— Дома я мог отгородиться своим саном... — глухо продолжал Аккарф. — И твоим... и нашими обязанностями... но здесь я вижу тебя каждый день... каждый день, Арнет, от этого рассудок потерять можно!.. я и потерял. Я посмел мечтать о тебе... о том, что мне запретно... теперь я ясно вижу, что запретно... довольно мне было только захотеть — и я наказан. Я принес Окандо беду — теперь с этим спорить не можешь даже ты.
— Могу, — наклонив голову, произнесла Арнет. — И буду. Вот теперь я с кем угодно спорить могу. Даже с тобой. Я найду ожерелье — слышишь? Кто бы его ни взял... где бы оно ни было... найду...
Король только улыбнулся ей в ответ — и столько отчаяния было в этой его улыбке, что Эннеари ничуть не удивился тому, что сделала Арнет. Она рванулась к королю, обхватила его обеими руками и поцеловала — крепко, яростно, словно желая выпить из его уст всю переполняющую его безысходность — потом припала к нему на мгновение, прижав залитое слезами лицо к его груди, оторвалась и поцеловала вновь.
Вот оно, мгновение — и другого не будет! Аккарф стоит сейчас спиной и к окну, и к шкатулке, а Арнет... впрочем, даже если она и увидит, беды в том нет.
Эннеари прицелился и метнул ожерелье в распахнутое окно. Бросок вышел удачным: ожерелье легло прямо в открытую шкатулку, как он и метил. Вот только остаться незримым ему не удалось. Чтобы примериться получше, ему пришлось высунуться из кустов. Аккарф увидеть его не мог — а вот Арнет так и замерла в объятиях короля. Эннеари улыбнулся ей, подмигнул и приложил палец к губам. Арнет еще несколько мгновений смотрела на него широко раскрытыми глазами. Потом по ее губам скользнуло некое подобие улыбки, и веки ее утвердительно примкнулись. Эннеари подмигнул еще раз и вновь скрылся в кустах.
— Что это?! — донесся до него вскрик Аккарфа, исполненный мучительно радостного изумления.
— То, чего ты ждал все эти годы, — тихо ответила Арнет. — Благословение Богов. Если и это, по-твоему, не знамение...
— Знамение, — прерывисто отозвался Аккарф. — И благожелательное. Арнет, я... если бы я только...
Дальше Эннеари не слушал. Теперь, когда ему удалось вернуть священное ожерелье, он больше не имел на это права. Тем более в такую минуту. Он еще и на пару шагов отойти не успел, а слитная дрожь дыхания этих двоих уже настигла его. Нет, а все-таки хорошо, что он не сумел явиться сюда получасом раньше. Окажись пропажа незамеченной — и как знать, сколько лет Аккарф и Арнет продолжали бы тосковать друг по другу. Потому что это ведь только Аккарф не замечал ничего — а Эннеари одного взгляда хватило, чтобы понять: Арнет тоже его любит. Давно, страстно и безнадежно. Нет, все-таки люди — странные создания. Арьену никогда их до конца не понять. Сколько лет эти двое влюбленных провели, таясь друг от друга? А ведь люди так мимолетны. Невероятно. А самое невероятное и странное — ну почему любовь, заметная всякому, кто глядит на нее со стороны, незаметна самим влюбленным? Почему тот, кого любят, догадывается об этом в последнюю очередь?
К исходу дня Арнет изнемогала, утомленная своим долгожданным и все же таким неожиданным счастьем. Внезапная радость может обессилить ничуть не меньше, чем внезапное горе. К тому же рассудок Арнет задыхался, не в силах разом вместить в себя несчетные тысячи мелочей, из которых состояло это счастье: запах кожи Аккарфа, прядь его волос, скользнувшая по ее губам, его быстрое дыхание, пленительная неуклюжесть тел, еще не знающих, как полно они совпадают, еще не успевших приноровиться к этому совпадению, рука Аккарфа под ее запрокинутой головой, ее собственные губы, такие тяжелые, такие восхитительно непослушные, и все те слова, нашептанные и выкрикнутые ею, которых она не помнит — но каждое из них норовит занять ее тело целиком, без остатка, и вкус легкого найлисского вина, совсем другой, не такой, как прежде... никогда еще Арнет не ощущала себя настолько усталой. А еще Арнет никогда не знала, что усталость может быть настолько сладостной. Она совсем другая, эта усталость — как и вкус вина, и прикосновение одежды к коже, и суровое мерцание бронзы оконного переплета... все, решительно все было иным. Новизна ощущений почти пугала; тело Арнет, всегда такое уверенное, робело этой инакости.
Аккарф улыбнулся и потянулся за кувшинчиком с вином. Арнет взгляда не могла оторвать от его рук — знакомых, как ей думалось, до мельчайшей черточки, до самого незаметного движения... что ж, она ошибалась. Ничего она не знает. Ей еще только предстоит узнать... узнавать долго-долго... всю оставшуюся жизнь.
Когда Аккарф протянул ей чашу с вином, в окно постучали.
Аккарф нахмурился, подошел к окну и прислушался. Стук повторился.
— Кто там? — повелительно спросил Аккарф.
— Знамение, — слабо донеслось из-за цветного оконного стекла.
— Какое еще знамение?! — Аккарф рывком распахнул окно.
— Судя по вашим собственным словам, благожелательное, — учтиво ответил голос снизу. — Можно мне войти?
