И вот она за столом с человеком, который может ей помочь. И это не Виктор Петрович.
Плоскин, как это принято говорить, практически не изменился с тех пор, когда они виделись в норе Рыбаконя. Только одет был несравненно лучше, хотя и в те давние времена имел немалые вещевые возможности. От него прямо-таки разило респектабельностью: и парфюм, и часы, и очень дорогая улыбка. Он поймал взгляд Ларисы и охотно объяснил, где ему делали зубы и сколько он за это заплатил. Плоскин сохранил свою жизнерадостность, был доволен жизнью и не считал нужным это скрывать. Было в этом полнейшем отсутствии ханжества и жеманства даже что-то симпатичное. Или Ларисе хотелось это симпатичное в нем разглядеть, труднее просить о помощи отвратительного тебе человека.
Это он пригласил ее сюда, наткнувшись буквально в вестибюле, она еще даже не успела добраться до редакции Виктора Петровича. Буквально со второго предложения Лариса открыла ему цель приезда. Плоскин радостно выпучил глаза. И сказал только одно: «Не здесь!»
–Не нужно, чтобы нас видели вместе,– объяснил он, когда они уселись друг напротив друга.
–Ты стесняешься?
–Да нет,– поморщился он,– конкуренция. Не хочу, чтобы кто-нибудь узнал слишком рано о моих планах.
–А у тебя уже есть план?
Плоскин плотоядно захихикал:
–Ты еще рта не успела раскрыть, а я уже все придумал.
–Да, придумывать ты всегда умел. Как твои, кстати, идеи с переделкой классических киношных сюжетов?
–А-а… это, ну, у меня еще сорок таких идей, и даже лучше. Но сейчас – не распыляться! Сейчас у нас на повестке – генерал Белугин.
Лариса кивнула. Она тоже считала, что сейчас главное – Белугин.
Томная официантка поставила перед ними по стакану свежевыжатого сока и чашке кофе, Плоскин обмакнул губы в сок.
–Послезавтра у Киселева.
Это настолько превосходило представления Ларисы об успехе, что она нахмурилась. Издевается.
–Только одно условие.– Плоскин сделался серьезен.
Не издевается.
–Все должно выглядеть так, будто Белугин позвонил прямо в студию, и его появление должно выглядеть как экспромт. Ты хочешь спросить, для чего это нам надо?
–Ну-у…
–Вот и не заморачивайся. Очень короткий, но очень плодотворный союз – вот наша цель. Если хочешь, я тебе даже немножко заплачу.
Ларису вполне устраивало то, что ей самой ничего не нужно платить, поэтому она гордо дернула щекой в знак отказа – не возьму ни копейки.
Плоскин явно обрадовался, Лариса это заметила и почувствовала себя немного увереннее, а то собеседник слишком уж превосходил ее в этой истории, жадность его как-то очеловечивала.
Детали оговорили быстро. Сок был допит, кстати, замечательно вкусный. Официантка принесла счет. Надо было как-то выходить из разговора.
–Послушай, а как там… ну, Руля, другие? Я ведь отошла как-то.
Плоскин был погружен в исследование предъявленных ему цифр.
–Рауль? Убили. Зарезал Абдулла.
Лариса решила помолчать, пусть объяснит, что имеется в виду.
Он, наконец разделавшись с финансовой стороной дела, вновь посмотрел на собеседницу:
–Что, не поняла? Рауль, ты помнишь, пошел в бизнес, как и все, где-то там не рассчитал, не у того взял деньги, не тому отдал. И его в самом прямом смысле зарезал человек по имени Абдулла. Прямо, если хочешь, кино какое-то.
Лариса смотрела в свою пустую кофейную чашку, как будто что-то высматривая в разводах гущи. Получалось гадание наоборот, в прошлое. Вообще-то она считала, что вполне равнодушна к судьбе этого человека, однако же откуда эта растерянность, эта прострация?
–Послушай, а я тебя и не спросил, ты чего в Останкино притащилась? Я тебя не сорвал с важной встречи?
Услышав объяснение, Плоскин очень развеселился.
–А откуда ты его знаешь, дядю Витю?
–Ты что, забыл? Нас Питирим туда привез со Сретенки. От Рыбы.
–А-а… вспоминаю, да. Люберецкие пещеры. Или Малаховские. Если бы мне тогда рассказали про его нынешние карьеры, я бы даже и смеяться не стал.
Лариса оторвалась от чашки:
–Да расскажи, каким образом он тут? Менее телевизионного человека я себе не представляю.
–А все просто, знаешь загадку: что такое еврейка? это не жена, а средство передвижения. Где-то он надыбал себе свою Фиру, впрочем, знаю где. Она пришла к нему лечиться, и он, как это ни удивительно, ей сильно помог. А у нее – связи. И сообразительный ум. Отмыла, подстригла, показала кому надо. Натура, фактура. И вот тебе на, царит Виктор Петрович на медицинской волне. Хотя он отнюдь не держатель капитала.
Лариса задумчиво крутила стакан с салфетками:
–Да, забавно. Как судьба крутит вертит людьми. Рулю зарезали. А помнишь, тогда с нами еще были Питирим, Энгельс.
Плоскин прищурился, припоминая:
–Спились небось, очень уж они всегда налегали.
–Да нет. Питирим, представляешь, в монастырь ушел. Совсем. Даже родственникам не приехать.
