В июле королева отправила Сомерсета и еще двоих посланников, лорда Хангерфорда и сэра Роберта Уиттингема, ко французскому двору просить войск, корабли и ссуду в размере 20 тысяч крон. Кроме того, она поручила Пьеру де Брезе ходатайствовать о еще одном займе, в 80 тысяч крон, и еще одном флоте, который позволил бы Ланкастерам занять Нормандские острова и превратить их в плацдарм для вторжения в Англию. «Если бы намерения королевы обнаружились, – писал Брезе, – ее друзья примкнули бы к ее врагам, возжелав убить ее». Карл позволил Брезе собрать суда и людей для планируемого вторжения, и с помощью французов Ланкастеры действительно оккупировали в тот год остров Джерси, хотя затем Йорки вновь отвоевали его.
Прося о помощи чужеземцев, давнишних врагов Англии, – хотя это действительно была единственная возможность, на которую она всерьез могла рассчитывать, – Маргарита сделала ланкастерское движение вдвойне непопулярным в Англии и предоставила йоркистам отличный пропагандистский повод. Ее деяния изменили ход войн Алой и Белой розы, и в результате он попал в зависимость от хитросплетений дипломатии и постоянно меняющихся альянсов, лежавших в основе всей европейской политики конца XV века. Она вовлекла в конфликт иноземных правителей, тем самым позволив им поставить под угрозу благополучие Англии, стравливать враждующие группировки и подстрекать население к восстанию.
Прежде чем Сомерсет, Хангерфорд и Уиттингем успели получить аудиенцию, скончался Карл VII, и на трон взошел его сын Людовик XI. По-видимому, это не предвещало королеве Маргарите ничего хорошего, ведь Людовик терпеть не мог семью своей матери, Анжуйский королевский дом, и тотчас же напомнил об этом Маргарите, посадив Хангерфорда и Уиттингема под домашний арест в Дьеппе, а Сомерсета заточив в замке Арк.
До сих пор Людовик сочувствовал йоркистам, и весть о его восшествии на престол была встречена при дворе Эдуарда IV с некоторым облегчением, поскольку приход Людовика к власти уменьшал риск французского вторжения. Однако этот восторг продлился недолго. В шестидесятые годы XV века международную политику определяло соперничество между Францией и ее вассалом Бургундией; и Франция, и Бургундия хотели привлечь Англию на свою сторону, но Франция, хотя и более могущественная, издавна считалась врагом Англии, тогда как Нидерланды, находившиеся под властью Бургундии, были основным рынком сбыта английской шерсти.
Главной целью Людовика было завоевать герцогство Бургундское, а также Бретань и включить их в состав французского королевства. Могущество Бургундии одновременно и возмущало, и пугало его, и потому он решил во что бы то ни стало помешать Эдуарду IV заключить оборонительный союз с герцогом Филиппом. Людовика неспроста прозвали «пауком, опутавшим своей сетью весь мир», ибо в паутину своих политических интриг он вовлек всю Европу, а на портретах он предстает человеком непривлекательной внешности, со слишком длинным, искривленным носом, неизменно сложенными в пренебрежительной усмешке губами, двойным подбородком и глазами, глядящими из-под тяжелых век настороженно и недоверчиво.
Эдуард IV находился в том положении, когда мог диктовать условия, и осознавал это. Он был холост и мог вступить в брачный союз с представительницей либо французского, либо бургундского правящего дома. Оставалось только посмотреть, кто предложит более выгодные условия.
30 августа лорд Хангерфорд написал королеве Маргарите из Дьеппа, послав три экземпляра письма различными маршрутами и сообщая, что их с Уиттингемом вызвали пред очи короля Людовика. «Мадам, не предавайтесь страху и утешьтесь, – писал он, – но остерегайтесь пускаться куда-либо по морю, пока не получите от нас следующую весть». Однако, к своему удивлению, посланники обнаружили, что Людовик весьма благожелательно настроен по отношению к ним и к их госпоже, ведь теперь в его планы входило добиться расчленения Англии в ходе гражданской войны. Он уже решил проводить агрессивную политику против Бургундии и не хотел, чтобы Эдуард IV объединился против него с Филиппом. Поэтому он обещал Хангерфорду и Уиттингему поддерживать королеву в ее попытках поднять смуту на севере Англии. Это действительно сулило немалую выгоду Ланкастерам, ведь король Франции был могущественным союзником. Отныне главным желанием Маргариты сделалось встретиться с ним и заключить официальный франко-ланкастерский альянс.
Тем временем шпионы короля Эдуарда перехватили одно из писем Хангерфорда, доказывавшее, что Маргарита интригует против него заодно с французами. Отныне он и его правительство будут жить в постоянном страхе вторжения. Полагая, что центром вражеского удара станет север, король послал Уорика захватить великий замок Алник в Нортумбрии, резиденцию графа Нортумберленда, который погиб при Таутоне и вскоре будет посмертно объявлен вне закона, лишен всех прав и имущества. Младший брат Нортумберленда, сэр Ральф Перси, покорился Эдуарду, и теперь ему была поручена защита важного звена обороны, королевского замка Данстенбург на берегу Нортумбрии. В сентябре Уорик взял не только замок Алник, но и замок Бэмбург. Главные цитадели Нортумбрии теперь перешли в руки йоркистов.
