Девочки купили всякие забавные штуковины для братьев и отца. Впервые Джозетт и Сноу приобрели цветную бумагу, красную и прозрачную, и тщательно завернули в нее коробки. Подарок для мамы они поставили на полку. От его сверкающей обертки на руки ложились красные отсветы.
— Что нам делать с подарками для Лароуза? — спросила Сноу.
Они расчистили место на большом столе, отодвинув в сторону бисер, крышки для баночек, газеты и школьные учебники, разложили рагу по тарелкам и стали есть. Джозетт хотела пойти в дом Равичей и передать подарки брату. Сноу сказала, что терпеть не может тетю Нолу, потому что она постоянно ко всему придирается. Кучи повесил голову и ел молча. Холлис взглянул на него, и его голова тоже поникла. Эммалайн наблюдала за ними, пока мальчики не повернулись к ней.
— Ты сшила Лароузу мокасины? — спросил Кучи.
Он был младшим ребенком, пока не родился Лароуз. В его голосе прозвучала паническая нотка, а в глазах блеснули слезы.
К Рождеству Эммалайн обычно шила каждому из них новые мокасины из прокопченной лосиной шкуры, украшенные обрезками шерстяных одеял, а иногда отделанные на щиколотках мехом кролика. Она делала это, когда навещала мать, или дома, смотря свою любимую телепередачу или сидя с детьми за столом, пока те не выполнят домашнюю работу. Мокасины получались очень хорошие, и она получала специальные заказы со стороны, за которые платили по две или даже три сотни долларов. Все члены семьи гордились ее работой и носили мокасины только в доме. Их надевал даже Холлис — его ногам в этой обуви, расшитой бисером, никогда не было холодно. Каждый имел целую коробку мокасин — одна пара на каждый год.
— Я их сшила, — ответила Эммалайн.
— Она сшила для Лароуза мокасины, — рассказал Ландро своему другу Рэндаллу, который содержал ритуальные парильни, преподавал историю и культуру оджибве, а также учил свежевать оленьи туши в средней школе племени. Рэндалл принимал участие в ритуалах, устраиваемых старейшинами, которых выискивал и изучал, с местными колдунами. В Ландро живут злые духи, говорил он. Злые духи не пугали Рэндалла, он их уважал.
— Должно быть, это из-за того, что случилось со мной, когда я был ребенком, но что именно тогда произошло, не могу вспомнить, — попробовал как-то раз объяснить Ландро.
— Обычно так все и думают, — возразил Рэндалл. — Полагают, будто убьют злого духа, если вспомнят, в чем было дело. Но все намного сложнее.
В борьбе со злыми духами и заключалась основная работа Рэндалла. Потеря близких, вывихи, болезни, наркомания и просто ощущение принадлежности к жалким остаткам народа со сложной историей. Что отличало эту историю? Какие знания? Кто такие были оджибве? Какими стали сейчас? Почему так много пошлости везде, куда только ни глянь?
Они нагрели и внесли камни, а теперь оба сидели в парильне в одних мешковатых шортах, какие носят серфингисты. Ландро опустил полог и перекрыл приток воздуха извне. Рэндалл высыпал на раскаленные камни щепотки табака, шалфея, кедра и растолченного в порошок медвежьего корня. Когда в воздухе повис резкий аромат, он выплеснул на камни четыре ковша воды, и горячий пар наполнил болью их легкие. После того как они помолились, Рэндалл открыл дверь парильни, взял вилы и принес на них еще десять камней.
— Ладно, пойдем ва-банк, — сказал он. — Обвяжись полотенцем, чтобы не осталось волдырей.
Он закрыл дверь, и Ландро потерял счет ковшам, которые Рэндалл вылил на камни. Ландро почувствовал головокружение и приложил полотенце к лицу. Потом головокружение усилилось, и он лег. Рэндалл долго взывал к духам на анишинабэмовине[48], который Ландро понимал смутно, а потом произнес:
— Гиинитам[49].
Это значило, что Ландро следует говорить. Но единственное, что Ландро придумал сказать, было:
— Моя семья ненавидит меня за то, что я отдал Лароуза.
Рэндалл поразмышлял над его словами.
— Ты поступил правильно, — заявил он наконец. — Пройдет время, и они поймут. Не забыл, что сказали старейшины? Они знают историю. Помнят, кто убил Минк, мать первого человека в роде по имени Лароуз, и что она может сделать. Потом были ее дочь, ее внучка, их потомки и, наконец, мать Эммалайн. Зло пыталось овладеть ими всеми. Они сражались со злыми духами, им удавалось перехитрить их, избавиться от их власти.
Потом Рэндал завел речь о знахарях и колдунах. В наши дни люди называют то, чем они занимались в прошлом, магией. Но это была не магия. Конечно, сейчас такие действия находятся за гранью обыденного понимания, но магией их называть нельзя.
— Лароуз тоже может делать подобные вещи, — добавил Рэндалл. — У него это в крови. Он сильней, чем ты думаешь. Помнишь, как старейшины о нем сказали, что он мираж?
— Конечно. Они так его и назвали «Мираж».
— Вот именно.
Люди по имени Мираж знали, как определять местонахождение животных, как покидать свое тело во время транса и навещать находящихся далеко родственников. Один торговец по имени Джордж Нельсон знал индейцев, которые могли это делать, и написал о них еще в восемнадцатом веке.
Ландро ответил сбивчиво:
— Что, если старейшины — просто компания стариков, которые не умнее любого из нас… что, если…
— Они обычные пожилые люди, — перебил его Рэндалл. — Но они люди, которые узнали многое от своих стариков, понимаешь? Однажды у нас выдался голодный год, и большинство наших стариков отдали молодым свою пищу. То поколение умерло за нас, да? Так мы идем верным курсом. Прими их слова, если они кажутся тебе правильными.
