Однако, несмотря на все его богатство, у Уорика не было сына, который мог бы сделаться его преемником. В его блестящем браке родились только две дочери, Изабелла, которой к тому времени исполнилось десять, и Анна, которой сравнялось пять. Этим девочкам предстояло однажды унаследовать все огромное состояние Уорика, и потому они считались богатейшими наследницами Англии. Им надобно было найти высокородных мужей, и Уорик уже начинал подбирать потенциальных кандидатов.
Уорик приложил немало усилий, чтобы восстановить авторитет короны, однако, хотя сам он не лелеял тайных замыслов взойти на престол, он жаждал власти и отчаянно нуждался в ней. Он считал себя не просто представителем аристократии, но человеком совершенно исключительным, самой судьбой назначенным властвовать в силу своих дарований и талантов. Однако его более интересовало самовозвеличивание и дилетантское занятие международной политикой, чем реформирование правительства у себя дома, в Англии, или королевские финансы, притом что эти сферы король полагал жизненно важными. Главной целью Уорика было превратить семейство Невилл в самую могущественную силу в стране и тем самым подчинить себе вельмож. Впрочем, не приходится удивляться, что его собратья-вельможи завидовали его власти и богатству и не спешили предложить ему дружбу и поддержку. Он уже успел оттолкнуть от себя сэра Уильяма Герберта своими честолюбивыми замыслами в Уэльсе и обрел еще нескольких врагов в лице других аристократов, в том числе лорда Одли и Хамфри Стаффорда. Однако он имел такое влияние на короля, что никто не осмеливался критиковать его.
Эдуард за многое испытывал благодарность к Уорику, однако он твердо решил, что в Англии будет только один правитель, а именно он сам. Как это его желание будет согласовываться с амбициозными планами Уорика, рано или поздно могло показать только время.
Одним из органов управления, нуждавшихся в реформе, был совет. Лорд – главный судья Фортескью описывал в ту пору, как надобно совет преобразовать. По его мнению, в этом августейшем органе отныне не должны преобладать «принцы крови и величайшие лорды страны, имеющие немало собственных дел, которые желали бы они представить на рассмотрение в совете, и потому уделяющие мало внимания делам короля». Вместо этого в будущем туда надлежало назначить двенадцать «лиц духовного и двенадцать светского звания, из числа самых мудрых и способных, каких только можно сыскать во всех частях страны». Иными словами, набирать членов совета предполагалось не из аристократии, а из меритократии, то есть из среды наиболее одаренных и талантливых, и клятву верности они должны будут приносить не кому иному, как только королю, в свою очередь получая постоянное место в совете.
Эдуард IV до известной степени последовал наставлениям Фортескью и стал полагаться на избранную группу из двенадцати доверенных лиц, на которую возложил широкий круг обязанностей и которой передал широкий же круг полномочий, назначив их своими наместниками в различных частях королевства и тем самым удовлетворив их жажду власти. Эти советники по большей части были высококвалифицированными чиновниками, обязанными своим возвышением и продвижением по службе королю и издавна поддерживавшими дом Йорков. Не все они принадлежали к классу вельмож: находились среди них и джентльмены, специалисты по церковному праву и государственные служащие. До сих пор бóльшую часть мест в совете занимало высокопоставленное духовенство; при Эдуарде IV он превратился в скорее светское учреждение.
Ведущее положение среди этих советников отводилось сэру Уильяму Гастингсу, близкому другу и наперснику короля, которому было доверено управление территориями вокруг Лестера, в прошлом сочувствовавшего Ланкастерам: в этих краях Гастингс обладал беспрецедентной властью. Сэр Уильям Герберт был назначен губернатором Южного Уэльса, и там слово его было законом; главной сферой влияния Невиллов считался север Англии, расположенный вдоль приграничных областей-марок (в шестидесятые годы Невиллы непрерывно заседали в совете и, более того, даже преобладали в нем), тогда как Норфолк и Саффолк контролировали Восточную Англию, а новый граф Девон и Хамфри Стаффорд – юго-западные графства. В совете состояли также Генри Буршье, сэр Джон Говард и Джон Типтофт, граф Вустер.
Типтофт остается одной из наиболее загадочных и отвратительных личностей своего времени. Он был сыном Джона Типтофта, члена парламента от Хантингдона и потомка старинной нормандской семьи. Типтофт-старший исполнял должность хранителя королевского гардероба и лорда – верховного казначея Англии при Генрихе IV и послал своего сына учиться в Баллиол-колледж Оксфорда. В 1443 году, после смерти отца, Типтофт унаследовал его состояние и ушел из университета. Шесть лет спустя он женился на сестре Уорика Сесили Невилл и стал графом Вустером по праву жены. Будучи тесно связан с Уориком, он вступил в его свиту, а это помогло ему возвыситься в царствование Эдуарда IV.
