ристый камень.
Неизвестно, сколько времени эльфы простояли, словно завороженные, пока восторженную тишину площади, которую звук шагов нечастых в это время суток прохожих не нарушал, а только подчеркивал, не разорвал стук копыт — да и то Эннеари не враз удалось стряхнуть очарование и оторвать взгляд от Рассветной Башни. А когда удалось, он снова обомлел — до того подобало Малой Ратуше новое видение.
По прямой, как копье, улице, наискосок выходящей на площадь, летел всадник в золотистых одеждах — словно лепесток светлого пламени, оседлавший пламя рыжее. Эннеари затаил дыхание. Белогривый за минувший год нимало не растерял ни красоты, ни резвости. Он несся немыслимым для обычной лошади аллюром, вытянувшись в струну и едва касаясь копытами мостовой, словно спеша слиться с мерцающим ореолом Рассветной башни.
Лерметт осадил коня в самой гуще золотого облака. Все-таки для человека он был необыкновенно быстрым — Эннеари едва только успел соскочить наземь, а Лерметт уже шел ему навстречу своей обычной стремительной походкой.
— Арьен! — выдохнул Лерметт. Глаза его сияли радостью почти нестерпимой. Как же хорошо, что мы послушались мельника и свернули на Ратушную площадь, ошарашенно подумал Эннеари: где-нибудь во дворце такая радость вызвала бы смущение своей неуместно обнаженной откровенностью — но здесь, окутанная клубящимся сверканием, она могла быть только такой.
А больше ничего он подумать не успел, бросившись в крепкие объятия друга, с которым был разлучен целый год. Надо же, когда-то он, как и все эльфы, думал, что год — это очень короткий срок... враки, иной год подлиннее вечности будет!
— Арьен! — улыбаясь, повторил Лерметт. — Как же ты вовремя!
— Ты не меняешься, — со счастливой ухмылкой сообщил Эннеари — вроде бы и невпопад, а на самом деле так очень даже впопад. Как же ему была знакома эта манера! В этом весь Лерметт: глаза так и кричат, как он стосковался по друзьям за этот год — но вслух о своих чувствах ни полсловечка, сразу о деле. Он и в бытность свою принцем этой привычке не изменял, а уж заделавшись королем, и подавно. В свое время Арьен страшно обманулся, приняв его сдержанность за надменную холодность, но уж теперь-то он знает Лерметта, как облупленного... странно даже, что год разлуки ничего не отнял от его знания — скорей даже прибавил. Иные вещи доступны пониманию как раз издалека. И понимание это подсказывало Арьену, что Лерметт, несмотря на прежние ухватки, на самом-то деле изменился, и сильно — вот только Арьен, ошеломленный новой, неведомой ему прежде красотой Найлисса, оглушенный радостью встречи, был покуда не в силах ухватить суть этих изменений.
— Если бы ты ко мне не собрался, я бы сам к тебе поехал, — продолжал меж тем Лерметт. — Но как ты узнал?
— О чем? — мигом встрял неугомонный Лэккеан.
— О том, что я затеваю, — уклончиво ответил король.
— Да не знал я ничего, — признался Арьен.
Откуда мне было знать о твоей затее, когда я только о своей и думал! Хотелось бы еще выяснить, как твоя затея будет сочетаться с моей. Остается надеяться, что одно другому не помеха — потому что я от своего замысла не отступлюсь, учти. Да и ты от своего не отступишься. Легче голыми руками гору срыть, чем заставить тебя отступиться. Я таких упрямцев, как ты, отродясь не видывал... разве что в зеркале.
— Тогда я после расскажу, — пообещал Лерметт. — Когда обустроитесь. Ведь не посреди же площади о делах болтать. Вот доедем до дворца...
— Что ж ты нас тогда во дворце не ждал? — осведомился Эннеари, потихоньку приходя в себя.
— Да я как узнал, что вы приехали, так и сорвался навстречу, — смущенно усмехнулся Лерметт.
Папаша Госс, озиравший все перипетии встречи, окончательно смекнул, что к чему, да так и застыл, потрясенный. Выражение его лица было неописуемо. Оно представляло собой весьма достойное зрелище — пожалуй, не менее достойное, чем Рассветная Башня, хотя и совершенно в другом роде. Эннеари готов был поклясться, что не только Малая ратуша будет посещать отныне его сны. Ошарашенная физиономия мельника из Луговины, а наипаче его лысина, величественно отливающая отраженным золотом Рассветной Башни... да, не всякий эльф сможет похвалиться подобными снами!
— Папаша Госс! — король обратил улыбающееся лицо к несчастному мельнику. И снова Эннеари с уважением подумал о жителях Луговины и их похвальных свойствах души. Другой бы на месте папаши Госса обезъязычел окончательно, а то и грохнулся без чувств от оказанного ему королем благоволения. Мельник же, напротив, подобрался, приосанился, расправил плечи; растерянный его взгляд сразу же осмыслился, заблестел умом и — кто бы мог поверить! — несомненным юмором.
— Вот видишь, — почти тожественно заявил он — но не королю, а слегка ошалевшему от подобного экивока Арьену, — моя правда выходит! Говорил я тебе, что спутник твой прошлогодний никакой не свистоплюй, а как есть обстоятельный и надежный?
При слове «свистоплюй» брови Лерметта поднялись не домиком даже, а прямо-таки целым дворцом, но держался он как нельзя более мужественно.
— И слову своему полный хозяин, — напомнил Эннеари в тон.