— Но, возможно, они сами не знают…
— Перестань задавать тупые вопросы. Ты свихнешься, если продолжишь так думать. Позволь-ка лучше спросить тебя кое о чем. Что это за ребенок вообще был — этот Дасти?
— Не спрашивай меня об этом.
— Он не последняя причина твоей агонии, приятель. Каким он был? Кто знал этого мальчика лучше всех в вашей семье?
Ландро помолчал, а потом наконец ответил:
— Лароуз.
— Так что же Лароуз о нем знал?
— Забавный малыш. Любил приключения. У них двоих был целый пакет игрушек, которых они превратили в героев мультфильмов. Они были веселые. Это было легко понять, если вслушаться в то, что они придумывали. Дасти…
— Да, можешь произносить его имя, но прибавляй к нему «-ибан», так ты покажешь, что он находится в мире духов.
— Дасти-ибан любил рисовать. И рисовал хорошо. У нас есть несколько рисунков, которые он нам подарил.
— Что на них?
— Лошадь. Собака. Человек-паук.
Ландро произнес это, всхлипывая. Рэндалл дал ему некоторое время, чтобы успокоиться.
— Хватит лить слезы. Ты можешь плакать из-за малыша. Но нечего распускать нюни из-за собственной боли. Ты вносишь дурную энергию в свою семью. И мешаешь Лароузу делать добро семье Дасти-ибана. Когда ты плачешь, я слышу, как ты жалеешь о том, что сделал, но теперь с этим покончено. Ты был пьян, когда его застрелил?
Приношения потрескивали на раскаленных камнях.
— Нет.
— Точно не был навеселе?
— Нет.
— Не торчал?
— Нет.
— Мы учим наших людей отвыкать от этого дерьма. И сами не должны его употреблять. Вот почему я спросил.
Долгое время Рэндалл молчал.
— Ты хороший охотник. И стреляешь осторожно, — сказал Рэндалл. — Все знают, что ты знаток в этом деле и каждый год приносишь хорошую добычу. Поэтому мне нужно было спросить.
— Ладно, — отозвался Ландро.
— Просто я не полностью уверен.
— Чего там, — буркнул Ландро.
— Ты покончил с выпивкой?
— Да, — подтвердил Ландро.
— Колеса?
— И с ними тоже.
— Хорошо. Тебе нужно принять на веру, с Лароузом ты поступил правильно.
— А как насчет Эммалайн? — спросил Ландро.
— Нола — ее сестра.
— Только наполовину, — возразил Ландро.
— Сестер наполовину не бывает, — рассудил Рэндалл.
— Эммалайн не любит сестру.
— Она сама тебе сказала?
— Говорю, это так. А Нола не выносит Эммалайн. Так что нам теперь не удастся увидеть Лароуза. Думаю, мы предполагали, что нам можно будет встречаться. Ведь мальчики привыкли играть вместе, и все такое.
— Дайте им время разобраться, — посоветовал Рэндалл. — Дверь! Ой, я совсем забыл, что у нас нет привратника. Дверь! Я сейчас сам все сделаю.
Рэндалл отбросил брезент в сторону, а затем принес на вилах новые камни.
— Так много? — спросил Ландро, который едва не плавился.
— Ха-ха, — отозвался Рэндалл. — Устроим жаркую вечеринку. Я сварю тебя заживо.
И все равно даже после того, как Рэндалл едва не приготовил из него яйцо-пашот, в его душе не наступил мир. Ландро становилось все хуже и хуже. Он плакал, вспоминая, как тонкие ручонки Лароуза обнимали его за шею, осуждал себя за то, что сделал Лароуза своим тайным любимцем. Мальчуган занимал в его душе все больше места, оттесняя на второй план старшего брата. Кучи был серьезным, хмурым мальчиком, принимающим все близко к сердцу. В глубине души он был уязвлен, но вел себя так тихо, что никто не догадывался об этом.
— Почему ты все время молчишь? — как-то раз спросил его Ландро.
— Зачем говорить, когда Джозетт и так болтает без умолку?
Он был прав.
Эммалайн продолжала думать о том, что сказал отец Трэвис. Если бы она захотела, то, конечно, смогла бы забрать сына обратно. Но нет, она не станет связываться с системой соцобеспечения. Там, где любой документ запрашивают в трех экземплярах, может произойти что угодно. Нет, так не пойдет. Вместо того чтобы решиться на последний шаг, Эммалайн думала о том, что Нола потеряла сына, без конца вспоминала об ответственности мужа за смерть Дасти и предпочитала делать нечто иное. В последние несколько месяцев она понемногу выкраивала деньги, чтобы положить их на сберегательный счет Лароуза. Еще она вложила свою любовь в сшитое ею лоскутное одеяло, которое принесла в дом Равичей. Эммалайн отдала одеяло Ноле, которая поблагодарила ее, стоя у двери, сложила одеяло и положила его на самую высокую полку шкафа. Кроме того, каждую пару недель Эммалайн не могла удержаться от того, чтобы приготовить особый суп и обжарить хлеб, как любил ее сын. Она ставила их на порог дома Нолы или даже передавала ей в руки — через них Лароуз почувствует вкус ее любви. Нола все выбрасывала. Как раз перед Рождеством Эммалайн пришла с мокасинами. Оставила их в свертке с надписью «Лароуз». Нола положила мокасины в пластиковую коробку. Спрятанные, они ждали своего часа, и Нола боялась их — копченый запах мокасин обладал силой творить чудеса.