Король Эдуард возложил задачу сокрушить Ланкастеров в Уэльсе на своих наместников лорда Феррерса и сэра Уильяма Герберта, причем последнему в июле пожаловал титул лорда Герберта, владетеля Рэглана, Чепстоу и Гауэра. Их первой целью было захватить замок Пембрук, который сдался 30 сентября. Взяв замок, Герберт обнаружил там четырехлетнего Генри Тюдора; тот жил в замке вместе с матерью и ее вторым мужем, Генри Стаффордом. Герберт выкупил попечительство над мальчиком за тысячу фунтов, увез его из-под опеки матери и поместил в собственную семью. Следующие девять лет мальчик почти безотлучно проведет в роскошно убранном замке Рэглан, где Герберт, человек грубый и зачастую склонный к насилию, как ни странно, проявит себя достойным опекуном, даст ему отличное образование и задумает женить его на своей дочери Мод Герберт.
К 4 октября в руках врагов Эдуарда оставались только два валлийских замка, Каррег-Кеннен в графстве Дивед, который откроет ворота йоркистам в 1462 году, и могучая крепость Харлех.
Эдуард IV намеревался назначить Герберта своим уполномоченным в Южном Уэльсе вместо Джаспера Тюдора, бежавшего через Ирландию в Шотландию. Это была нелегкая задача, ведь нашлось немало тех, кто сожалел об уходе Джаспера и негодовал на возвеличение Герберта. Более того, во время этой кампании Герберт снова повздорил с Уориком, на сей раз из-за спорных имений, прилагавшихся к титулу лорда Ньюпорта, и эта ссора быстро переросла в долгое, ожесточенное соперничество, подогреваемое завистью Уорика к тому положению, которое Герберт занял в Уэльсе. Уорик давно лелеял мечту создать «во владениях принца Уэльского» оплот собственной власти, и теперь Герберт мешал осуществлению этого замысла.
Первый парламент в царствование Эдуарда собрался в ноябре в Расписном покое Вестминстерского дворца. Обращаясь к спикеру, король провозгласил «свое законное и неоспоримое право на престол» и возблагодарил Всемогущего Господа за то, что Тот возвратил корону его дому, а также принес обещание «править достойно и милосердно, взяв за образец моих светлейших предшественников». 1 ноября он возвел своего брата Ричарда в достоинство герцога Глостера и отправил его в Мидлем, резиденцию Уорика, дабы он жил и воспитывался там вместе с сыновьями других пэров, как подобает его высокому рангу. В тот же день Эдуард возвысил лорда Фоконберга, даровав ему титул графа Кентского.
И король, и парламент стремились восстановить моральный, политический и юридический авторитет парламента, и явка вельмож оказалась весьма высока. Лорд-канцлер объявил, что обычаи «ливреи и содержания»[37] отныне запрещены законом. По приказу короля предстояло разработать обширную программу правовой реформы. Чтобы дать властям восстановить закон и порядок, всех подданных короля призывали предавать убийц и воров суду, а те, кто получил прощение за прежние преступления, подвергались самым суровым наказаниям, если совершали преступления повторно. Во все концы страны были разосланы уполномоченные, дабы обеспечить честность соблюдения законов, и, вполне предсказуемо, суды вынесли обвинения рекордному числу злодеев. На глазах англичан и вправду вершилось правосудие.
4 ноября были приняты «Акты об объявлении вне закона» Ланкастеров и их сторонников, всего ста пятидесяти человек, включая «узурпатора» Генриха VI, Маргариту, «прежде величавшуюся королевой Англии», Эдварда, которого в этих грамотах называли ее сыном, но не сыном Генриха, Сомерсета, Эксетера, Девона, Уилтшира, Нортумберленда, Фортескью, Бомонта, Роса, Клиффорда, Хангерфорда, Уэллса, Невилла, Дейкера и Троллопа. Многих из них уже не было в живых, и таким образом они избегли мести земных властителей, в каковом случае подлежало конфискации все состояние их родственников, но все они были объявлены изменниками, нарушившими присягу на верность своему верховному лорду Эдуарду IV. Конфискация столь обширной ланкастерской собственности означала, что Эдуард сможет по-королевски вознаградить своих приверженцев; за изъятием вражеских владений последовало широкомасштабное перераспределение земель, титулов, должностей и имений среди йоркистов разного уровня. В казну конфисковывалось и с тех пор пребывало в собственности короны также герцогство Ланкастерское, а всем верным подданным монарха под страхом смерти запрещалось вступать в любое общение с бывшим королем и королевой.
Вдова лорда Клиффорда Маргарет Бромфлит пришла в ужас, вообразив, что месть короля обрушится и на ее семилетнего сына Генри, наследника своего отца, ныне лишившегося всего достояния. К счастью, одна из ее бывших нянек, служившая в замке Скиптон, недавно вышла за пастуха и перебралась в Лонсборо, где у семьи леди Клиффорд было имение, и эта бывшая няня согласилась приютить Генри и вырастить его как своего сына. Когда в Скиптон явились королевские стражи порядка, леди Клиффорд объявила, что послала сына вместе с его младшим братом в Нидерланды, где они будут пребывать в безопасности и где отныне будут воспитываться. Ей поверили, но все же изгнали из Скиптона, и она поселилась у своего отца в Лонсборо, где, по крайней мере, утешалась тем, что может видеться с сыном.