ого запретила подходить к бассейну и изложила Гвидону и Дарине свою беду.
– Думаешь, он будет упираться и не захочет переезжать? Не переживай, – успокоила Дарина. – Я организую делегацию во главе с дядей Ромуальдом. Это будет оружие массового поражения, Ларчик через пятнадцать минут соберет сумки и сам в терем отнесет.
– А если вдруг заартачится, я ему мозги вправлю, – пообещал Гвидон. – По-братски. У меня и слова, и примеры найдутся.
– Отлично, – одобрила Дарина. – Всегда нужен запасной вариант. Нет сомнений, что дядя Ромуальд Ларчика приструнит, но вдруг он не сможет приехать?
Они немножко посплетничали о дяде Ромуальде, выудили Брайко из бассейна, отругали Светлану и Здравку, смотревших на них честнейшими глазами.
– Пора ехать, – вздохнула Дарина. – Мы еще не перебрались в Лисогорск, откуда четыре часа вместе с пробкой на выезде. Хочешь, не хочешь, опять придется потратить больше половины суток на дорогу.
Перед тем, как сесть за руль, Гвидон отозвал Альму в сторону и проговорил:
– Никто не застрахован от неприятностей. Такая у нас служба. В прошлом месяце Дарина пошла свидетеля опросить. Ничего не предвещало. Тот ее в квартиру впустил, извинился, отошел в другую комнату, вернулся с двустволкой и начал палить. Хорошо, что Дарина шустрая. Спряталась за диван – только плечо зацепило. Вызвала подмогу, силовики тут же прибежали, стрелявшего скрутили. А замешкалась бы… уберегли Камул и Хлебодарная, повезло.
– Повезло, – согласилась Альма.
Она помахала машине, увозившей волка и шолчиц в Метелицу, и решила, что когда-нибудь – позже, после того, как они с Ларчиком переберутся в новый дом – она отнесет скрутки к двум алтарям. И Хлебодарной, и Камулу. За то, что они охраняют ее друзей. Уж из-за одного подношения Карой с Линшей не рассердятся.
Увидев имя «Марианна», подсвеченное зазвонившим телефоном, Альма мысленно попросила Линшу: «Пусть хотя бы ее минуют неприятности» и ответила:
– Привет.
– Как твои дела? Как дети, как Ларчик?
Альма сжато описала несчастный случай, о котором знала с чужих слов – лезть в сеть и смотреть ролики, которые наверняка там появились, не хотелось. Сообщила, что чувствует себя нормально: «Я верю Линше и врачам. Через три дня Ларчика переведут в отделения госпиталя под боком, и мы сможем к нему сходить».
– А ты как? – спохватилась она. – Как здоровье? Как поживают Нильс с Виктушем?
– Звоню тебе, чтобы похвастаться, – оживилась Марианна. – Думаю, тебя это немножко отвлечет от грустных мыслей. Представь себе, Виктуш исправился, взял пример с Ларчика и принес с работы игуану. Я так понимаю, что это та же самая игуана – ее привезли в Хвойно-Морозненск вместе с твоим отцом для следственного эксперимента.
– Ой… – сказала Альма. – Какой ужас.
– Почему ужас? – удивилась Марианна. – Она такая забавная. Шипит, Нильса по всему двору гоняла, потом получила оплеуху от Виктуша, спряталась в маленький дом и не отсвечивает. Я отнесла ей тарелку огурцов. Пока не съела.
– Она же воняет!
– Ты, как всегда, преувеличиваешь. Попахивает, да. Но ничего невыносимого.
– Подожди. А Виктуш что, участвовал в следственном эксперименте?
– Нет, эксперимент отложили на три месяца, в Хвойно-Морозненске нет подходящего эксперта. Ищут. Пока отпустили твоего отца под подписку о невыезде. Он выбрал местом проживания свой дом рядом со святилищем. Виктуш и сослуживцы должны были его конвоировать. Подъехали в Следственный Комитет, чтобы забрать его из кабинета дознавателя, и тут из подсобного помещения выскочила игуана. Виктуш ее поймал и принес мне. А дознаватель составил еще один протокол. О подстрекательстве к нападению на силовое подразделение ФССПД. В принципе, можно было бы твоего отца вернуть в камеру, но решили отпустить домой. А знаешь, почему?
– Почему? – спросила Альма.
– У паствы Кароя и собратьев по бубну возникли вопросы. Главный вопрос – почему какие-то ключеводские волки устроили в соцсетях флешмоб «я-мы-шаман» и ежедневно фотографируются в его шапке. Символе власти. Не простом предмете одежды, а ритуальном головном уборе, на котором продолжают висеть обереги и амулеты Кароя, предназначенные для подпитки силы. Твой отец был довольно влиятельным шаманом, и частенько окорачивал молодежь. Теперь молодежь желает, чтобы он внятно рассказал об обстоятельствах утраты шапки и доказал, что не лишился связи с лесными духами. Насколько я знаю, его собираются вызвать на поединок. На кону будет стоять святилище.
– Он сильный, – пробормотала Альма, вспомнив рогатину, пригвоздившую к земле лапу Пепельника.
– Виктуш говорит, что он выглядит как обычный старик. Похоже, что Карой разгневался на него из-за волчьей потехи. А, может быть, твой отец просто не смог пережить волчью бесцеремонность – привык к подчинению, а ему нахамили и выставили вон, лишив шанса на отмщение. А теперь еще и местный бунт. Если он проиграет поединок, его ждет изгнание. А даже если не проиграет… К тебе он приехать уже не сможет. Думаю, что подписку о невыезде будут продлевать бесконечно – сомнительно, что в Хвойно-Морозненске когда-то найдется эксперт, способный определить, подвергалась ли игуана ментальному воздействию.
