Фест, притащивший из багажника большую коробку, замер. Альма стряхнула с кухонного стола две крошки и смущенно кивнула.
– Я знаю, что я вам подарю на новоселье! – с жаром сказала тетя Роза. – Набор скатертей. Вышитых скатертей из чистого белого льна, с мережкой по краю и цветочным бордюром. Клеенка! Ромуальд, ну как же так! Мы должны были побеспокоиться, чтобы наша дорогая Альма не бедствовала!
– Это временное пристанище, – успокоил ее дядя Ромуальд. – Дома у Альмы будет и хорошая посуда, и скатерти, и коврики – община позаботится. Дорогая моя, Ларчик уже согласился к тебе переехать?
– Он думает, – кротко ответила Альма.
После этого заявления завтрак стал каким-то невкусным. Оказалось, что Альма прозябает в этом неблагоустроенном месте из-за упрямства Иллариона. Именно поэтому обитателям общины пришлось пуститься в путь – никто другой не сможет открыть ему глаза, помочь сделать шаг в нужную сторону.
У Иллариона челюсть отвисла уже на слове «бедствует», а когда виновником прозябания выставили именно его, потерял дар речи и не возмутился. Тетя Роза взяла его за локоть и заставила сесть на табуретку. Дядя Ромуальд подвинул плошку домашней сметаны и ложку. Гвидон с Дариной навалились на подоконник со стороны двора и хитро переглянулись.
На него обрушился град упреков вперемешку с похвалой и мольбами. Чтобы не спорить, пришлось съесть сметану и пирог с яблоком – спорить, в общем-то, было невозможно, не вставишь и слова.
Тетя Роза поругала Иллариона за безответственность: и за то, что Альма вынуждена жить в съемном жилье с клеенкой, и за то, что община, Ежовка и Логач брошены на произвол судьбы. Вчера в Логаче случилось чрезвычайное происшествие – в здание почтамта вошла корова и ее два часа не могли выгнать! Если бы Илларион был там, он бы справился с этой трудной задачей, а распоясавшиеся спасатели, огнеборцы и полицейский патруль перепихивали задачу друг на друга. А за это время корова сожрала две бандероли и одну посылку! Эстафету перехватил дядя Ромуальд, подробно пересказавший историю с павлином. Илларион доел пирожки с малиновым джемом, прослушал восхваление тренировочного пункта МЧС в Минеральных Банях – шакалы и об этом разузнать успели – и обреченно сообщил:
– Я согласен. Я сразу был согласен, просто не успел об этом сказать.
Альма просияла, старенькие шакалицы зааплодировали, Гвидон с Дариной поздравили Иллариона, сбиваясь на хохот. Светланочка и котята прибежали узнать, в чем дело, убедились, что взрослые занимаются какими-то глупостями, и снова дружно убежали в сад, к бассейну. Брайко был вымокшим до последней шерстинки, но очень довольным – похоже, научился наслаждаться вниманием девиц.
Нерастраченная энергия досталась Паулине с Фестом. Дядя Ромуальд пригласил их в общину, попутно обязал помочь Альме и Ларчику с переездом и ненавязчиво расписал красоты Ежовки, не забыв упомянуть про наличие продающихся домов. Фест оживился, начал выспрашивать подробности, чем Илларион и воспользовался. Выбрался из-за стола и ушел во двор, где Дарина прохаживалась от времянки к дому, разговаривая по телефону, а Гвидон бродил за ней с пиалой черешни, подсовывая ягоды под руку.
– Ничего ему не будет за расчлененку, – сообщила собеседнику Дарина. – Это вроде бы и отягчающее, но за него больше трех лет не накинут, и то, если прокурор на крест порвется. Сроки не суммируются. Проще давить на умышленное, потому что его адвокаты прочно встали на позицию «в состоянии аффекта».
– Что, прижали тебя? – усмехнулся Гвидон.
– Я не сильно упирался, – с достоинством ответил Илларион. – Просто… никогда не думал, что женюсь на миллионерше. Неловко себя чувствую из-за того, что Альма дом купила и кучу денег потратила. А я только молоко приношу и мелочи всякие. Как приживалка.
– Я к Даруське вообще в казенных трусах и рваной куртке пришел, – фыркнул Гвидон. – И знаю, что у меня за спиной до сих пор поговаривают, что выгодно женился. Пристроился в общину задарма жрать, к маме с батей за пазуху пролез, они нам с Даруськой и нору, и дом отдали. Ну и разок набил две морды за сплетню, что это меня так купили, потому что я грешок Даруськи прикрыл. Она, мол, в столице шашни крутила с шакалом-генералом, а меня папашей Светланы записали. Купили тем, что отмазали от тюряги. И я до сих пор на шашни с генералом глаза закрываю, терплю, что Даруська ребенка на меня бросает и в столицу к нему мотается.
– Что?! – ошеломленно переспросил Илларион.
– Да, – подтвердила Дарина, взявшая из пиалы горсть черешни. – Пришлось отмазывать его от тюряги второй раз. Морды он бьет качественно, с отягчающими, это тебе не какая-нибудь расчлененка на трешечку.
Илларион покачал головой – слов у него не находилось.
– Все равно кто-нибудь да будет говорить гадости, – спокойно сказал Гвидон. – И оборотни, и люди. Живи так, как живется. Не обращай внимания. Не было бы у Альмы миллионов, завтра бы кто-то придумал, что ты ее привез с Севера в мешке, и держишь в черном теле. Чем это лучше?
– Ничем, – согласился Илларион, живо представивший себе сплетню о том, что он вызывал спецназ, чтобы поймать Альму в соседских огородах.