Типтофт три года прослужил лордом – верховным казначеем Англии при Генрихе VI, в 1547 году совершил паломничество в Святую землю, а затем провел два года в Италии, в Падуе, где изучал римское право, греческий, латынь и гуманистическую культуру Ренессанса. После этого он быстро приобрел репутацию выдающегося филолога-латиниста, и в самом деле став самым известным ученым среди английской аристократии и одним из первых английских гуманистов. Он переводил Цицерона, и его труды в числе первых напечатал Уильям Кэкстон. Кроме того, он собрал коллекцию ценных манускриптов, и за границей поговаривали, будто он лишил Италию ее самых чудесных жемчужин, чтобы украсить ими Англию. Разумеется, Типтофт в своем поведении сознательно подражал итальянским аристократам, избрав их в качестве ролевой модели, и следовал многим принципам тогдашнего искусства управления государством, которые будут сформулированы Макиавелли в трактате «Государь». Типтофт энергично поддерживал Эдуарда IV, на которого произвел большое впечатление и который назначил его лордом – верховным констеблем Англии; отныне граф использовал свои многочисленные таланты и дарования, чтобы вместе с другими приверженцами Йорков подавить ланкастерское сопротивление йоркистской власти.
Однако Типтофт приобрел известность не только глубокими знаниями и гуманистической ученостью. Этот подчеркнуто благочестивый, яркий и экстравагантный человек с холодными, навыкате, глазами по временам проявлял садистическую жестокость. Как гласит «Большая Лондонская хроника», «все знали, что граф Вустер беспощаден и немилосерден». В 1467 году он «приговорил к смерти двоих сыновей графа Десмонда, пребывавших в возрасте еще столь нежном, что один из них, у которого на шейке вскочил нарыв, сказал, обращаясь к палачу, готовящемуся отрубить ему голову: „Добрый господин, будьте осторожнее, у меня на шее чирей“». Кроме того, Типтофт, по-видимому, с наслаждением изобретал новые способы казней и заимствовал новые виды пыток и мучений за границей и «по таковой причине, а также из-за иных подобных жестокостей был люто ненавидим простонародьем, а случалось, даже подвергался клевете, хотя и не всегда заслуживал дурной славы». Многие сетовали на то, что он выносит судебные приговоры, опираясь скорее на законы Падуи, чем Англии.
Эдуард IV терпимо относился к своим вельможам, даже таким, как Типтофт, и неизменно стремился примирить их. Он осознавал, что, дабы сохранить власть, должен всячески располагать и привязывать к себе широкие слои аристократии, на которые мог бы опираться в случае необходимости, и вознаграждать тех, кто поддерживает его. Он изо всех сил старался привлечь на свою сторону колеблющихся, нерешительных аристократов разумным покровительством и обещанием возвышения. Некоторых ему удалось переманить; другие сохранили верность Генриху VI; находились и те, кого заботила только собственная выгода и собственные интересы: они принимали любые награды и привилегии, но не спешили объявлять о своей верности той или иной стороне. Пытаясь заручиться более широкой поддержкой среди лордов, Эдуард в начале своего царствования возвел в звание пэра или возродил его для более чем тридцати пяти человек. Он не даровал звание пэра «новым людям», происходившим из торговых классов; хотя он ценил их таланты и услуги, он вознаграждал их «деньгами, а не титулами». Тем самым они не превращались в угрозу вельможам, богатство и влияние которых король не мог игнорировать.
Он старался не допускать соперничества между йоркистскими аристократами, которые враждовали друг с другом в попытках захватить желанные высокие посты и должности, обещавшие высокий же доход. Когда в совете обсуждались важные вопросы, например внешняя политика, восстания или война, король всегда призывал своих вельмож и спрашивал их мнения. Он недвусмысленно давал им понять: он неизменно рассчитывает, что на своих землях они будут достойно защищать власть, хранить мир и вершить правосудие от его имени; в свою очередь, они могут рассчитывать на его щедрое покровительство.
Влиятельные лондонцы давно присягнули на верность Йоркам и их сторонникам, и король всегда учитывал их нужды и интересы, стараясь формулировать свою политику так, чтобы им это было выгодно. Благодаря его торговым предприятиям между королем и лондонскими купцами зародилось чувство взаимной симпатии, и многих он почтил своей дружбой. В его правление, несмотря на непопулярные «недобровольные приношения», которых он время от времени у них требовал, и на вольности, которые он позволял себе с их женами и дочерями, они процветали и благодарили Господа за его добродетели.
20. Беглецы
Овладев Бериком, шотландцы не видели далее смысла поддерживать ланкастерских беглецов и утратили всякий интерес к их борьбе за трон. Марии Гелдернской все труднее становилось содержать их, и к лету 1461 года королева Маргарита осознала, что терзаемый междоусобными раздорами и раздираемый политическими группировками шотландский двор едва ли окажет ей финансовую помощь. Она могла рассчитывать лишь на расположение отдельных людей, например графа Энгуса, который предлагал ей своих воинов в обмен на обещание герцогского титула и герцогских владений в Англии. Она поняла, что может надеяться только на Карла VII и должна обратиться за помощью именно к нему.