– Это хорошо, – Альма прислушалась к далекому шепоту, добавила. – Линша подсказывает мне, что я больше никогда не увижу отца. И меня это не печалит. Меня беспокоит игуана. Она доставляет хлопоты, даже если не сильно воняет. А у тебя скоро будут маленькие дети.
– Ну я же не навсегда ее в доме поселила. Директор научно-фольклорного Центра заказал террариум. Как привезут – организует в Центре живой уголок. Ей уже дело придумали. Будет участвовать в театральных постановках, в роли Большого Змея, проползшего по тайге и оставившего после себя след Хаоса.
– Да. След хаоса она оставляет. Я рада, что тебя это развлекло. Передавай привет Нильсу и Виктушу.
– А игуане? – рассмеялась Марианна.
– Нет, – твердо сказала Альма. – Игуане не надо.
За разговорами с Гвидоном, Дариной и Марианной время пролетело незаметно – вот уже и обед. Альма сварила рис, сняла детей с горки, уговорила превратиться, накормила котлетами и гарниром, выдала по стакану молока и блюдцу покупного печенья с кунжутом. Перемыв посуду, она решила взбодриться чашкой кофе, но не выпила, а задремала прямо за кухонным столом, привалившись к подоконнику. На этот раз ей приснился дядя Ромуальд, учивший ее варить варенье из странных твердых фруктов. Рецепт Альма не запомнила, осталось только смутное ощущение, что возиться с плодами очень хлопотно и долго.
Стук в калитку известил о появлении новых гостей. Альма сначала выглянула в окно, и оценила правоту слов: «Мы с братом похожи». Она впустила во двор копию Ларчика, только на пару лет изящнее. Даже в запахе присутствовали схожие нотки.
– Здравствуйте! – сказала копия Ларчика. – Я – Гефест Мяккене. А это моя супруга Паулина.
Альма похвалила себя за то, что ни разу не назвала брата Гефеста Фестом, избегая обращения по имени – чуяла, что здесь какой-то подвох – назвала свое имя, предложила войти и сразу же показала, где находится дом Ларчика.
– Нет-нет, не надо искать гостиницу. Свободный дом. Перекусите, выпейте кофе, располагайтесь, где вам удобно.
Брайко примчался к дяде и тете с восторженным визгом. Гефест подхватил его на руки, чмокнул в нос, начал расспрашивать, как ему тут живется. Здравка засмущалась, спряталась в дом. Первым делом Гефесту и Паулине пришлось отправиться на экскурсию к вишне, и только потом к «Крепости». Пока рыси восхищались горкой, игровым комплексом и деревом с гирляндами, Брайко объяснил Здравке, что дядя Фест очень полезный и временами бывает лучше папы. Он безотказный ездовой кот – никогда не говорит: «Чуть позже, я устал», а еще с ним хорошо ходить по магазинам. Дядя Фест послушно покупает все, что попросишь, не задавая вопрос: «А оно тебе надо?».
Под кофе позвонил Матеаш. Скинул Альме номер лечащего врача Ларчика – «только сейчас, после обхода, утвердили, до этого его вела дежурная бригада» – посоветовал сегодня не звонить, потому что ничего, кроме слов «пациент стабилен» от врача добиться невозможно.
– Завтра его наберите, после одиннадцати. Илларион спит, ему не больно. Ожог начал затягиваться. Врачи говорят, что новая шерсть может побелеть, останется пятно. Это можно было предотвратить превращением, заращиванием ожога на двуногом теле, но тогда был бы неминуем болевой шок. Поэтому выбрали наиболее щадящий путь.
– Правильно, – одобрила Альма под кивки Гефеста и Паулины. – Белое пятно – не страшно. Это даже красиво.
– Будет Илларион с пятном и с медалью, – подытожил Матеаш. – Бумаги я уже в министерство отправил. Попробую пробить орден, но ничего не гарантирую.
Здравка подкралась к Гефесту и опасливо потрогала его лапой. Рыси дружно замурлыкали, начали расспрашивать детей, что они хотят, и получили от Брайко пачку разноплановых запросов: «Превратиться и покатать», «Превратиться и слазить на вишню», «Сводить в кафетерий и купить десерт», «Съездить на надувной батут», «Собрать комод с лесенкой».
Альма объявила детям, что Ларчику пришлось лечь в больницу на три дня. Брайко заволновался и тут же успокоился – обещание, что папа скоро вернется, а пока все будет делать дядя Фест, подействовало как умиротворяющее заклинание.
Рыси перешли к действиям. Паулина ушла в дом Ларчика, чтобы разобрать чемоданы, Гефест превратился и полез на вишню, чтобы стряхнуть на траву пару пригоршней свежих ягод. Альма воспользовалась относительной свободой, отперла дверь во времянку, вынесла новую вежу во двор, раздумывая, куда бы ее пока поставить в доме – настоящее правильное место она поищет уже в тереме. Скрипнула калитка – это вернулась Паулина. Альма поймала взгляд. Тоскливый, обреченный, без капли зависти. Как у приговоренной перед расстрелом. Альма вспомнила, что Ларчик говорил ей о веже, которую Гефест и Паулина заказывали у ведуньи-рыси, осторожно спросила:
– Не такая, как ваша?