Учредительный съезд, пакет документов и т.д. Обещал юриста в помощь.
–А к кому обратиться со всеми этими бумажками в минюсте, я вам потом скажу.
–Спасибо, Сергей Иванович.
–Ну, что вы, Ларочка, одно дело делаем. Вы примкнете к сельхозникам, пойдете по их списку.
–Какой я сельхозник, Сергей Иванович, у меня даже дачи нет.
–Намек ваш понял, и вы поймите мой.
–Сельхозники – это ведь практически коммунисты.
Дважды Герой спокойно кивнул:
–Я же говорил, одно дело делаем.
–Я столько раз нападала на Зюганова, а теперь…
–А теперь не будете нападать.
–А что я скажу своим… ну, резкая же перемена курса. Мои убеждения…
Дважды Герой посмотрел на нее с таким удивлением во взоре, что стало оглушающе понятно, насколько глупый вопрос она задала.
20
Предвыборный процесс вошел в свою официальную фазу.
Лариса подготовила все нужные бумаги.
В одном загородном пансионате за большим круглым столом, в присутствии телекамер Ларисе предстояло в самое ближайшее время поставить свою подпись от имени организации «Братья и сестры» за вступление в блок «Городские аграрии», который, в свою очередь, должен был влиться в партию, которой гарантировалось прохождение в парламент. Когда ее иной раз иронически спрашивали (например, ехидный Милован или тот же Бережной), как же так, где же твой столь яростный еще совсем недавно антибольшевизм, ведь «сельхозы» это просто запасной отряд КПРФ, она отвечала, что она баллотируется не от Зюганова и компании, а от народа и земли. И в ее тоне звучало что-то такое, что остроумцы предпочитали больше на эту тему не заговаривать.
Чтобы раз и навсегда закрыть тему в своем окружении, она сама во время одной из теперь уже редких совместных пьянок наехала на Прокопенко и Волчка: что, считаете меня такой-то и такой-то? Те в ужасе стали оправдываться, за этим занятием и провели весь вечер. И Лариса не мешала их изобретательности по этой части. Отношение и прочих сотрудников к ней также стало более уважительным. Все очень старались никак ее не задеть. Тойво церемонно раскланивался, Галка несколько раз забегала поболтать и удалялась, делая вид, что не заметила, что ее фактически выпроводили.
Служебное положение Ларисы было редкостным. Она продолжала сохранять ореол гонимости, что сообщало особый тон всем ее движениям, но при этом всем было известно, что она набирает значительную официальную силу и совсем скоро взорлит.
Ребров демонстративно не замечал, что она давно уже ввела свой собственный график работы, и появляется в кабинете тогда, когда ей это нужно. Не пикнув, принял план работ ее отдела, где на первом месте был курс лекций «Поля русской славы» – Куликовское, Бородинское, Прохоровское. Никаких россказней о прелестях ленд-лиза, о десятках тысяч заокеанских «студебеккеров» и «виллисов», груженных тушенкой, якобы поступивших на подмогу Красной армии с помощью непотопляемых английских конвоев. Сверху рекомендовалось напирать как раз на такие темы, чтобы угодить новым западным товарищам. А она, вишь ли, поля! Ребров молчал, но бесился.
Ну и чего она выеживается! Попытался пустить шутку по «Истории», что в следующем плане Лариса заявит курс «Водоемы русской славы» – Черное море, Балтийское море, Чудское озеро. Как только шутка дошла до Ларисы, она села за свою «Ятрань» и настрочила добавление к плану, как раз включавшее в себя ту самую «водяную» идею. Увидев перед собой этот лист бумаги, Ребров хрипло сообщил, что вынужден будет доложить об изменении планов наверх, самому Михаилу Михайловичу.
Вызванная на десятый этаж, Лариса молча выслушала вялую проповедь-отповедь шефа и в ответ сообщила ему, что на будущей неделе ей понадобится актовый зал ЦБПЗ для проведения учредительного съезда.
Какого черта я должна платить за какой-то пансионат?!
Шеф начал медленно открывать свой большой рот, было понятно, что он еще не знает, что скажет. Лариса быстро вставила:
–Я бы хотела, чтобы вы тоже присутствовали, Михаил Михайлович.
Шеф захрапел как испуганная лошадь:
–Зачем?
–Мы собираемся избрать вас председателем организации.
Послышался мелкий кашель, перемешанный с нервными смешками.
–Почетным председателем.
–Для чего вам это нужно, Лариса? Для чего вам эта чепуха и околесица? Эта дурная политика?
Главная цель была достигнута. Даже две: Ребров нейтрализован, зал получен. Теперь можно было говорить, что угодно.
–Как вы не понимаете, Михаил Михайлович, баба во главе такой организации – это по меньшей мере нескромно. Вы фронтовик, авторитетный человек…
–Прекратите!
–Вы чуть ли не единственный подлинный солдат Великой Победы среди моих знакомых.
–Хватит.
–И при этом подлинный интеллектуал.
–Я… я против.
–Вы даже не знаете наших лозунгов, а уже…
–Знаю я ваши лозунги!
–И после этого так брезгливо отклоняете эту честь?! «Братья и сестры! Родина и свобода! Народ и процветание!» С каких это пор признаваться в любви к своему отечеству стало постыдно?! Вы офицер…
–Да, я офицер, а вы, Лариса – демагог.
