–Прокуратура,– сказал генерал.
–Что прокуратура?
–Занялась?
–Подожгли ее, что ли?
Генералу было не до шуток.
Так, сказала себе Лариса, глядя в отлично покрашенный людьми Белугина потолок, так, надо что-то делать. У нее не было ощущения навалившейся неприятности. Скорее ощущение закручивающейся интриги. И ни на секунду не мелькало мысли, что все может кончиться плохо.
Наоборот.
Новая жизнь! И она не может начинаться так вот тихо, сама собой, с простого – он остался у нее, не поехал домой. Нужен удар, акт, шаг, взрыв, знаменующий важность момента. И хорошо, что в самом начале такая серьезная трудность, драма, «и бездны мрачной на краю». Ах, как прав Александр Сергеевич, стоит русскому человеку оказаться пред карьерной пропастью, в свинцовой тени прокурорской проверки, как в нем просыпаются духовная красота и моральная сила.
–Лучшая защита – это нападение, Саша.
–Слышал.
–Я напишу опровержение.
Его веки поднялись и опустились, как у нильского крокодила вслед пролетевшей птахе.
–Но уж поверь, что здесь, у меня, со мной, ты в полной безопасности.
Это было сказано так, что генерал повернул голову и сухие губы благодарно ткнулись в юношеский шрам на ее щеке.
34
На работе Лариса появлялась редко, настолько редко, что это вызывало всеобщее уважение, всем было понятно: так может вести себя только человек, имеющий на это право. На чем это право основано, никто не знал, и это лишь укрепляло окружающих в уверенности, что оно у Ларисы Николаевны есть и оно незыблемо. Так думали почти все, включая Михаила Михайловича. Тех, кто думал иначе и позволял себе по этому поводу тихо ехидничать, зачисляли в скандалисты и ничтожные души.
Кстати, шеф был даже рад, что видит своего уважаемого зама так редко, правда, ни за что в жизни в этом не признался бы даже себе. Он стремился быть честным человеком, и не только по отношению к окружающим (что ему по большей части удавалось), но и по отношению к самому себе, что, как известно, труднее. Настолько труднее, что приводит к необходимости скрывать от самого себя истинное положение дел.
Такое положение психологических дел может быть, несмотря на свою кажущуюся хрупкость, устойчивым, и длительно устойчивым. И лишь грубая внешняя атака способна поколебать его.
Атаку конечно же организовала Лариса. О том, что нечто на подконтрольных ему территориях затевается, Михаил Михайлович мог бы догадаться хотя бы по тому факту, что его заместительница зачастила на рабочее место. И не ограничивается сидением в кабинете, а вояжирует по этажам, то там, то там засиживаясь на редколлегиях, переходящих порой в длительные задушевные застолья.
Хорошо знающие свою выдвиженку в верха работники «Истории» встретили хоть внешне и радостно, но опасливо. Она пошутила с Тойво в курилке, он улыбался, добродушно набычившись; похвалила Милована за какой-то где-то сделанный им «умопомрачительный» доклад, он рассыпался в ответных любезностях, с возрастом он довел свою эмоциональную неуловимость до виртуозной степени; зашла даже к нелюбимому Реброву, чтобы продемонстрировать, что между ними в данный момент нет войны, чему он тихо обрадовался и вдруг ни с того ни с сего стал рассказывать о своей жуткой семейной ситуации.
Волчок, Прокопенко и Бабич были ею мобилизованы на якобы простое товарищеское распивание кофе в ее новом кабинете. Кофе был редкий, с очень дорогими конфетами, и никакого коньяка, что всех насторожило. И как оказалось, не зря.
Лариса задумала грандиозную политическую акцию.
Она понимала, что провести ее будет непросто.
Она понимала, что возможны неприятности и жертвы.
Она считала, что на эти жертвы они, ее старинные товарищи, пойти готовы.
Или нет?
А что за акция-то?– вяло поинтересовались они, чтобы потянуть время.
Акция пройдет, естественно, в актовом зале ЦБПЗ и состоять будет в основном из выступления генерал-лейтенанта Белугина перед молодыми продвинутыми патриотами-государственниками, которых, как она уверена, они, то есть Бабич, Волчок и Прокопенко, помогут ей собрать со всей Москвы.
Сами видите, что на дворе за времена. Есть сильные, решительные, подготовленные люди, есть ресурсы, и подоспело время заявить о себе. Разумеется, она обратилась к ним как к людям, на которых можно положиться, которых она знает как противников этого сатанинского бардака, творящегося в стране, кто хочет этой стране счастья, а не догнивания под пятой компрадорской олигархии.
Молодые люди молчали. Ситуация выглядела неприятно, обременительно, но не катастрофически страшно. На костер идти вроде бы было не надо. То есть никто не требовал от них самих каких-то выступлений и прыжков на амбразуру. Тихая, закулисная, хотя и противноватая, работа. Придется немного врать, много суетиться, но сделать-то можно, не забредая в политический бочаг по горло.
–Значит, договорились?
Они промолчали, но Ларисе других выражений согласия было и не нужно.
Запрограммировав «Историю», Лариса двинулась в «Армию», где ее позиции были также сильны. Пяток волонтеров, более молодых, чем «историки», более эмоционально свежих, были ею там быстро обретены. Молодые офицеры рвались к реальной работе. Возможность приобщения к высшим сферам организованного сопротивления «долларовому хаму» их приятно пьянила.
