо все сложится ко благу». Уорик, сдержав свой гнев, отвернулся от Йорка и Рэтленда и подчеркнуто стал обращаться к одному Марчу.
Хотя вельможи быстро дали Йорку понять, что они не изменят клятвам верности, которые принесли Генриху VI, он был намерен добиваться своей цели. 16 октября, восседая на троне в Вестминстер-Холле, он официально предъявил права на английскую корону, а затем вручил членам палаты лордов в парламенте родословие, демонстрирующее его происхождение от Генриха III. Члены палаты лордов не выказали особого одобрения и спросили его, почему же он не заявил о своих притязаниях прежде. На это он отвечал: «Хотя можно некоторое время не востребовать свое право и не заявлять о нем, оно оттого не исчезнет и не умалится»[31].
На следующий день члены палаты лордов почтительно стали вопрошать короля, что думает он об этом деле, и он повелел им составить список возражений против притязаний Йорка. Члены палаты лордов изложили дело судьям, барристерам высшего ранга и королевским атторнеям, но ни один из них совершенно не хотел высказываться по поводу того, законны притязания Йорка или нет, отговариваясь тем, что дело это вне их компетенции и что лишь королю и Йорку уместно решать его между собою. Более того, дело это касается сфер столь возвышенных, что находится над законом и превосходит их ученость, и потому они переадресуют его высшей законодательной власти – палате лордов парламента.
Засим воспоследовало бурное обсуждение, сопровождавшееся тщательным и придирчивым рассмотрением пожелтевших родословий, статутов и прецедентов. Члены палаты лордов предупредили Йорка, что решить этот спор быстро и легко они не могут, причем камнем преткновения оказались их вассальные клятвы верности Генриху VI, а также еще одна, которой они обязались признать своим будущим монархом принца Эдварда. Они указали, что Йорк тоже принес эти клятвы, и отослали его к «великим и знаменательным парламентским актам, недвусмысленно и обоснованно возражающим против [его] притязаний на трон». Они полагали, что эти акты признают право на престол Генриха и что именно они выносят окончательный вердикт по спорному вопросу.
Йорк отвечал, что клятвы, принесенные пэрами Генриху VI, не имеют силы, поскольку смысл и назначение любой присяги заключается в утверждении истины, а истина в том, что законный король – он, а не Генрих, и потому члены палаты лордов должны помочь ему вернуть то, что принадлежит ему по праву. По его словам, наследование подчиняется закону Господню, а он – превыше всех законов людских.
Томас Торп, спикер палаты общин, впоследствии весьма едко и язвительно отозвался в парламенте о притязаниях Йорка. Однако, хотя Йорк и не был пока королем, он все же обладал значительной властью, и Торп вскоре оказался в лондонской тюрьме Флит, обвиненный Йорком в незаконном нарушении границ своих владений и воровстве. В этих злодеяниях его признали виновным и приговорили к штрафу, вызвав протесты в палате общин. Но возмущалась она тщетно, и членам ее не оставалось ничего иного, кроме как избрать другого спикера.
Наконец палата лордов неохотно заключила, что Йорк имеет более обоснованные права на корону, чем Генрих VI, однако большинством всего в пять голосов она вынесла решение, что на этой стадии смена династии немыслима. Члены палаты лордов вынуждены были теперь пойти на компромисс, не потому, что Йорк по сравнению с Генрихом обладал неоспоримым правом, но потому, что отдавали себе отчет в неутешительном обстоятельстве: если они заупрямятся, он заставит их признать свои права.
31 октября было объявлено, что король и Йорк примирились, а на следующий день в соборе Святого Павла «король явился в короне и возглавлял процессию герцогов, графов и лордов в знак достигнутого согласия». Парламент теперь принял решение, что король Генрих «будет править в Англии столько, сколько лет жизни будет ему отпущено». Принц Эдвард будет лишен наследства, а прямым наследником Генриха объявлен Йорк, которому надлежит взойти на трон после смерти Генриха. Это был не лучший компромисс, на достижение которого рассчитывал Йорк, и в половинчатом решении отразилась неприязнь к нему палаты лордов, ведь Йорк, в конце концов, был на десять лет старше короля и, если предположить естественный ход событий, должен был скончаться раньше Генриха.