–Ух ты!
–А Энгельс грибоварню открыл в Тверской области, экологически чистый теперь совсем. Звонил недавно, в гости зовет.
Плоскин заметно посмотрел на часы, было понятно, что внезапно возникшую ностальгическую ноту он не подхватит. Лариса кивнула:
–Так мы договорились?
–Еще как.
Белугин выслушал известие о возможности прорваться на голубой экран в лучшее время, в самую козырную информационную программу, молча и еще потом молчал какое-то время. Его можно было понять – слишком серьезное дело. Спросил:
–Как тебе это удалось?
–Старые связи,– небрежно, но и многозначительно произнесла Лариса. Незачем нашему дорогому вояке знать, из какого сора растут розы таких достижений.
Белугин спросил:
–Когда?
–Послезавтра. Прямой эфир. Послушай, ты так молчишь, как будто сомневаешься, что это правда.
–Не сомневаюсь,– усмехнулся Белугин, чуть обнажив зубы, и Лариса в очередной раз подумала, что в этой улыбке есть что-то вдохновляюще хищное. А то в стране засилье травоядных мужиков.
Но тут ее кольнула одна мысль:
–Стой, а может, ты не хочешь?
Генерал медленно повернулся к ней, ни один мускул на его лице не дрогнул, взгляд был спокойный до почти неприятной степени. Вылитый римлянин перед Рубиконом.
–Я выступлю.
36
Штабом проведения операции назначен был кабинет Ларисы. Это было удобно во всех отношениях. От здания ЦБПЗ до телецентра можно было за пятнадцать минут дойти пешком. Ну, максимум за двадцать. В кабинете был телефон, чтобы позвонить в киселевскую программу (заветный номерок Лариса держала в нагрудном кармашке у сердца), в кабинете был телевизор, по которому можно будет увидеть и услышать историческое выступление Белугина. В тот же самый кабинет можно будет назвать народа, всех тех, кому будет интересно и полезно послушать генерала. Кроме того, Лариса обязана была находиться в этот день на рабочем месте, потому что именно на этот день Михаил Михайлович назначил свою дебильную конференцию.
Белугин явился с Агапеевой. Куда же от нее денешься! Но еще до их приезда Лариса провела один неприятный, а главное, очень странный разговор с Лионом Ивановичем. Вернее, с его квартирой. После последнего свидания со стариком прошел целый месяц – да нет, полтора уже. За делами и тревогами дни летят быстро, а сынок так и не явился с личной просьбой. Лариса решила махнуть рукой на дурацкую свою гордость. Мать я, в конце концов, или не мать?! Два года в казарме – слишком тяжкое наказание за глупую мальчишескую гордыню.
Трубку сняла какая-то дева с расслабленным, замедленным голосом.
–Где Егор?
Голос туповато задумался.
–Ладно, где Лион Иванович?
Дева поведала: была «скорая», старику сделали укол, он сейчас спит.
–Ладно, будить не надо. Кстати, а вы кто такая?
На том конце провода мялись. Какая отвратительно размазанная интонация!
–Ладно, и так все понятно.
Лариса бросила трубку и хмыкнула. Вот старый чертяка, он все тот же. Лариса вспомнила, как он рассказывал историю про своего друга старика-любовника, знаменитого сценариста, который, уже лежа в предсмертной позе, просил навещавших его поэтесс сесть на краешек кровати и норовил уже высохшей лапкой цапнуть за колено. Так вот я, говорил Лион Иванович, и в таком состоянии не ограничусь коленом, учтите. Доигрался.
Лариса решила, что сразу после передачи сгоняет к старику. Обязательно!
Солдатские матери стали собираться к концу рабочего дня, они бродили по «направлениям», их знакомили с работой ЦБПЗ, они высказывали свои чудовищные по своей нелепости пожелания в рассуждении улучшения этой работы. Ощущение ненужного, нелепого, но неотвратимого праздника охватило здание.
Лидеры движения клубились в предбаннике и кабинете Михаила Михайловича. Старик – Лариса несколько раз заглядывала к нему – был и польщен таким женским напором, и подавлен. Было видно, что ему нравится его новая либеральная роль, но бросалось в глаза, что он смущен масштабом и интенсивностью события.
Камеры с двух телеканалов, деловитые пареньки в джинсах, провода по полу, жаркие осветительные устройства.
Увидев телевизионщиков, Лариса усмехнулась и едва удержалась от совета обратить сегодня внимание на одну аналитическую вечернюю программу. Вот там будет картинка так картинка.
С решительными деловитыми мамами она была холодно-приветлива, Михаил Михайлович и за это был ей благодарен. Эта конференция сама по себе была почти политическим скандалом, он знал, что ее очень по-разному оценивают в верхах, так зачем ему всякие местные водовороты. Увидев Белугина в форме, бывший морпех схватился за сердце. Вообразил, что Лариса лишь притворялась лояльной. Потребовал заместительницу к себе. Бледная Саша сообщила об этом. Лариса улыбнулась ей:
–Конечно. Но учтите, Саша, сколько бы у вас там ни собралось теток, моим гостям тоже нужен кофе.
Михаил Михайлович встретил ее в предбаннике и повлек за локоть куда-то в сторону, и там он зашипел своими огромными губами, что «никаких военных», что генерал не будет выступать.