–Действительно в наряде!– сказала Лариса.– Ему идет!
Она не заметила ужас, мелькнувший в глазах парня. Ибо не было ничего страшнее, чем наряд рабочим на полковую кухню. Из всех филиалов ада на земле это был самый-самый.
До того была прогулка вдоль секретных капониров. Новые машины осмотреть не дали, но дали послушать, как они ревут на холостом ходу. Писатель потом так долго говорил о них, как будто не только слушал, но и форсировал на одной из них Ла-Манш.
Обед накрыли в столовой, и тут Лариса сделала первый шаг к растапливанию льда в общении. Из своей изящной дамской сумочки она достала бутылку французского коньяка, заставила старшего Бабича выпить компот из его и из своего стакана и плеснула сразу граммов по сто пятьдесят.
Комполка и замполит стали оглядываться. Дивизия гвардейская, обстановка служебная.
Лариса отпила чуть, одними кокетливыми губами, потом протянула остальное полковнику:
–Ну, что, дядь Лень, за наш гарнизон!
Что выяснилось? Полковник был сослуживцем капитана Конева по слонимскому танковому полку, бегал у него в ротных. А теперь взлет, столица, гвардия. Да, он вспомнил с веселым удивлением шуструю девчонку-третьеклассницу.
Выпили, конечно.
Лариса и до этого случая замечала свой талант привлекать людей, и не вообще людей, а самых нужных, и в самое нужное время. Но чтоб такое попадание…
Вторую бутылку от своих щедрот выставил замполит (разговор продолжился в более укромном месте – красном уголке), он всем своим видом намекал на происхождение из «прежних», говорил «да-с» и подробно критиковал Тухачевского за его мечту превратить все трактора СССР в танки.
В какой-то момент медленно, как бы с уважением открылась дверь, и вошел генерал. В фуражке с высоченной (тогда так еще не носили в Советской Армии) тульей, под козырьком горели глубоко посаженные глаза, поблескивали мужественные скулы и орлиный нос.
Офицеры косо вскочили. Но он милостиво снял фуражку, обнажая прическу в виде стоящего бритвенного помазка, и представился – генерал Белугин.
«Орел!» – восхищенно подумала Лариса, а может, даже и произнесла вслух.
По правде говоря, генерал пришел не к ней, он услышал о визите писателя Проханова. Он разделял его идеи «вечного вещества войны», «нового технологического язычества» и «сакрального контрудара» и хотел увидеть мыслителя живьем.
Знакомство состоялось.
Генерал практически не пил.
Слушал снисходительно, но внимательно.
Не сказал ни одной банальности, которая как бы полагалась ему по чину.
Несмотря на то что с угнетаемым бойцом все решилось отлично – «Если ему нравится эта форма (имелось в виду белое), пусть носит, хлеборез»,– сказал дядя Леня,– Лариса убывала из гвардейской дивизии в отвратительном расположении духа.
Генерал не обратил на нее никакого внимания. Хотя она была в полном порядке, и знала это.
12
Конечно, так это оставить было нельзя.
Лариса снова нырнула в «Армию» к Полине Агапеевой, чрезвычайно деятельной и информированной тетке, которая и помогла ей с поездкой в гвардейскую дивизию.
Кто такой Белугин?
Полина – бывалая из бывалых – закатила глаза, мол, о, подруга, куда ты хватила. Ничего у тебя не выйдет, дорогуша. Верный муж и верный зам начальника генштаба в недалеком будущем.
Рассказывай, рассказывай!
Выпивать девушки начали еще семнадцатого августа. Бабича, мечтавшего зависнуть у нее в жилище, Лариса сурово отослала, чтобы не травмировать его своим интересом к другому мужчине. Сама она лишь пригубливала и подливала подруге, чтобы разговорить ее.
Рассказывай.
Полина была горда тем, что переспала почти со всеми командующими всеми военными округами за последние двадцать лет. И с заместителями по политработе. Лариса считала, что это обычное юбочное хвастовство, но подыгрывала подруге, зная, что, похваляясь, люди легче всего проговариваются. По роду службы – она побывала и референтом у одного из замов министра – Полине пришлось объехать десятки воинских частей, ее любили за свойский характер и ценили за связи. Скольким она помогла выбраться из медвежьих углов на столичный паркет! Поговаривали, что у нее выход есть прямо в приемную министра, она эти слухи не опровергала, хотя и не поддерживала.
–Так что с Белугиным?
–Говорю тебе, нет! Кремень. Наполеон. И в смысле Жозефины – обожает жену, да и метит уж больно высоко.
–Но ведь орел.
Полина кивала, в общем-то, да, многие увлекались, и даже, по слухам, кое-кто из заслуженных артисток Северо-Осетинской АССР…
Когда у Ларисы вся выпивка кончилась, Полина предложила катнуться к ней, на Можайку, пусть и не близко, но есть же такси.
Квартира у Полины оказалась четырехкомнатная «упакованная», просто хрустальная ваза, завернутая в ковер; раздвижные стеклянные двери, двухэтажный холодильник. Лариса даже стала думать, что история про командующих округами не такое уж вранье.
–А дети?
–Мои дети сами уже отцы. Разлетелись. Мне же сорок семь, баба ягодка совсем.