–Я не демагог, я дочь офицера!
–Я знаю – вы любите военные марши!
–И военные марши тоже, этот звук мне, по крайней мере, приятней, чем дребезг тридцати сребренников.
Михаил Михайлович мощно вскинулся, опираясь широченными, как ласты, ладонями о столешницу.
–Я хочу сказать, что лучшего лидера, чем вы, нам не найти. Мы же знаем вас, знаем, как болит у вас сердце за все, что творят с нашей страной, только интеллигентность и сдержанность не позволяют вам ударить кулаком по столу.
Он медленно сел.
–Михаил Михайлович…
–У меня действительно болит сердце.
–Я позову Сашу.
Он отрицательно помахал рукой и достал из ящика стола коробочку с лекарством.
–Я знаю, Михаил Михайлович, вы с нами, поэтому и предлагаю вам…
–Идите, Лариса, идите.
Выйдя в предбанник, заведующая отделом Великой Отечественной войны сказала:
–Так, Сашенька, запишите. Четверг. Подготовить актовый зал.
–В смысле?
–В смысле микрофоны, столы для президиума, минеральную воду и все как полагается. И прошу, милая, без накладок. С шефом я договорилась.
21
В то утро Лариса была в мастерской одна.
Аристарх Платонович уехал накануне в больницу навестить свою вечно недомогающую супругу.
Лариса сидела за его столом и смотрела на аквариум, где вяло резвились разноцветные рыбки. Она чувствовала себя усталой и опустошенной. Цепочка выигранных мелких сражений осталась позади. Съезд, старческое кокетство шефа, который чуть было все не сорвал,– все спас приступ подскочившего давления. Страх за свое здоровье пересилил ужас политического выбора.
Ребята Сергея Ивановича показали класс конторской квалификации – Бабич с утра умчался в правительственные коридоры с чемоданом вполне исправных бумаг.
Если повезет, печать шлепнут уже сегодня.
В худшем случае – послезавтра.
Думала ли Лариса в этот момент о чем-то конкретном? Нет, она расслабилась, представляла себе, как, наверное, хорошо иной раз побыть просто вот такой рыбкой. Именно беззаботной аквариумной, среди подобранных, заведомо безобидных соседей, не покушающихся тебя сожрать, как какие-нибудь дикие речные рыбы.
К стенке аквариума был приклеен листок бумаги со стихами. Написанными в строчку.
«Даже рыбке в море тесно, даже ей нужна беда. Нужно, чтобы небо гасло, лодка ластилась к воде, чтобы закипало масло нежно на сковороде».
Аристарх Платонович собирал не только рыб, но и всевозможные высказывания о рыбах.
«Философ»,– усмехнулась Лариса.
Зазвонил телефон.
–Папа?!
Откуда он знает номер этого телефона? Впрочем, сама ведь дала, на предвыборных неделях она поселилась в мастерской.
–Нам надо поговорить? Срочно? О чем?
Сын? Он же выпиливает кремлевские башни! Ах, уже не только это. Что-то серьезное? В милицию попал? Клей нюхает? Украл чего-нибудь?
–Попал в плохую компанию?
–Не то чтобы плохую.
–Пап, ты знаешь, я сейчас в цейтноте. Многое решается. Все решается. По горло занята. Да ты не извиняйся. Как только немного тут разгребу – к вам. Сейчас извини – жду важнейшего звонка. Целую, целую, целую.
Не обманула отца – как только положила трубку, раздался звонок от Бабича.
–Ты что там задыхаешься, гонец?
–Непонятно.
–Что непонятно.
–Они отказались.
–Ты все правильно там сказал?
–Да. Меня узнали.
–И что?
–Ничего.
–Что это такое – ничего?!
Оказалось, что вместо зеленой улицы – стопроцентный отлуп. Как будто Бабич не оговоренный заранее человек, а дурак с мороза.
–Ты еще раз попробуй, может, что-нибудь ляпнул, может, перепутал, может…
–Я трижды заходил.
–Ладно, езжай сюда, я тут наберу кое-кому.
Через двадцать минут выяснилось, что она ни до кого не может дозвониться. Ни до кого из «соратников». Стена из невидимых секретарш и глухих телефонов. Сергей Иванович, Андрей Станиславович, Георгий Игоревич!!!
Позвонила на работу Миловану, при всей своей безалаберности он иногда обладал редкой информацией. Дома уже нет, на работе еще нет.
Набрала Бережному, перекинулась парой вежливых фраз с дочкой-дошкольницей. Мама в ванной.
Энгельс! Занято. Наглухо занято.
Снова круг высоких звонков – с тем же результатом.
Ладно, еще раз к Энгельсу.
Теперь никто не берет.
Посмотрела на аквариум. Как себя чувствует рыбка, оставшись в аквариуме одна?
Откинулась в кресле, поглаживая трубкой гандбольный след на щеке.
Далеко, далеко в тишине мастерской раздался механический звук, щелкнул замок входной двери.
Бабич уже вернулся? Слишком быстро. Может быть, он никуда не ездил, просидел в песочнице в соседнем дворе?
Не его шаги!
Женские?!
Лариса повернулась в крутящемся кресле навстречу открывающейся двери.
Появилась высокая тонкая женщина лет сорока с узким лицом, в сером костюме с черным галстуком. Волосы стянуты на затылке в узел. Очки, за которыми выражения глаз не рассмотреть.