Отцы города решили отправить этих знатных леди назад к королю и королеве вместе с четырьмя олдерменами, чтобы достичь соглашения, по условиям которого Генрих и Маргарита могли войти в столицу, если не допустят ее разграбления, не подвергнут ее карам и воспрепятствуют разгулу в ней насилия. Но до лондонцев доходило слишком много слухов о зверствах королевского войска, а кроме того, они смертельно устали от дурного правления Ланкастеров и их королевы-француженки. «Воистину, великое случается зло, когда страной правит женщина, – писал анонимный лондонский наблюдатель того времени, —
я говорю о королеве Маргарите, вознамерившейся управлять Англией самовластно и уничтожить линию законных наследников. Потому-то и ожидало ее падение, к великой ее скорби и досаде. А теперь, не добившись своего, хотя бы даже ценой бунтов, беспорядка и хаоса во всей Англии, она и злобная ее клика преисполнились решимости не оставить в сих краях камня на камне».
Горожане медлили и колебались, не зная, стоит отпереть ворота королеве или нет. Решающую роль сыграла весть о разграблении Сент-Олбанса. Лорд-мэр и несколько его олдерменов были в буквальном смысле единственными людьми в Лондоне, которые ее поддерживали, и, совершенно предсказуемо, они не пользовались популярностью и были вынуждены уступить разгневанным горожанам, опасавшимся за свои дома, своих женщин и свое имущество. Городские ворота заперли.
Примерно 21-го числа Маргарита разделила свое войско; большая его часть отступила вместе с ней в Данстейбл, а другой отряд, состоявший из лучших ее людей, был послан в Барнет, где остановился на привал. Людей ее постепенно охватывало негодование, оттого что им не выплачивали денежное довольствие и почти не выдавали пайков. Многие готовы были взбунтоваться, и королева осознавала, что должна как можно скорее найти съестные припасы и деньги, иначе ей грозит катастрофа. Перебравшись в Барнет, она отправила жителям Лондона два послания, в которых уверяла их в своих добрых намерениях. Ее командиры предупредили ее, что двигаться далее на юг и принуждать лондонцев к повиновению нельзя, однако северян, понявших, что возможность разграбить столицу и ее пригороды от них ускользает, охватила ярость. Сотни дезертировали, но, поскольку после победы при Сент-Олбансе в ряды ланкастерского войска влилось множество новых рекрутов, армия в большей или меньшей степени сохранила свою численность.
После этого Маргарита снова послала делегацию знатных леди и олдерменов в Лондон на переговоры, чтобы обсудить условия его сдачи, приказала его жителям объявить Эдварда Йоркского изменником и обещала им амнистию. Они не поверили ей, и правильно сделали, ведь ее следующим шагом стала отправка элитной части из четырехсот солдат в Олдгейт. Здесь они потребовали впустить их в город именем короля, но лорд-мэр, изрядно запуганный народом, отказал. Другой отряд королевского войска добрался до Вестминстера, но встретил сопротивление негодующих горожан, которые оттеснили его, осыпая угрозами.
Вдовствующая герцогиня Йоркская пребывала тогда в своей резиденции замке Бейнардс, и с каждым днем ее охватывало все большее волнение за судьбу своих младших сыновей, Джорджа и Ричарда, которых Ланкастеры, если бы вошли в город, могли взять в заложники, тем самым обеспечив повиновение их брата. Поэтому она посадила их на корабль и отправила в Бургундию, к герцогу Филиппу, под защитой которого им предстояло находиться до тех пор, пока опасность не минует и они не смогут вернуться в Англию. Сама она осталась в Лондоне, молясь за благополучное возвращение старшего сына.
Осознав, что вторгнуться в Лондон она не сможет, Маргарита повелела отступить в Данстейбл, надеясь успокоить горожан и заставить их забыть о страхах. Одновременно к столице приближался Эдвард. Весьма дальновидно он отправил впереди своего войска гонца, чтобы тот объявил, будто Ланкастеры позволили своим солдатам грабить и разорять невозбранно, и уверил лондонцев, что Эдвард запретил своим людям грабеж и разбой.
Отступление Маргариты дало Эдварду шанс приблизиться к Лондону беспрепятственно, а горожане, стремясь продемонстрировать поддержку йоркистам, собрали весьма внушительную для того времени сумму, сто фунтов, и послали Эдварду для финансирования армии. Миланский посланник сообщал своему повелителю, что восторженная поддержка, оказываемая лондонцами Эдварду, вероятно, означает, что он и Уорик восторжествуют над врагами.
27 февраля Эдвард Йоркский во главе войска из 20 тысяч рыцарей и 30 тысяч пехотинцев через распахнутые ворота вступил в город и овладел Лондоном. Жители радостно приветствовали его, признавая в нем своего спасителя, избавившего их от ланкастерской угрозы. Даже в восемнадцать лет он своим обликом производил глубокое впечатление. Люди восклицали: «Слава Руанской Розе!», а какой-то лондонец, обыгрывая созвучие его титула и названия весеннего месяца, предложил: «Возвеселимся же, гуляя в новом вертограде и украшая чудный, приветный сад в марте этой прекрасной белой розой и благоуханной травой, эмблемами графа Марча!» Одесную Эдварда скакал Уорик, его могущественнейший и преданнейший союзник, также приветствуемый восторженными возгласами, ведь он давно пользовался любовью и расположением лондонцев. Эдвард поехал в замок Бейнардс увидеться с матерью, а его войско тем временем стало лагерем за городскими стенами, в Кларкенуэлл-Филдс.
