Шуляк дождался, когда магазин закрыли в 14 часов на перерыв. Он постучался, показал удостоверение, и его впустили. Девушки только готовились разлететься по закусочным и продуктовым магазинам…
— Извините, что беспокою вас в перерыв. — Шуляк развел руками. — Но ничего не поделаешь, у вас всегда полно народу…
Продавщицы и кассирша были заинтригованы. Директор же, хотя и не знал за собой никакой вины, явно нервничал.
— Какие могут быть извинения, товарищ?.. — Он озабоченно нахмурился, всем своим видом выражая готовность помочь чем только можно. — Дело есть дело! Всегда рады.
— Дело у меня, собственно, пустяковое… Нужна маленькая справочка…
— Пожалуйста, пожалуйста! — Директор широким жестом обвел тесные свои владения.
На застекленных полках темного дерева стояли разноцветные парики, баночки с гримом, куклы, книжки по искусству, всевозможные краски и мази.
— У вас есть светящаяся краска «Огни св. Эльма»?
— К сожалению, вся продана. — Директор улыбнулся скорее радостно, чем сочувственно; у него явно отлегло от сердца. — Но, если вам очень нужно, я бы мог…
— Нет, нет! — замахал руками Шуляк. — Не беспокойтесь… Когда продана последняя банка?
— Когда, Верочка? — Директор повернулся к рыженькой девчушке в синем халатике.
— Еще позавчера, — тихо ответила Верочка и почему-то покраснела.
— Интересно, кто и зачем ее покупал? Всех вы, ясное дело, не помните, но…
— Разве всех упомнишь? — подала голос другая продавщица.
— Ответите, когда вас спросят, Тамара! — строго одернул ее директор.
— А все-таки, милые девушки, как вы думаете: кому может понадобиться такая краска? Театральным работникам?
— Какое там! — усмехнулась бойкая Тамара. — Они к нам и не ходят. Что надо, они по безналичному получают…
— Очень интересно, Тамарочка. Вас ведь Тамарой зовут? — Шуляк понял, что эта полная румяная брюнетка играет здесь первую скрипку. — Кому же она тогда нужна, если не работникам сцены?
— А кому угодно! Всем…
— Ну, вы явно преувеличиваете! Наверное, все же не всем… Вы сколько банок продали?
— Семьдесят! — мгновенно ответил директор.
— Семьдесят банок — семьдесят человек, — кивком поблагодарил за справку Шуляк. — Это немало, но и не так уж много. Верно?
Директор кивнул.
— Некоторые по две банки брали, — уточнила Тамара.
— В самом деле? — удивился Шуляк. — Это же пять килограммов краски. Зачем столько?
— Мало ли зачем! — махнула рукой Тамара. — Рыболовы каждый день заходят, спрашивают.
— Рыболовы?
— Ага. Поплавки красить, чтобы в темноте видно было… Крючки опять же.
— А крючки зачем?
— Для ночного лова. Говорят, рыба лучше на свет идет.
— Век живи, век учись, — покачал головой Шуляк, не пропускавший обычно ни одной рыбалки. — И откуда у вас такие познания?
— У нее муж рыбак! — пискнула рыженькая и засмеялась.
— Значит, вы тоже краску купили? — улыбнулся Шуляк.
— Ага. Две банки.
— Превосходно! — одобрил Шуляк. — Выходит, что число посторонних покупателей резко сокращается.
— Всего на два! — уточнила Тамара.
— Уже легче… Кроме рыболовов кто еще интересовался?
— Многие. — Тамара вынула пудреницу и посмотрелась в зеркальце. — Один покупатель говорил, что хочет выключатели в квартире выкрасить… Для клуба еще брали шесть банок.
— Какого клуба?
— «Красный пролетарий»… Мальчишки еще купили в складчину! — Она вдруг прыснула. — Пакость какую-то в школе написать собирались. Я слышала, как они совещались.
— И все-таки продали?
— Отчего же не продать?.. Но я их выругала!.. А почему вас эта краска так волнует?
— Это я потом вам объясню, а пока…
— «…выпьем кружечку пивка!» — смеясь, передразнила его Тамара.
Верочка всплеснула руками и, давясь от смеха, грудью легла на прилавок.
— Девушки! — прикрикнул директор.
— Пороть вас надо! — вздохнула кассирша. — У человека серьезная забота, а вам все хаханьки. Небось кража опять?
— Почему опять? — повернулся к ней Шуляк.
— Больно кражи теперь участились! Мою соседку вот недавно ограбили. Все подчистую из квартиры вынесли. Одни голые стены остались. И мало этого, еще саму по голове пристукнули, так что она речи лишилась… Не поглядели, что старуха!
— Вы, случайно, не о гражданке Чарской? — Шуляк подошел к застекленной кабинке кассы.
Кассирша выглядела довольно молодо, несмотря на усталые тени под глазами. Розовое закрытое платьице шло к ее несколько полной фигуре и скромной прическе: длинная русая коса была обвита вокруг головы.
— Значит, вы в курсе? — Она удивленно раскрыла глаза.
— Точно, — подтвердил Шуляк. — Даже знаю, что вас зовут Эльвирой Васильевной.
— Подумаешь, секрет! — фыркнула Тамара.
— Между прочим, Эльвира Васильевна, краска имеет прямое отношение и к ограблению вашей соседки! — Шуляк быстро сообразил, что кассирша вряд ли подробно осведомлена о бурных событиях, происшедших в ее квартире. — Так что прошу мне помочь.
