В конце ноября ланкастерское войско двинулось из Йорка на юг. Когда оно проходило по Йоркширу, королева с большим удовольствием позволила своим солдатам разграбить дома арендаторов Йорка и Солсбери. Кроме того, они разорили принадлежащий Йорку замок Сэндел, причем суеверные не без страха заметили, что в этом году в замковом парке не свила гнездо ни одна цапля.
Узнав о действиях Маргариты, Йорк немедля организовал новую пропагандистскую кампанию, рассчитанную на то, чтобы вызвать у южан страх перед варварскими северными ордами королевы, а также начал приготовления к маршу на север с целью устранить эту новую угрозу. Королева и принц написали совету лондонского Сити, требуя денежной и военной помощи, однако их послания были проигнорированы. Йорку же, напротив, выделили ссуду в размере пятисот марок для финансирования военного похода. Под его контролем находился также королевский оружейный арсенал Тауэра, и он повелел взять оттуда несколько пушек и отправить на север.
Йорк и Солсбери выехали из Лондона во главе пяти-шеститысячного войска 9 декабря под приветственные крики радостной толпы, выстроившейся по обеим сторонам улиц; Уорика оставили следить за порядком в столице. Они двинулись маршем на север через Ноттингем, по пути вербуя солдат. Впрочем, многие из их разведчиков, или «выглядчиков», были убиты в схватке с людьми Сомерсета в Уорксопе, и одновременно ланкастерские разведчики обнаружили, что армия Йорка значительно уступает по численности их собственной.
Йорк направлялся в свой замок Сэндел, располагавшийся в двух милях от Уэйкфилда, поскольку, по словам Уитхэмстеда, хотел провести Рождество среди своих близких, в тепле и уюте родного дома. Кроме того, он считал необходимым появиться в этих краях, так как его арендаторы пострадали от притеснений ланкастерских лордов. Возведенный во времена Эдуарда II, замок Сэндел был могучей и величественной крепостью, занимающей важное положение, хотя сегодня от него остались только осыпающиеся, открытые ветрам и непогоде руины. Прибыв туда 21-го числа, Йорк велел своим людям вырыть вокруг замка траншеи и установить в стратегически значимых местах вдоль стен пушки, тем самым, по крайней мере теоретически, заняв удачную оборонительную позицию на случай нападения Ланкастеров. В его планы входило дождаться появления Марча, двигавшегося из Шрусбери с подкреплениями, а потом вступить в бой с врагом; пока же он обосновался со своими людьми в замке и принялся праздновать Рождество.
Сомерсет и Нортумберленд хотели бы осадить Йорка в замке Сэндел и в любом случае намеревались перерезать ему все пути снабжения. Однако, не имея достаточно ресурсов для осады, они решили каким-то образом выманить Йорка из замка и заставить его вступить в битву до прихода Марча. Ланкастеры, несомненно, располагали более внушительными силами, примерно двадцатитысячным войском по сравнению с армией Йорка, насчитывавшей не более двенадцати тысяч человек, а кроме того, за Ланкастеров сражалось немалое число вельмож, включая Эксетера, Сомерсета, Девона, Нортумберленда и Клиффорда. В войске Йорка не было ни одного пэра, кроме преданного ему Солсбери. Если среди командиров королевы числились закаленные в битвах сэр Болдуин Фулфорд и сэр Джон Грей, женатый на дочери лорда Риверса Элизабет Вудвилл, то одним из пехотных отрядов Йорка командовал простой лондонский торговец тканями Джон Харроу, служивший под началом Солсбери при осаде Тауэра в июле. И хотя лорд Невилл откликнулся на призыв Йорка и прискакал в Сэндел с восемью тысячами солдат, он затем переметнулся в стан Ланкастеров. Но даже после этого Йорк недооценивал силу своих противников.
К концу декабря положение герцога делалось все более и более рискованным, хотя его командиры полагали, что, если он не покинет стен замка, бояться ему нечего. Дисциплину его люди соблюдали скверно; многим позволялось выходить из замка на поиски провизии, тем самым «во всеуслышание объявляя» врагу, что запасы продовольствия в Сэнделе заканчиваются, а его разведчики показали себя неумелыми и не смогли раскрыть планы Ланкастеров. Сэр Дэви Холл, дед хрониста эпохи Тюдоров Эдварда Холла, посоветовал Йорку не выпускать солдат за стены, «а держать в замке», на что Йорк возразил: «Неужели ты хочешь, чтобы я, из страха перед сварливой женщиной, чье единственное оружие – язык да ногти, запер свои ворота? Тогда все станут смеяться надо мною да поносить меня: мол, надо же, подумать только, раньше ни один мужчина не мог запугать его, а теперь он перед женщиной труса празднует!»
Во время рождественских празднеств Сомерсет приехал к Йорку на переговоры, и они условились, что перемирие будет продолжаться до Богоявления, то есть до 6 января; впрочем, королевские командиры не собирались его соблюдать. Три дня подряд они подсылали к Йорку глашатая, наказывая осыпать его оскорблениями, дабы тот не выдержал и перешел в наступление. Подосланный к Йорку глашатай публично насмехался над ним и «честил его презренным трусом, присмиревшим, когда на него нагнала страху женщина!». 29-го числа Ланкастеры отобрали четыреста человек, облачили их в соответствующие одеяния, выдав за йоркистские подкрепления, и послали их «на помощь» гарнизону Сэндела. Хитрость удалась.
