— Разберемся, — кратко посулил Лерметт.
— Почему только вы? — возмутился Эннеари. — Я тоже.
— Лежа в постели? — приподнял бровь оборотень.
— Нет, — усмехнулся Эннеари. — Я уже почти в порядке, голова только кружится — но сесть в седло я смогу. А когда вернемся, мне только умыться останется. Это закрытые раны заживают долго, а открытые... чем тяжелее рана, тем быстрее она исцеляется.
— Год назад ты так не умел, — задумчиво произнес Лерметт.
Илери сердито фыркнула.
— Именно, — хмыкнул Арьен. — Думаешь, когда моя дражайшая сестра узнала, что я едва без ног не остался, она мне хоть минуту покоя дала? Да меня Илмерран, и тот никогда так не тиранил!
Упомянутый гном воззрился на бывшую ученицу с потрясенным уважением. Заставить непоседу Арьена не только учить урок, но и выучить его... на такой подвиг ни один гном не способен!
— Конечно, таким целителем, как она, мне не бывать, — продолжал между тем Эннеари, — но продержаться на первое время, а потом помочь целителю — сколько угодно. Я действительно могу ехать. И если мы хотим в этом деле разобраться, лучше на потом не откладывать. Правда, его риэрнское величество не из ранних пташек, до полудня его даже показательной казнью не выманишь, но лучше поторопиться. Очень уж интересно, что они с Терианом на два голоса споют, когда увидят меня целым и невредимым.
Лерметт перевел взгляд на Илери. Она ответила ему утвердительным кивком.
— Держи. — Лэккеан неловко сунул Арьену в руку разорванное ожерелье. Сама мысль том, что он держит чужое ларе-и-т'аэ, приводила его в немыслимое напряжение, и он явно не чаял, как избавиться от ожерелья — а разговор, как назло, свернул в другую сторону.
Эннеари на мгновение стиснул в ладони окровавленный трофей. Вот она, горстка камней и деревяшек, за которой он пришел под нож и петлю... то, что его тело еще вчера считало частью себя...
Ладонь его разжалась, и ожерелье упало на снег.
— Не нужно, — усмехнулся Эннеари. — Разве что на память.
— Но... — задохнулся Лэккеан. — Это... это ведь твое ларе-и-т'аэ...
— Нет, — коротко ответил Эннеари.
— Нет?! — остолбенел Лэккеан.
— Нет, — хором откликнулись Илери и Лерметт и невольно улыбнулись нечаянному совпадению.
Эннеари сжал прохладные пальцы Шеррин чуть сильнее и обернулся к ней.
— Вот ларе-и-т'аэ, — сказал он тихо и так просто, что не поверить ему было нельзя. — Верно, Лериме?
Оба Лериме — и Лерметт, и Илери — согласно кивнули. Так согласно, словно представляли собой единое целое и слитный разум.
— А что это такое — ларе-и-т'аэ? — полюбопытствовал Эттрейг — вместо Шеррин, окончательно потерявшей дар речи.
— То, без чего нельзя жить, — неуклюже ответил Ниест.
— Так что имей в виду, Шайри — если ты при первой же возможности не повиснешь у меня на шее взамен этого шнурка с камешками, жизни мне не будет, — улыбнулся Эннеари.
Слова его могли показаться шутливыми и даже ехидными — но в голосе звенела такая неистовая, такая беззащитная, такая искренняя нежность, словно кроме них двоих с Шеррин на всем белом свете сейчас не было никого.
— Только эльф может улыбаться так обольстительно, когда у него вся морда в крови, — пробурчал себе в бороду Илмерран. — Арьен, ты неисправим.
У него за спиной раздался внезапно приглушенный снегом стук копыт, и гном обернулся.
Исцеленная Илери соловая кобылка, забытая впопыхах на лесной дороге, решила отыскать наездницу. Она шла, бойко перебирая стройными ногами и помахивая хвостом, и никак не могла взять в толк — почему при ее появлении все сначала подскочили на месте, словно это и не она, а чудище какое, а потом сразу столь же необъяснимо успокоились. Ну, да у этих двуногих вечно в голове какие-то странности.
Глава 14Залетная птица
— Н-ну-у... не знаю, — с сомнением протянул Сейгден. — И так уже сколько времени потеряли.
— Время у нас покуда есть, — заметил Эттрейг. — Но в обрез.
— Как будто еще несколько минут что-то изменят! — яростно возразил Эннеари.
Каждого из этих людей, а уж Лерметта тем более, он бы поодиночке уговорил. Но всякий раз, когда ему приходилось убеждать в чем-то не одного, а сразу нескольких людей, Эннеари неизменно терялся. До сих пор, несмотря ни на что — терялся. Будь другие эльфы рядом, возможно, он нашел бы, что сказать — но Илмерран самым непререкаемым образом отправил и четверку друзей и Илери по каким-то неотложным делам. Объяснять, куда и зачем он их разослал, гном не удосужился, да и спрашивать было некогда.
— Почему ты так настаиваешь? — удивился Лерметт.
— Да я просто не могу дозволить, чтобы Шайри вошла к Иргитеру в таком виде! — возмутился Эннеари.
— А чем тебе такой вид плох? — поинтересовался Лерметт.
Вид, и в самом деле, не шел ни в какое сравнение с прежним. Вернуть изуродованные брови и ресницы в их обычное естество для Илери труда не составило — да и что это для эльфийской целительницы? Ведь не рана, в конце концов. А если глянуть, что за кудри скрывались под натянутым на самый лоб стоячим чепцом... нет, все-таки надо быть эльфом, чтобы под таким маскарадом углядеть эту своеобразную, ни на что не похожую красоту.