24 октября был принят «Акт о престолонаследии», более известный как «Акт о согласии»: он закреплял за новым порядком престолонаследия статус закона. Спустя четыре дня Генрих VI под давлением немногих вельмож, присутствовавших в парламенте, – остальные сочли более разумным не прийти на заседание – принял его условия, и акт сделался законом. Король тотчас же отправил послание королеве, повелевая ей привезти принца в Лондон и предупреждая, что если она ослушается, то будет объявлена мятежницей.
Теперь, когда остро стал вопрос о династической преемственности, войны роз поменяли свой ход. Они были уже не борьбой за верховную власть между Йорком и партией королевы, но превратились отныне в соперничество за самый престол, а реформы правительства как цель отошли на второй план. Выход из-под контроля династических распрей возымеет далеко идущие последствия для престолонаследия на ближайшие четверть века и даже более, ослабив представление о законном титуле монарха и воспламенив честолюбие тех, кто отличался великим могуществом при сомнительном праве. Кроме того, отныне исход любой битвы рассматривался как знак благоволения Господня притязанию того или иного победителя.
В конце октября парламент отменил билль об объявлении вне закона и лишении прав Йорка и его сторонников и вернул им титулы, земли и имущество. 8 ноября Йорк был объявлен престолонаследником и протектором Англии. Все лорды, духовные и светские, присягнули ему как наследнику короля, а он, в свою очередь, присягнул на верность Генриху и лордам, объявив, что также будет соблюдать все соглашения и договоры, заключенные ранее.
Отныне Йорк правил Англией от имени короля. Он вполне мог решить, что теперь он неуязвим, однако ему снова предстояло убедиться, что он ошибался.
«Акт о согласии» вызвал яростную политическую бурю. Королева двинулась на юг со своими шотландскими рекрутами, в ряды которых по пути вливались большие отряды из Нортумберленда, Камберленда, Вестморленда и Ланкашира. Многих из числа северных лордов, которые присоединились к ее войску, мало интересовали животрепещущие политические вопросы, решавшие судьбу страны, они были движимы скорее своекорыстием и желанием пограбить процветающий юг, предмет их давней зависти. Тем временем Сомерсет и Девон шли маршем на Йорк, с юго-запада через Бат и Ковентри, с большим отрядом джентльменов, рыцарей и солдат. Потом Маргарита узнала, что к ней на помощь спешат лорды Клиффорд, Рос, Грейстоук, Невилл и Лэтимер.
Получив в Халле (Гуле) весть о том, что парламент лишил престола ее сына, Маргарита пришла в ярость и немедленно расширила масштабы своей призывной кампании, набрав пятнадцатитысячное войско в замке Понтефракт и поставив во главе своих солдат Сомерсета, Нортумберленда и Девона. К тому времени, как ее армия достигла Йорка, в этой армии насчитывалось уже 20 тысяч человек. Тот факт, что королеве удалось собрать столь впечатляющее войско в самом конце года, когда сезон военных действий уже давно завершился, свидетельствует о ее энергии и упорстве, а также о непреклонной решимости отстаивать интересы своего сына. Более того, королева сумела набрать армию столь быстро и столь тайно, что Йорк далеко не сразу сообразил, что происходит.
В Йорке Маргарита заявила официальный протест против «Акта о согласии» и бросила герцогу Йоркскому вызов, предлагая разрешить вопрос о престолонаследии на поле брани. Затем она созвала военный совет и сообщила лордам о своем намерении пойти на Лондон и освободить короля из вражеского плена. Лорды, не поддержавшие «Акт о согласии», разделяли ее гнев, и многие стекались к ней, чтобы взяться за оружие, став на защиту ее интересов.