Неизвестно, почему Йорк покинул надежные стены замка 30 декабря. В ту пору бытовало мнение, будто быстро сокращавшиеся запасы провизии заставили его выслать отряд на поиски продовольствия. Эти люди либо атаковали засевших в засаде сторонников Ланкастеров и были вынуждены сразу отступить назад в замок, либо были атакованы ими. Существует и другая теория, согласно которой отряд подкрепления во главе с Эндрю Троллопом, присоединившийся к королевскому войску накануне ночью, также подъехал к замку Сэндел под видом йоркистов, облачившись в ливреи Уорика; Йорк, заметив, как они приближаются на рассвете, или выехал им навстречу, или, поняв, что перед ним замаскированные враги, решился на вылазку за крепостные стены, перейдя в наступление.
Что бы ни случилось, центр ланкастерской армии под командованием Сомерсета теперь занял позицию возле замка и стал ждать начала битвы. Одновременно правый и левый фланги ланкастерского войска под командованием Уилтшира и Роса затаились в лесистой местности по обеим сторонам от входа в крепость Йорка. Йорк явно не представлял себе, что враг столь близко, да к тому же еще столь многочислен, и что затаился в засаде, подстерегая его и его людей. К тому же он не стал слушать советов своих командиров, по-прежнему уговаривавших его дожидаться подкреплений. Ничего не подозревая, Йорк и Солсбери во главе своих людей выехали из замка, проскакали по подъемному мосту и легким галопом пустились вниз по холму в открытые поля к югу от реки Колдер, в местность, известную под названием Уэйкфилд-Грин, Уэйкфилдский луг. Вместе с ними находился и семнадцатилетний сын Йорка, Рэтленд. Засевший в засаде центр Ланкастеров бросился им навстречу, последовало яростное, ожесточенное сражение, причем йоркисты бились с отчаянной храбростью, полагая, что одерживают верх. Однако Сомерсет последовал стратегическому плану, разработанному Троллопом, с катастрофическими последствиями для йоркистов. Как только йоркисты выехали из замка, он и его заместитель, лорд Клиффорд, послали Уилтширу приказ занять замок, а лорду Росу – отрезать Йорку пути к отступлению. Внезапно из лесов вырвались и хлынули на йоркистов два ланкастерских фланга, окружив их с трех сторон, «словно рыбу в сети или оленя в тенетах». Йоркисты поняли, что противник многократно их превосходит, но было уже поздно. Многие погибли, а оставшиеся в живых поспешили сложить оружие и сдаться. Йорка стащили с коня и убили в разгаре битвы.
Когда юный граф Рэтленд покидал поле брани в сопровождении своего наставника, сэра Роберта Аспсолла, лорд Клиффорд подскакал к ним и потребовал, чтобы ему сказали, что это за юноша. Аспсолл, проявив преступную глупость, воскликнул: «Пощадите его, ибо это сын короля, и вас щедро вознаградят!»
«И чей же это сын?» – недоверчиво осведомился Клиффорд и, не дожидаясь ответа, ибо уже и сам догадался, вонзил кинжал в сердце Рэтленду, выкрикнув: «Клянусь Богом, твой отец убил моего! Тогда и я убью проклятое отродье Йорков!»
Писатели более поздних эпох всячески расцветили и приукрасили историю гибели Рэтленда, утверждая, будто он попытался укрыться в доме бедной жительницы Уэйкфилда, однако его выследили и выволокли оттуда люди Клиффорда. По преданию, крестьянка заперла перед ним дверь, пока юнец отчаянно рвался внутрь и кричал, прося впустить его, и тут его закололи ланкастерские солдаты. Антикварий тюдоровской эпохи Джон Лиленд утверждал, что убийство совершилось возле Уэйкфилдского моста и на мосту этом якобы стояла часовня, сооруженная на средства брата Рэтленда Эдварда; впрочем, ее возвели в 1357 году, а значит, никак не могли построить ради увековечения памяти графа. Скорее убийство произошло в Уэйкфилде, там, где нынешняя улица Кёркгейт упирается в улицу Парк-стрит, потому что там был водружен крест в память о Рэтленде.
По словам Бенета, около тысячи человек погибли в этой битве; по крайней мере половина того отряда, что выехал вместе с Йорком из замка, была либо убита, либо ранена. Ходили слухи, будто весь Уэйкфилдский луг был усеян трупами. Среди погибших числились сын Солсбери, сэр Томас Невилл, а также сэр Томас Парр, сэр Эдвард Буршье и лондонский торговец Джон Харроу – люди, составлявшие костяк свиты Йорка.
Ночью после битвы Солсбери был взят в плен одним из людей Троллопа и отвезен в замок Понтефракт, где был заточен в темницу. Он подкупил тюремщика, чтобы тот освободил его, но, когда он уже готовился ускользнуть из замка, «местные простолюдины, не терпевшие его, силой выволокли его за крепостные стены и отрубили ему голову». После его смерти богатейшим вельможей и одним из самых могущественных людей королевства сделался Уорик, ибо теперь он присовокупил к своему наследству, полученному в качестве приданого за женой, Анной де Бошан, огромные земельные владения своего отца, сосредоточенные на севере, а также титул и поместья графа Солсбери и замки Мидлем и Шериф-Хаттон, которые в будущем станут любимыми его резиденциями; надо ли говорить, что вместе с земельными владениями Уорик унаследовал и отцовскую власть над огромными территориями. Теперь Уорику принадлежало вдвое больше земель, чем когда-либо подданному короля до него, и он превратился во врага, которого поневоле приходилось бояться.