— Так я что?.. Я — пожалуйста…
— Вот и припомните-ка вместе с девушками всех, кому продали банки… Постарайтесь припомнить… Внешность, какие-нибудь особенности, разговоры, может быть… Школьников же вы, Тамара, припомнили? — Он отошел от кассы назад к прилавку.
— А художник-то твой, Тома! — вспомнила вдруг Эльвира Васильевна.
— Такой же мой, как и твой! — огрызнулась Тамара. — Он-то здесь при чем?
— Что значит «при чем»? Краску-то он купил!
— Ну, купил! А дальше что? Стукнул банкой твою полоумную старуху по голове? Так, что ли?
— Стоп! Стоп! — Шуляк постучал костяшками пальцев по прилавку. — Так не пойдет!.. Это дело серьезное. Разрешите, товарищ директор, воспользоваться вашим кабинетом.
— Конечно, конечно, пожалуйста. — Директор погладил седоватый ежик и, подняв доску прилавка, указал на дверь.
— Попрошу вас, Тамара, пройти в кабинет… Побеседуем, так сказать, с глазу на глаз. А то я ничего тут не пойму.
Толкнув дверь, Шуляк пропустил Тамару вперед и, обернувшись к остальным, попросил:
— Я у вас еще чуточку побуду, но вы не обращайте на меня внимания и делайте свои дела. Только вас, Эльвира Васильевна, попрошу задержаться. Хорошо?
— Хорошо, — кивнула кассирша.
Он закрыл дверь и, указав Тамаре на директорское кресло за письменным столиком, устроился на табурете.
— Расскажите мне про этого художника, Тамара.
— А чего рассказывать-то? Вечно они все выдумывают! — Она зло кивнула на дверь. — Ну, зашел ко мне знакомый на работу… Что с того?
— Ничего, разумеется, — успокоил ее Шуляк. — Вы не волнуйтесь. Лучше подробно расскажите еще обо всех ваших знакомых, которым вы продали краску. Среди них были, наверное, и товарищи вашего мужа по рыбалке? Так ведь? И этот художник… Понимаете, Тамарочка, все эти люди, очевидно, непричастны к преступлению! Мы сразу же, так сказать, скинем их со счетов. Вы мужу две банки взяли, художник этот еще сколько-то купил, другие знакомые… На долю-то незнакомых, подозрительных людей остается все меньше! Так?
— Ну, так. Дальше-то что? — настороженно спросила она.
— Но тогда, Тамарочка, получается, что незнакомых было не так-то много! Значит, вам вместе с девушками легче будет их вспомнить! Понятно?
— Ах, вы об этом…
— Ну конечно! Так что давайте побыстрее отсеем знакомых. — Он взял с директорского стола счеты и отложил семь костяшек. — Всего банок было семьдесят. Две вы взяли себе… — Он произвел на счетах нехитрую манипуляцию. — Эти банки у вас дома?
— Где же еще?
— Вот и прекрасно! В двух банках я уже полностью уверен. Остается шестьдесят восемь… Сколько купил художник?
— Четыре.
— Ого! Зачем ему столько?
— Художник ведь!
— Значит, ими и рисовать можно?
— А то нет!
— Лады. Выходит, еще четыре банки долой… Правда, нужно еще убедиться, что все они по-прежнему находятся у художника. Ведь одно дело вы, другое — он. Ваши банки находятся на месте, а за чужие вы поручиться не можете. Вдруг он потерял одну или, может, кому-нибудь подарил… Так?
— Ну, так…
— Вот и получается, что мне придется побеседовать с самим художником. Все-таки четыре банки не шутка! Это как-никак четыре подозрительных незнакомца.
— Веселая у вас работа…
— Да уж, не даром хлеб едим. Кто он, этот художник?
— Один знакомый.
— Это я уже понял. Фамилия-то его как?
— Михайлов… Витей зовут. Виктором.
— Вы его давно знаете?
— Давно. Я у них в Строгановке одно время натурщицей подрабатывала.
— Понятно…. У вас с ним… хорошие отношения?
— Да так… Заходит иногда, ухаживает вроде… Цветочки на Восьмое марта приносит, мимозу.
— Когда вы его видели и последний раз?
— А вам-то что до этого? Вас ведь краска интересует? Так вы про нее и спрашивайте!
— Вот что, Тамара, давайте-ка сразу же договоримся! Я спрашиваю, а вы отвечаете.
— По какому такому праву?
— Дело в том, милая Тамарочка, что Михайлов Виктор Михайлович — его так по отчеству?.. Ну, вот видите, я вас не из любопытства расспрашиваю, потому что Михайлов Виктор Михайлович недавно был убит в Парке культуры и отдыха.
— Ой! — Она прижала руки к щекам и вдруг заплакала, но быстро успокоилась и, вынув пудреницу, притукала пуховкой следы слез.
Шуляк дал ей привести себя в порядок.
— Так когда вы видели его в последний раз? — спросил он, когда она закончила туалет.
— На прошлой неделе… Во вторник, кажется, или в среду…
«Так! — отметил Шуляк. — Возможно, в тот самый день, когда пропал иностранец… Накануне он побывал у Михайлова… Сам же Михайлов принимал у себя на другой день попа, потом пошел его провожать и возвратился, очевидно, поздно… Впоследствии он утверждал, что встретил на улице свою первую жену… Ну и хват же парень! Ну и хват! Чего только они в нем нашли?»
— В котором часу?
— Вечером. Перед самым закрытием.
— Расскажите поподробней, как это было.