Аккарф, хмурясь все сильнее, сделал рукой приглашающий жест, отлично видимый снизу, и отошел от окна.
Разумеется, знамением оказался давешний зеленоглазый эльф — кто же еще? Когда он ловко перемахнул через подоконник, у Арнет потемнело в глазах. Надеяться было больше не на что. Сейчас эльф скажет всю правду, и тогда... Боги, какая жуткая насмешка судьбы — один-единственный день счастья...
— Впервые вижу, как выглядит живое знамение, — сухо произнес Аккарф, разглядывая эльфа с головы до ног.
— Благожелательное, — уточнил тот. — И несомненное. Когда моя стрела вытащила ожерелье со дна пруда, я еще мог сомневаться... но теперь — нет.
Аккарф хмыкнул.
— Значит, это вы вернули ожерелье? — произнес он скорее утвердительно.
Эльф кивнул.
Мир почернел и съежился, как ненужное письмо, брошенное в огонь. Арнет закрыла глаза, чтобы не видеть, как он рассыплется пеплом.
— Арнет! — донесся к ней из немыслимой дали голос Аккарфа. — Арнет, что с тобой?
Он схватил ее за руки, и она вцепилась в его пальцы, что есть сил — хоть так, напоследок... если бы только можно было не отпускать их, никогда не отпускать... Наверное, она все-таки выпустила их, потому что Аккарф подхватил ее и отнес в постель... наверное... только она почему-то не помнит, когда...
— Нет, ваше величество, извольте посторониться. — Зачем эльф это говорит, зачем, для чего, для чего это все...
Тонкие пальцы эльфа с неожиданной силой сжали ее виски. Внезапно Арнет сделалось хорошо — так же хорошо, как несколько минут назад, до появления незваного гостя, когда они с Аккарфом делили на двоих исполненное счастьем молчание.
— Что это было? — с неподдельной тревогой спросил Аккарф, когда Арнет почти против воли открыла глаза. Его лицо было бледным, почти серым.
— Головокружение, — твердо ответил эльф. — Теперь уже все в порядке... но я попрошу завтра свою сестру осмотреть госпожу Арнет. Я — что... а вот она целительница настоящая. Лучшая в Долине.
Неожиданно Аккарф улыбнулся с такой теплотой, что крик отчаяния, комом застрявший у Арнет в глотке, начал стремительно таять.
— Я вижу, Боги знают, чьими руками творить знамения, — произнес король.
Что же это... что?!..
— По мне, лучше так, чем в дыму и пламени, — благодарно выдохнул Аккарф. — Дым и пламя не умеют исцелять.
Отчаяние таяло — и Арнет таяла вместе с ним. Весь ее страх оказался пустым звуком — дунь, и рассыплется. Аккарф знает, что ожерелье вернулось в шкатулку не само по себе — и это ничего не меняет. Совершенно ничего. И она не покривила душой, не солгала. Знак был дан... вот только им оказалось не ожерелье, а тот, кто его принес.
— Вот теперь я окончательно верю, что Боги благословили наш союз, — прошептала она.
— Вы даже не представляете, насколько, — еле слышно шепнул в ответ эльф, наклонясь к ней.
Арнет в смятении так и уставилась на эльфа. О чем это он... нет, не может быть... неужели... быть того не может...
Да, безмолвно ответили ей зеленые глаза.
— Я все-таки очень посредственный целитель, — непринужденно молвил эльф, словно бы возвращаясь к прерванной ненароком теме. — И умею разве что чуть больше, чем любой другой эльф моих лет. Просто в прошлом году я попал в передрягу, и сестра заставила меня подучиться исцелять и исцеляться. Конечно, таким искусным, как она, мне в жизни не быть — но в иных вещах ошибиться невозможно. — Что правда, то правда — в выражении его лица ошибиться и впрямь было невозможно — во всяком случае, Арнет. — Нет никаких оснований тревожиться за здоровье госпожи Арнет. А если за него возьмется Илери, то и не будет.
Если минуту назад у Арнет не было сил не только удавить остроухого гостя, но даже и пожелать это сделать, то теперь она готова была расцеловать его на радостях. И не только за то, как ловко он открылся Аккарфу, сумев не разрушить ее счастья, но и за тайну... за ее тайну, которую он открыл только ей. Он ничего не сказал Аккарфу. Он дал Арнет возможность сделать это самой. Так, как и велит обычай. И вот этого эльфа она посчитала бестактным и назойливым? Стыдно-то как...
— Так вы пришли ради здоровья моей будущей жены, знамение? — улыбнулся Аккарф, и Арнет на мгновение задохнулась от внезапной нежности — да и от самой внезапности, если уж быть до конца честной. Все-таки она совсем не знала Аккарфа... этого, нового Аккарфа она не знала. Прежде Аккарф не шутил... по крайней мере, не шутил так легко и беззаботно. Арнет никак не могла решить, которого Аккарфа, прежнего или нового, она любит с такой томительной силой, что у нее ноет в груди — но это не имело значения. Тот, кого она знала до мельчайшей капельки пота на лбу, и тот, кого она не знала вовсе, сливались воедино так стремительно, что и не углядишь. Они лишь изредка расслаивались на двоих знакомых незнакомцев — но и это ненадолго. Арнет откуда-то знала, что ненадолго.
— Нет, — ответил эльф, усаживаясь в кресло. — Я пришел рассказать, как я сделался знамением. И это не самый короткий разговор. И не самый простой. Без вашей помощи мне его нипочем не осилить.