Эдвард уже не мог никого уверить, в отличие от своего отца, что взялся за оружие якобы лишь для того, чтобы устранить влияние на Генриха VI корыстных, коварных советников. Теперь англичане признавали, что за беспорядок и хаос, заполонившие всю страну, несет непосредственную ответственность слабый правитель Генрих VI. Следовательно, ныне главной целью йоркистов стало отстранение его от власти и коронация Эдварда. В сущности, у них не оставалось выбора, поскольку, несмотря на теплый прием, оказанный ему в Лондоне, положение его было шатким, формально он был провозглашен изменником, объявлен вне закона и лишен всех прав, а кроме того, не имел достаточно средств и не пользовался поддержкой большинства вельмож.
Желая проверить, точно ли к Эдварду питают расположение люди, в верности которых он отчаянно нуждался для достижения успеха, в воскресенье, 1 марта, лорд-канцлер Джордж Невилл обратился к толпе горожан, смешавшихся с солдатами йоркистской армии в Сент-Джонс-Филдс, объявив, что Эдвард Йоркский – законный король Англии и что Генрих Ланкастерский был узурпатором. Когда епископ осведомился, что думают по этому поводу лондонцы, те закричали: «Да! Да! Эдвард – законный король!» – и захлопали в ладоши, а солдаты застучали по своим доспехам. «Я был тому свидетелем. Я слышал их!» – писал один хронист. На следующий день Эдвард в сопровождении Уорика, Фоконберга и Норфолка поскакал в Кларкенуэлл и устроил смотр своим войскам, зная, что, так или иначе, они вскоре снова понадобятся ему на поле брани.
На это время пришлась сессия парламента, и потому надо было создать впечатление, что Эдвард – король, избранный волей народа, а согласие народа должно было выражаться в публичных одобрительных возгласах, которыми народу надлежало Эдварда приветствовать. О подобном одобрении уже свидетельствовала сцена в Сент-Джонс-Филдс, и 3 марта архиепископ Кентерберийский, епископы Солсбери и Эксетера, а также Уорик, Норфолк, лорд Фицуолтер и другие пэры держали совет в замке Бейнардс, и по его результатам все присутствующие вельможи согласились предложить трон Эдварду. На следующий день делегация лордов и простого народа, возглавляемая Уориком, отправилась в замок Бейнардс и вручила ему петицию, умоляя принять корону и титул английского монарха, а толпа лондонцев тем временем кричала: «Король Эдвард! Храни Господь короля Эдварда!» – и молила «отомстить» за них «королю Генриху и его жене». Эдвард милостиво принял петицию лордов и вскоре после этого был провозглашен королем под именем Эдуарда IV в замке Бейнардс.
Эдуард IV, в отличие от Генриха IV, был не узурпатором, а законным наследником короны Плантагенетов, в его лице по праву вернувших себе престол спустя шестьдесят два года после того, как он был захвачен домом Ланкастеров. Однако, хотя палата лордов парламента признала его притязания на престол более обоснованными, чем таковые притязания Генриха VI, исход соперничества на самом деле решал тот факт, что Эдуард подчинил себе столицу и имел военное превосходство над Ланкастерами. Он взошел на трон благодаря усилиям небольшой группы вельмож, возглавляемой Уориком, который осознал, что единственный способ сохранить свое положение – поддержать притязание на престол Йорков.
В день его коронации самые именитые граждане Лондона были созваны в собор Святого Павла, где восторженными одобрительными возгласами встретили своего нового сюзерена, когда он появился, уже провозглашенный королем. В соборе он совершил благодарственный молебен, а затем по приглашению лорда-канцлера отправился во главе торжественной процессии в Вестминстер-Холл, дабы принести там монаршие обеты, как положено новому государю. После этого, облаченный в королевские одеяния и бархатную, отороченную горностаем шапку, знак монаршего достоинства, он воссел на королевскую скамью под приветственные возгласы собравшихся лордов, которые затем сопроводили его мимо огромных толп, машущих монарху и радостно окликающих его, в Вестминстерское аббатство, где аббат и монахи преподнесли ему корону и скипетр святого Эдуарда Исповедника. Он отслужил еще молебны у главного алтаря и у раки святого Эдуарда Исповедника, а затем вернулся на хоры и воссел на коронационный трон святого Эдуарда Исповедника, поспешно туда помещенный. Он обратился к прихожанам, утверждая свое право на престол. Когда он завершил речь, лорды вопросили собравшихся, хотят ли они видеть Эдуарда своим королем, и те тотчас же воскликнули, что воистину признают его своим законным монархом. Вельможи один за другим преклонили перед ним колени и присягнули на верность, кладя свои ладони между его ладонями, а затем аббатство наполнилось величественными звуками гимна «Тебя, Боже»; в заключение король еще раз отслужил молебен, после чего покинул церковь и прошествовал к причалу, расположенному возле Вестминстерского дворца, где вступил на борт ладьи, доставившей его обратно в замок Бейнардс.