— Да тем, что стоит Шайри появиться в этом платье, и весь наш план рухнет! — упрямо заявил Эннеари. — Никакого ошеломления не получится.
— Знаешь, — благоговейно выдохнул Лерметт, — я впервые в жизни вижу, как ты врешь. Да еще так нагло.
Эннеари зарделся до корней волос.
— Да, вру! — взорвался он. — Лериме, как ты не понимаешь? Это крысомордие посмело напугать женщину. Мою женщину! Напугать до такого вот унижения! — Арьен гневным взмахом кисти указал на красное с розовым платье Шеррин. — И я, по-твоему, допущу, чтобы она показалась этому мерзавцу в наряде своего страха и унижения?!
— А теперь не врешь, — очень серьезно кивнул Лерметт.
— Я не понимаю, о чем вы спорите, — робко вмешалась Шеррин. — У меня же все равно других нарядов нет.
— Зато у меня есть! — рявкнул Эннеари.
Лерметт вытаращил глаза.
— Я с собой четыре нарретталя приволок, и все разные, — чуть остывая, произнес Арьен. — Ну... как посол... если какой-нибудь пир или там прием.... в общем, если важная церемония, и надо одеться на человеческий манер, дабы почтить... тьфу! Лерметт, да не смотри на меня так! Сам ведь знаешь — послам каких только глупостей делать не приходится... так я на всякий случай.
Лерметт снова пресерьезнейшим образом кивнул, но губы его дрогнули.
— Нарретталь, он ведь и мужчинам, и женщинам годится, — продолжал Эннеари. — Широко особенно не будет, мы, эльфы, и вообще народ не широкий. А что длинно, так это вмиг подрезать можно. Нарретталь ведь можно сколько угодно подрезать, это не платье.
Он снова, не сдержавшись, метнул взгляд на злополучное платье Шеррин — такой обвиняющий, словно оно само было повинно в своем выдающемся безобразии.
— Воротник, правда, совершенно мужской, но даже и так будет лучше. Все лучше, чем это... эта... взбесившаяся клумба! Шайри, ну я тебя очень прошу...
— И не проси, — хмыкнул Сейгден. — Какая женщина от нового наряда откажется? У вас десять минут, ваше высочество.
— Я успею, — пообещала Шеррин и исчезла за дверью комнаты Эннеари.
Управилась Шеррин гораздо быстрее, чем за десять минут. Принцессы из захолустных королевств, не обремененные избытком фрейлин, привычны одеваться сами — и быстро. Когда Шеррин, преображенная почти до неузнаваемости, появилась на пороге, ахнул даже Илмерран.
— Да, — веско сказал Сейгден. — Это просто слов нет. Если Иргитера это не ошеломит... ну, тогда он и не человек вовсе.
Говорят, к черным волосам идет красное. Может, кому и идет, но только не Шеррин. Ее красно-розовое платье смотрелось на ней нелепо не только из-за неверных пропорций. А вот зеленый с золотом нарретталь подходил ей необыкновенно. Может, все дело в ее глазах — ясных глазах цвета зеленоватого орехового меда, осененных громадными темными ресницами? Зеленые глаза, непокрытые черные волосы, стройное тело... как же она все-таки хороша в длинном легком нарреттале! Вот только воротник его — короткий прямой воротник стойкой — вне всяких сомнений, мужской... но Шеррин идет и это! Даже больше идет, чем большой кружевной воротник по последней женской моде. Похоже, отрешенно подумал Лерметт, не позднее чем завтра в Найлиссе вспыхнет новая мода. А что рубашка Арьена, надетая под нарретталь, принцессе велика, так это ей даже к лицу, хоть и смотрится необычно.
— Подумаешь, — фыркнул Эттрейг. — Я вот тоже не вполне человек, но я ошеломлен.
— Значит, самая пора идти, — подытожил Илмерран.
По дороге к Мозаичному Коридору, где расположился Иргитер со своей свитой, им не попался почти никто. Все-таки час был еще довольно ранний, да и гном выбирал самые малолюдные из дворцовых переходов. Ему ли их не знать! Арьену вспомнилось, как он вдвоем с Алани точно так же тайком шел в кабинет Илмеррана... сдается, паж просто позаимствовал у гнома план дворцовых лабиринтов. Самому Илмеррану ни планы, ни карты не были нужны.
— Надеюсь, мы не опоздали, — вздохнул на ходу Алани, словно бы отзываясь на случайную мысль Эннеари. Хотя... а кто сказал, что «словно»? С магами никогда нельзя знать наверняка.
— Нет, — успокоил его Эттрейг. — Териан только-только из своих комнат вышел.
— Ты уверен? — с неподдельным удивлением спросил Лерметт.
— Лериме, никогда не сомневайся в волчьем носе, — улыбнулся Арьен.
— Даже как-то обидно, — усмехнулся Эттрейг. — Это вам нос ничего не говорит. А мой мне все расскажет.
— И что твой нос рассказывает про Териана? — полюбопытствовал Эннеари.
— Что выехал он из города не через Лесные Ворота, — невозмутимо ответил Эттрейг. — Духу его там не было. Может, затем, чтобы после не припомнили, что он ездил через них, когда убийство совершилось. Может, он даже и не один раз вот так ночью выезжал через те, другие ворота... как бы проветриться... чтобы потом подозрений не возникло. Но этого я знать не могу. Он выехал через Речные ворота — в объезд. Прибыл первым. Ждал. Потом подъехала эта... Джеланн. Они стояли и говорили. Потом он ее убил. Быстро, внезапно. Неожиданно для нее. Смертью ее там пахнет, а страхом — нет. Она не успела испугаться. Даже почувствовать не успела.