С «Биологией» пришлось повозиться, там под ее полным контролем были лишь охотничий отдел и секция крупных хищников. Но в целом этот визит Лариса могла занести себе в плюс.
Труднее всего было с «Искусством» – единственное, чего удалось добиться, это раскола в коллективе, что, как известно, парализует его работу на внешних фронтах.
В «Музыку» даже не совалась. Нет, там было несколько ее страстных соратников по Свиридову, но для большинства тамошних «манов», гениальный русский мелодист являлся пугалом. Ничего, увидев сплоченные ряды вокруг себя, запоют покорный хепибёздей нашему генералу.
На следующий день Лариса явилась на работу в отличном состоянии. Все в этот день складывалось замечательно. Во-первых, у них сегодня впервые с Сашей не было утреннего секса, как у нормальных супругов. Жадный любовнический азарт, использование всякой более-менее подходящей возможности – все это уходило в прошлое. Просто повалялись в постели и позавтракали неторопливо и обстоятельно. Мамина кухонная выучка работала на укрепление союза. Белугин был, как всегда, молчалив, даже зарылся на время глазами в газету. Лариса решила до осуществления «акции» не прессовать его по главному направлению: развод – женитьба. Не спрашивала даже, как он объясняет семье свое уже шестидневное отсутствие на территории законного брака. Не хочет говорить? Пусть. Слова в его жизни значат не так уж много. Добиваться будем дел. А после «акции» не делать их будет ему ох тяжеленько.
Так, между прочим, уже уходя, Лариса объявила Белугину, что «все придумала». Что? Объяснила в двух словах и самых общих чертах. Улыбнулась, глядя, как генерал нервно запахивает халат. Пусть поразмышляет на досуге.
Но стоило ей сесть в рабочее кресло, как все тут же рванулись портить ей настроение.
Первым оказался дядя Ли.
–Ты опять об этом?! Ему же еще почти полгода.
–Ты обсчиталась. Уже бомбардируют повестками.
Как не вовремя!
–Дядя Ли, если бы знал, какой у меня сейчас замот по делам. Сотни людей зависят…
–Какие люди, Лара, это твой сын!
–Но армия тоже наша!
Он бросил трубку.
Тут же эта секретарша со своей улыбочкой:
–Лариса Николаевна, вас к Михаилу Михайловичу.
–Сейчас.
Набрала номер Гапы. Приятный офицерский голос поинтересовался, зачем беспокоят товарища Агапееву. Везет же людям, офицер в секретарях!
–Кто, кто? Я запишу ваш телефон, она с вами свяжется.
Испуганное личико Саши в дверях.
–Михаил Михайлович…
–Да иду я, иду!
Набрала номер старика:
–Дядя Ли, а может Егор ХОЧЕТ служить в армии, я с ним прямо так вот не говорила на эту тему.
Бросил трубку. Нет, так это оставлять нельзя! Опять набрала его номер. Секретарша подняла брови и вышла.
–Слушай, что ты как я не знаю! Знаешь что, пусть он сам меня попросит, он же не немой, просто молчаливый. Пусть соберется на пару слов. Сам. Усек?! Придет сюда и скажет: мама, помоги! Помогу! Клянусь тебе, обязательно помогу!
–Да как ты не можешь понять, он не может, он…
–Все! Это мое последнее слово!
Бросилась к двери, но телефон зазвонил вновь. Сейчас отбреем назойливого дедушку. Тоже мне отроки с тонкими душами, попросить мать просто по-людски, по-человечески для них это, видите ли, невозможная вещь!
–Послушай, дядя Ли… а-а… Гапочка, извини, перезвоню. Уедешь? Дело в том, что Егор получил повестку. Да, да, я вдруг надумала, что ему там не место.– У Ларисы сделалось каменное выражение лица. Она закрыла глаза, сдерживая гнев.– Да, Гапочка, да, я столько талдычила, что долг настоящего мужчины – защищать родину. Именно так. Да, Егорка не настоящий мужчина, признаю. В чем тебе еще признаться?! Так и скажи, что не хочешь помочь. Ах, хочешь! Да, ты моя лучшая подруга, и ты хочешь помочь.– Лариса слегка приоткрыла рот, можно было подумать, что она оскаливается.– Ты все-таки понимаешь, это дело святое, и ради меня ты готова, как лучшая подруга. Какой военкомат? Извини, пока не знаю. Но все узнаю. И быстро. На днях. Завтра. Даже сегодня. Ну, все, ты уже бежишь? Перезвоню.
Когда она вошла в кабинет шефа, он стоял, отвернувшись к окну, засунув руки в карманы штанов. Выпяченные огромные губы было не видно, но Лариса убыла уверена – выпячены. Ой, как страшно!
–По вашему приказанию…
–Лариса Николаевна!!!
–Слушаю вас, Михаил Михайлович.
Он обернулся медленно, как будто был не морским пехотинцем, а целым десантным кораблем. Несколько секунд молчал, примериваясь к тону, в котором следовало бы провести беседу.
–Лариса Николаевна, никакой генеральской встречи в актовом зале нашего учреждения не будет!