— Вот-вот, — со степенной важностью кивнул мельник. — Ты его держись, он тебя плохому не научит. Ты ведь молодой еще, сам не догадаешься — так и слушай старших, дурного не присоветуют.
Если учесть, что Эннеари на самом-то деле был старше папаши Госса вдвое с лихвой, немудрено, что на сей раз хохота сдержать не удалось никому. Папаша Госс потупился с должной скромностью — как и всякий мастер, когда ему удается поразить народ делом рук своих.
— Вот это, я понимаю, совет, — с трудом вымолвил Лэккеан. — Вроде овсяной похлебки — без чаши вина внутри и не утвердится.
Ах ты, нахал! И ведь поздно уже тебя одергивать... поздно — да и не нужно.
В глазах Лерметта так и заплясали развеселые чертенята.
— Это верно, — произнес он как нельзя более серьезным тоном. — Я полагаю, если один король, один мельник и целая компания эльфов зайдет в трактир пропустить по чаше вина, это будет как нельзя более правильно.
Это и впрямь оказалось правильным и уместным. Конечно, трактирщик при виде короля в церемониальном наряде, да вдобавок в сопровождении столь странной компании, глаза выпучил — однако в обморок падать или судорожно заикаться все-таки не стал. Очевидно, визит короля к одному из своих подданных этим самым подданным был не в диковинку. Навряд ли его величество во время таких визитов облачался с подобной пышностью, однако судя по тому, как легко оправился от первого замешательства трактирщик, Лерметту случалось захаживать не только во дворец. А что до королевского платья... будет чем похвалиться тощему трактирщику: мол, ко мне король не просто так зашел, а в лучшем своем наряде — то-то пересудов пойдет по поводу столь неслыханного благоволения! Эннеари не сомневался, что в ближайшие дни трактир сменит вывеску — и прозываться отныне будет «Королевская мантия» либо «Наряд Его Величества». Чтоб все знали, ценили по достоинству и заходили в то наипримечательнейшее заведение, для посещения которого король так расфрантился. Пусть заходят — сперва поглазеть, потом обсудить подробности королевского визита с трактирщиком, словно бы прибавившим в росте от нестерпимой гордости, а заодно и винца тяпнуть... а потом спросить закуски, потом еще вина, потом... в общем, и без лишних слов ясно, что будет потом. Стоит только глянуть, с какой быстротой мелькают руки трактирщика, как непринужденно летают над чашами бутыли, словно странные птицы из белой, зеленой и рыжей глины, сверкая глянцевыми боками... да, потом будет то самое, о чем подумал, веселясь в душе, Эннеари.
Потягивая легкое вино, Арьен украдкой рассматривал короля. Всего-то год миновал, а Лерметт переменился разительно. Вот уж сейчас его никто не перепутал бы с эльфом даже и издали. Как ни странно, Лерметт пальца на три прибавил в росте, изрядно раздался в плечах и приметно осунулся. Он перебрасывался шутками с папашей Госсом, смеялся и дурачился, как встарь — может, даже и больше прежнего — но предаваться веселью с прежней безоглядностью у него уже не получалось. Былая легкость исчезла бесследно, сменившись зрелой мощью. Принц стал королем — и не только по платью.
Да и платье королевское пристало ему, как мало кому другому. Эннеари не без любопытства разглядывал непривычный наряд друга. Длинный походный нарретталь — по летнему времени легкий, шелковый; узкие рукава майлета... все в золотистых тонах, династических. Нагрудное украшение в тех же тонах — тигровый глаз, янтарь... надо будет непременно спросить у Лерметта, что это за штука и зачем она нужна — ведь наверняка она не просто так привешена, а что-то означает. И, конечно же, корона... более необычной короны Эннеари не видывал сроду. Обруч ее был не округлым, а каплевидным, и острая оконечность капли нисходила почти до середины лба. Шапочки-бриолеты, общепринятые в Найлиссе, Эннеари и прежде попадались на глаза, но чтобы корона... или это как раз шапочки повторяют ее форму? Эннеари усмехнулся, сообразив что вновь принялся за старую игру в угадайку: смотрит во все глаза на непонятное ему одеяние и гадает — что бы все это могло значить?
— Я прямо с дороги, — пояснил Лерметт, перехватив его взгляд. — Даже и переодеться не успел. Мне еще в городских воротах доложили, что посольство прибыло — так я свиту отправил во дворец, а сам навстречу и бросился.
С дороги?! Эннеари едва удержался от изумленного вопроса: что же это за дорога такая, куда ездят при всех регалиях? Какой-то год тому назад, в бытность свою всего-навсего принцем, Лерметт в дорогу собирался совсем иначе. Простая рубашка небеленого полотна, охотничьи штаны из тонкой замши, запасной майлет... а вот теперь король Лерметт куда-то ездил, разряженный словно для дворцового приема. Чудные, однако, дела творятся. Притом же навряд ли у него настолько переменились вкусы и привычки. Конечно, люди меняются быстро — с точки зрения эльфов, порой до неприличия быстро — но ведь не настолько же! Так что едва ли Лерметту разъезды в подобном виде нравятся — самое большее, забавляют. А и тяжелое же это дело — быть королем! Хочешь, не хочешь, а изволь соблюдать приличия. Не распахнутая на груди рубашка, а длинный нарретталь, и чтобы непременно шелковый, и чтобы все висюлины на своем месте — и янтарь на месте, и тигровый глаз, и вот эти золотистые топазы и желтые сапфиры, и вот эта узкая золотая цепь из резных звеньев... цепь? Из резных звеньев?!