–И ты одна?
–Да ты что?!– усмехнулась Полина. Выяснилось, что мужик ее где-то спит в глубине квартиры и бояться его не надо, он даже если и выйдет, то отопьет немного и в разговор не полезет.
Потом выяснилось, что его вообще нет дома. Он позвонил и сообщил, что внезапно вызван к месту службы. Выслушав это вранье, Полина повертела горлышком бутылки у виска – какая у него может быть служба?! Восемнадцатого августа в ночь.
В общем, до конца дня они вырабатывали план атаки на Белугина, причем Полина все больше пьянела и становилась, как бы сегодня сказали, все более креативна, а Лариса трезвела и непрерывно мыла посуду, это всегда помогало ей сосредоточиться.
Перед отходом ко сну Лариса имела внутри себя целый архив на горделивого генерала.
Ранним утром следующего дня выстоявшаяся под душем, спрыснутая чем-то вызывающе французским, взбодренная чашечкой очень хорошего и крепкого кофе руководительница отдела ВОВ ЦБПЗ схватила такси у дворца спорта «Сетунь» и велела: «В центр». Водитель долго мялся, но почувствовал, что такой клиентке не откажешь. Скоро стало понятно поведение таксиста. Параллельно его «жигуленку» катилась по Можайскому шоссе в ту же сторону центра колонна бронетранспортеров. Командиры машин торчали из люков, но в их позах отсутствовала горделивость.
–В чем дело?– спросила Лариса водителя. У Полины радио было отключено: «Чтоб не било утром по голове гимном».
Тот объяснил – путч. ГКЧП. Горбач в клетке в Крыму. Ларисе показалось, что к ее волосам снова поднесли тот финский фен, которым она только что превращала в феерию свою прическу в роскошной ванной боевой подружки.
Дыхание истории. Не каждый способен его учуять. Не каждый учуявший может правильно использовать.
–Гони!– скомандовала она водителю.
–Куда гони! Светофор!
–Какой еще тут может быть светофор?!
Она и в самом деле уже полностью мыслила поверх всех светофоров. Мысль неслась к пока неизвестным штабам, главное было успеть, промедленье подобно позору. Секунда растерянности в решающий момент, и остаток жизни – догнивание в арьергарде.
Но водитель был прав – светофор!
Остановился не только он, но и автобус, из которого сверху вниз пялилось прямо на них неприятное бородатое лицо – Иван Грозный с тяжкого похмелья. Остановилась и колонна бронетранспортеров.
Внутри у Ларисы вдруг стало как-то гаснуть: колонна военной техники пропускает хлебовоз и рафик?!
Нет, обозналась, не ветер истории. Придется еще разбираться, что это за такое.
Хорошо, что хоть причесалась!
13
Михаил Михайлович сумел никак не проявить себя в период трехдневного правления ГКЧП, поэтому у власти удержался. В чем-то его поведение напоминало поведение Горбачева в Форосе, но поблизости не оказалось своего Ельцина, чтобы его наказать за политическую невнятность. Все либеральные активисты ЦБПЗ были фигурами мелковатыми, буфетными ораторами вроде Саши Белова, а руководитель «Музыки», единственный, кто обладал тем, что впоследствии станут называть харизмой, слег как раз с сильнейшим диабетическим приступом.
Позиции Ларисы в «Истории» пошатнулись, образовалась группа демактивистов, почувствовавших, что пришло их время, и не скрывавших, что они этому рады. Тойво, Галка, причем со всем составом машбюро и отдела писем, и, главное, вдруг – Ребров! Его можно было понять, ему захотелось своего шанса, вокруг кипела жизнь, возникали какие-то банки и банды, на волне антикоммунистической демагогии можно было сделать рывок вперед. При этом он утверждал, что ни в коем случае не предавал «дело Поляновского», но, правда, встречаться очно с Венедиктом Дмитриевичем не стремился. Глаза были все время встревожены, Ребров жил как на бегах. На кого ставить?! Он с блеском вышел из КПСС, не с таким, конечно, как Марк Захаров, спаливший паспорт в телевизоре, но все же эффектно. Таких людей было много, сумевших срок своего пребывания в партии засчитать себе как политзаключение. Особенным красавцем показал себя муж Галки, он сумел свою аспирантуру в ВПШ конвертировать в приятельские отношения с самим Бурбулисом. Если, конечно, машинистка не преувеличивала. Галка стала себе позволять покровительственные жесты в адрес заведующей отделом ВОВ.
Тамила Максимовна перестала заходить к ней со сводкой неофициальных событий на территории «Истории», хотя общий дружелюбный тон сохранила.
Ребров вызывал Ларису к себе «посоветоваться», и идея у него была все время одна: как бы побудить «старика», то есть Михаила Михайловича, к какому-нибудь более решительному проявлению положительных чувств в адрес новой власти.
Да, ГКЧП он вроде бы не поддержал, но осудил все же чуть поздновато, когда это был просто голос в общем хоре. Сейчас бы надо не скрывать своих передовых настроений.
–Ты же можешь на него повлиять.
–В смысле?
Ребров вскочил, прошелся по кабинету. Лариса презрительно следила за ним тяже