– Гвидон! – позвал дядя Ромуальд, высунувшись в окно. – Гвидон! Мне позвонил Светозар. Сейчас приедут твои волки, чтобы Дарина не утомлялась вождением машины, и отвезут нас в часть. Карася уже вынесли в фонтан, мы хотим его пофотографировать.
– Отлично! – одобрил Гвидон и в очередной раз подсунул Дарине под руку пиалу с черешней. – О! Мы же подарок привезли. Надо отдать.
– Иди сюда, счастливая обладательница дома с башенкой! – позвала Дарина.
Взъерошенная Альма, выбравшаяся во двор, пробормотала:
– Я забыла, что они такие говорливые.
– Это еще по минимуму, – заверила Дарина. – Гвидон, а где подарок? В бардачке?
– Ага.
– Неси.
Волк принес из машины маленькую картонную коробочку. Илларион принюхался и непроизвольно мурлыкнул – травы, вкусные травы! Валериана, кошачья мята и что-то незнакомое, свежее, бодрящее. Похожие оздоровительные сборы продавались в северных аптеках и стоили недешево: сырье было привозным, отборным, потому что выращенное в теплицах или собранное и высушенное ненадлежащим образом не обладало нужными свойствами и запахом.
Коробочка таила маленькую свечку-клубочек. Из аккуратно смотанных восковых нитей торчал фитиль, пучок восковой травы служил основанием, не позволяя клубку укатиться.
– От деда Саввы, – торжественно объявила Дарина. – От творца заговоренных свечей создательнице кошачьих домиков и ее супругу. С наилучшими пожеланиями.
– Спасибо! Ты показывала ему вежу? – с любопытством спросила Альма, принимая свечку в ладони. – Или не решилась?
– Показывала, – кивнула Дарина. – Деда любопытство разобрало, сам приехал – вроде как на рыбалку – и на нашу дачу заглянул. Ощупал, обнюхал, хмыкнул. Не презрительно, с легким уважением. В итоге вы получаете свечку, а мы – роскошный шакалий дом на окраине Лисогорска. С участком, второй норой, погребом и чердаком, на котором куча интересного хлама. Светлана с Гвидоном там уже покопались, я еще не успела. Переезжать будем осенью, после Дня Преломления Хлеба.
– Приглашаем на новоселье, – засиял Гвидон. – Я к тому моменту наведу порядок. Дому нужен мелкий ремонт и немного новой мебели.
– Мы тоже? – Альма перевела взгляд на Иллариона. – Мы приглашаем Гвидона с Дариной на новоселье?
– Конечно. Почему ты спрашиваешь? – удивился он. – Приглашаем всех. Всех, кого ты захочешь.
– Твоего брата с женой, – обрадовалась Альма. – Всех стареньких шакалов и Гвидоновых волков. И Семен Семеныча с женой. И Галину с семейством.
За забором коротко взвыла и смолкла сирена. Легкие на помине Гвидоновы волки постучали кулаком в калитку и вошли, сломав кодовый замок. Илларион хотел поскандалить из-за порчи имущества, но смолчал, увидев шаманскую шапку – напоминание о том, кто помог ему справиться с превосходящим противником.
Дядя Ромуальд волкам обрадовался, выдал по пирожку с капустой, похвалил шапку, и велел тете Розе с тетей Викторией собираться. На прощание шакалы сфотографировали перекинувшегося Феста, оседланного двумя котятами и Светланкой, обняли и расцеловали всех, кто попался под руку, напомнили Паулине, что ждут их семейство в гости в любое время, и с достоинством направились к своему автомобилю.
Волк в шаманской шапке уселся на водительское сиденье антиквариата. Дарина и Светлана забрались в джип. Громоздкий автомобиль с хлесткой надписью «Наркоконтроль» включил маячки и возглавил колонну. Илларион, Альма, Паулина, Фест и дети проследили, как машины движутся к госпиталю, разворачиваются на площадке перед воротами и снова проезжают по переулку, чтобы свернуть на Полевую. Они махали колонне, улыбаясь и мурлыкая. Потому что это было не прощание, а короткое расставание перед очередной встречей.
– Вечером, после ужина, зажжем свечку, – объявила Альма. – И обсудим планы. Нам всем нужны силы и здоровье. За это лето надо многое сделать. Ларчик должен повесить дверку на дупло. Это очень важно. К дяде Ромуальду скоро привезут тюфяки с ягелем. И перину. Нам надо повесить дверку, положить тюфяки и немножко поспать в дупле до осени. Я хочу, чтобы оно хорошо пахло.
Она осторожно положила свечку обратно в коробочку. Посмотрела и строго сказала:
– Коробочку нельзя выбрасывать! Ни в коем случае нельзя! Пока не знаю, что в нее сложить…
– Не беспокойся. Я уже придумал, – заверил ее Илларион.
Это было правдой – решение пришло, когда Альма говорила о гостях на новоселье. Илларион не стал ей напоминать, что кроме новоселья должна быть свадьба. Скромная, с ограниченным количеством гостей, и с традиционным обменом плетеными браслетами. Браслеты в вышитых мешочках Илларион собирался заказать в Хвойно-Морозненске. В свое время присматривался к мастерским – когда уговаривал Берту узаконить отношения – и нашел набор заготовок из двух плетенок. Для рыси и дарсы. Широкий браслет, с вплетенными темными бусинами, имитирующими пятнышки, и узкий двойной, с рисунком из полосок-колечек. Тогда не купил, а недавно, по наитию, открыл сайт мастерской и обнаружил, что заготовки по-прежнему его дожидаются.