Аннехара кивнул, показывая, что слушает.
— Это началось после бала, — крайнее волнение сделало голос Орвье почти спокойным. — Фрейлины, которых Иргитер взял с собой... Ну, не нравятся они мне!
Аннехара одобрительно улыбнулся. Девиц Иргитер с собой привез ну просто на подбор, одна другой противнее. Эти насквозь лживые ломаки с холодными змеиными глазами могли бы пленить разве что совсем неопытного юнца — как раз такого, как Орвье... вот только Орвье, видать, не такой зеленый, как кажется.
— И я им на самом деле тоже не нравлюсь, — с изумительной прямотой сообщил Орвье, как нечто, само собой разумеющееся. — По-настоящему — не нравлюсь. А в покое они меня не оставляют. Выходит, что-то им от меня нужно.
Вот как? До сих пор Аннехара считал Орвье наивным юнцом — даже не простодушным, а именно что наивным. За время пребывания в Найлиссе он не только узнал это слово, но и вполне постиг его значение. Теперь он отлично знал, чем отличается простодушие неискушенного степняка от наивности горожанина, тем более удивительной в принце. Да, юнцом Орвье был... но только не наивным. Наивный не поймет, что он не нравится женщине, и уж тем более не признается в этом с такой беспечной легкостью. Нет... наивные юнцы так наивно стараются строить из себя многоопытную зрелость, что сами эти потуги разоблачают их нещадно. Так можно ли признаться, что не нравишься — выходит, и не знаешь, как понравиться, желторотик?.. нет, о нет — язык не повернется. И уж тем более немыслимо прийти к простому и ясному, зато нелестному выводу: «От меня чего-то добиваются». Выходит, ошибся Аннехара, полагая Орвье несмышленышем. Выходит, житейская мудрость и опытность могут иметь разное обличье — даже и такое.
— Наверняка, — согласно кивнул Аннехара. Теперь его внимание уже не было наигранным.
— Одна девица так ко мне прилипла — ну, не отвяжешься ни в какую... но ведь я ей не нравлюсь, — повторил Орвье. — Она меня даже не хочет. Но очень хочет, чтобы я ее захотел. До чего дошло — сама предлагается... нет — навязывается.
Похоже, Орвье прав, и любовными делами здесь и не пахнет.
— Я хотел от нее вежливо избавиться... без резкости, — чуть улыбнулся Орвье.
— Понимаю, — отозвался Аннехара.
Он и в самом деле понимал, что двигало юношей. Орвье не из тех, кто любит оскорблять женщин... он и вообще не из тех, кто любит оскорблять — и опять-таки, свидетельствует это ну никак уж не о наивности или глупости. Эх, жеребенок — да ты просто-напросто силы своей не знаешь!
— Я на то сослался, что во дворце укромного уголка не сыскать. Повсюду народ толпится — одним словом, неловко, заметят, разговоры пойдут. — Орвье примолк на мгновение, и Аннехара опять слегка кивнул. — А она разулыбалась, будто вот-вот вся на мед изойдет, а потом и говорит, что если только за этим дело стало, то место подходящее есть — в лесу.
— На голой кочке у зайцев здешних под ногами? — хмыкнул великий аргин.
— Нет, — очень серьезно ответил Орвье. — В охотничьем домике. Тайном. Таком тайном, что в Найлиссе никто о нем не знает. Никто. Даже король.
Орвье был прав. Тысячу раз прав. Какая уж там наивность — годовичок, обогнавший взрослого коня, уже не жеребенок!
— Только соваться туда не во всякий день следует, — прежним тоном добавил Орвье, — потому что домик не пустует.
Аннехара поднялся так медленно, словно только что пробудился и увидел, что беспечно проспал целую ночь рядом с ядовитой змеей. Глупая девка по глупости и проболталась... но какое же счастье, что у Орвье хватило ума...
— Она сказала тебе, где этот домик? — глухо осведомился великий аргин.
Орвье понял его мгновенно.
— Не то чтобы точно, — ответил он. — Но найти, пожалуй, смогу.
— Тогда иди оденься потеплей, — велел Аннехара, — и оружие возьми — любое, какое твоей руке привычней.
— Да оно у меня скорее парадное, — слегка растерялся Орвье.
— Лучше парадное, чем непривычное, — отрезал Аннехара. — Нож я тебе хороший дам, а остальное свое бери. Жди меня возле Северных Ворот — в объезд поедем. Чтобы в голову никому не пришло, что мы в лес собрались.
Орвье сосредоточенно кивнул.
— Ты был прав, — дернул уголком рта Аннехара, — с такими новостями ждать недосуг. Лерметт только к ночи освободится. Считай, до завтра толком ничего не узнать.
— А узнать надо, — подхватил Орвье. — Может, она все это нарочно сказала. Дескать, растрезвонит аффральский дурачок... опасно пустыми обвинениями бросаться.
Ты не дурачок, хотел сказать Аннехара — но сказал совсем другое.
— Пустыми — опасно, — кивнул он. — А если не пустыми... как знать, может, счет уже не на дни — на часы идет. Нельзя нам Лерметта дожидаться. Сами нынче же посмотрим, что за место такое и кто в том домике живет.
Джеланн шла по Коридору Ветвей, не таясь. Уж если ты что задумал, последнее это дело — таиться, подкрадываться и вообще делать себя заметным наиболее дурацким способом. Нужно просто идти там, где ты имеешь полное право находиться, идти спокойно и непринужденно с самым что ни на есть обыденным выражением лица. Так, словно бы ничего не изменилось, и ты направляешься не убивать, а просто воды испить — и лучше всего, если ты и впрямь привык утолять жажду именно в этот час. Все знают, что Джеланн не сидится в своих покоях. Что она нередко в самый даже поздний час засиживается в Гостиной Гобеленов или просто прогуливается по Коридору Ветвей, а то и вовсе любуется дворцом. Никто ничего не заподозрит, если случайно увидит ее в столь неурочный час — нет для нее неурочного часа.
И все же возле двери Арьена Джеланн на долю мгновения задержалась, чтобы оглянуться.
Никого.
Теперь только толкнуть слегка незапертую по эльфийскому обыкновению дверь и войти... и тогда уже обратной дороги не будет.
А разве она когда-нибудь была, эта обратная дорога? Разве она и вообще существует? Разве это не россказни слабаков, неспособных довершить единожды начатое?
Джеланн отворила дверь спокойно и уверенно. Она не боялась застать Арьена бодрствующим, не боялась и разбудить его. На такой случай у нее был заранее заготовлен разговор — вымышленный насквозь, зато тягостный и неотложный, из тех, что дозволяют будить в любое время суток. Даже если и придется морочить Арьену голову... какая разница! Все равно продлится эта беседа недолго... а потом эти глупости и вовсе не будут иметь никакого значения. Хотя, конечно, лучше, если Арьен будет спать.
Джеланн повезло. Арьен спал — невесомым, легким, парящим каким-то сном. Улыбка, мерцавшая на его губах, была нестерпимо счастливой и спокойной. Внезапно Джеланн остро захотелось отказаться от взлелеянного замысла. Забыть обо всем, что она так тщательно задумывала, ради чего старалась, что рассчитывала до мельчайшей детали долгими бессонными ночами. Забыть. Отказаться. Послать в преисподнюю все и всяческие хитросплетения. Просто вынуть из поясных ножен узкий стилет и своей рукой вонзить клинок в ямку над ключицей... туда, где под сахарно мерцающей кожей незримо струится дыхание... прямо в этот тугой шелковистый блеск, такой живой и ненавистный...
Джеланн провела рукой по лицу снизу вверх, словно стирая с себя неуместную мысль. Нет, глупость ей пришла в голову, самая что ни на есть настоящая глупость. И не потому, что удар в ключичную ямку мгновенной смерти не обеспечивает, и бить надо в артерию, а еще лучше было бы без лишних затей перерезать горло. И не потому даже, что тогда ей нипочем не уйти от ответа: никто посторонний не мог бы войти в Коридор Ветвей, прошмыгнув мимо вездесущего Алани — что за настырное создание этот мальчишка! — а уж среди своих найти убийцу не так чтобы и сложно. Хотя даже и в этом случае Джеланн могла бы попытаться отвести от себя подозрения. Сошла же ей с рук прошлогодняя история с вывертнем, которого она впустила в Долину. Если бы не Лерметт, никому бы и в голову не пришло, что вывертень проник в Долину не сам по себе: на то он и маг. Но хоть Лерметт и подначил Арьена искать того, кто отворил Долину перед вывертнем, ничего из этих поисков не вышло. Все метались, точно ветви на ветру — а после успокоились, решив, что похититель обликов своей силой обошелся. Никому и в голову не пришло, что не сам незваный гость себе так удачно облик выбрал, не сам и узнал, чью личину напялить, чтобы жертва сама его впустила. Это Джеланн подучила вывертня всему, что надо — и никто ни на единый миг ее не заподозрил, не подумал даже. Вывертень оказался редкостным болваном, дав себя распознать — но в Джеланн не усомнился никто... никто не усомнится и сейчас, даже вздумай Джеланн все-таки зарезать Арьена во сне. Мудрено ли провести тех, кто тебе доверяет? Можно подумать, в первый раз...
Но если уступить внезапному порыву, если своеручно утолить ненависть... тогда обо всем остальном придется и в самом деле позабыть. Так стоит ли ради краткого упоения отказываться от блистательного грядущего? Будь Джеланн так глупа, чтобы отказаться от собственного будущего, она бы отказалась от него куда раньше. Она не стала бы связываться с вывертнем. Она смирилась бы с тем, что это вовсе не ее будущее.
Ну уж нет!
Арьен растерянно усмехнулся во сне и приподнял левую бровь таким привычным движением, что у Джеланн мигом вылетели из головы все и всяческие мысли. Довольно тратить время на похвальбу былой ловкостью. Нечего ворошить минувшее. Ловкой надо быть сейчас. Не ждать, пока Арьен ощутит рядом с собой чье-то присутствие и проснется — раз уж Джеланн посчастливилось застать его спящим, незачем растрачивать удачу попусту.
Джеланн сложила ладони лодочкой, с удовольствием ощущая, как незримая тяжесть наполняет их, как ворочается и возится, устраиваясь поудобнее, и руки от этой возни делаются спокойными и легкими. Джеланн не спешила — теперь-то ей не помешает никто — и терпеливо ждала, пока руки станут окончательно легкими, как прикосновение зари к краю неба, а тяжесть, наполняющая ладони, окончательно неподъемной. И лишь тогда она разомкнула ладони, позволив тому незримому, что наполняло их, излиться на лицо Арьена — излиться, омыть, впитаться...