Каждый раз, когда она произносила «убегать», у него внутри все сжималось. Убегать. Казалось, это слово пульсировало у Ландро в груди.
Он взял узел с одеждой и постельными принадлежностями. Смотритель, на сей раз мужчина, стоял в спальне и показывал мальчикам, как нужно заправлять кровать. Он был индейцем и походил на дядю Ландро, отличаясь лишь маленькими глазками и суровым рябым лицом. Смотритель снял белье с заправленной кровати и велел всем сделать то же самое. Затем его позвали, и мужчина вышел. Мальчики начали складывать простыни и одеяла в соответствии с образцом.
Все, кроме одного бледного сутулого мальчика. Он сел на край своей кровати и проговорил, понизив голос: «Иди к черту, Питс». Ударом ноги он сбросил постельное белье на пол и наступил на него. Это и был Ромео. В четыре или пять лет его нашли, когда он брел рядом с дорогой, в той же резервации, где вырос Ландро. Никто не знал точно, кто его родители, но он явно был индейцем. Голодный, весь в синяках, он казался умственно отсталым. Но когда его отправили в интернат, он оказался там одним из самых смышленых мальчиков. Он огрызался, пытаясь доказать свою самостоятельность, но на самом деле был очень зависим. Влюбленный в миссис Пис, он работал на ее уроках, чтобы она обратила на него внимание и пригласила к себе домой. Усыновила. Такова была его конечная цель, может быть, чересчур высокая, но отчего же невыполнимая? Ведь, помимо всего прочего, он больше не принадлежал к категории мальчиков, писающих в постель.
Ромео перестал мочиться во сне, потому что прекратил пить воду. Всего чашка утром и чашка в обед. Хотелось ли ему пить? Да, адски. Но зато за месяц этой великой жажды он перестал считаться писающимся мальчиком, и дело того стоило. Ни капли не попадало на его губы после установленного им себе срока, даже если голова начинала кружиться так сильно, что он не мог бегать вместе с другими мальчишками. Даже если его рот становился сухим, и в нем появлялся привкус тухлой мышатины. Это стоило того, чтобы не мочиться в кровать.
Он помнил, как совсем недавно ему говорили:
— Тебе нельзя на верхнюю койку, Ромео. Может протечь.
Но Ландро посмотрел на Ромео, улыбнулся открытой, дружеской улыбкой и произнес:
— Нет, похоже, он завязал. Согласен спать под ним.
И с этими словами Ландро переложил свои постельные принадлежности на нижнюю койку.
Ромео переполнило пронзительное ощущение, которое началось с удивления, потом превратилось в удовольствие, а затем стало бы радостью, если б он знал, что его можно назвать этим словом. Ни один из мальчиков еще никогда не становился на его сторону. Ни один из них прежде не улыбался так, словно хочет с ним подружиться. В школе у него не было ни родных, ни двоюродных братьев. Из всей семьи Ромео поддерживал связь только с теткой, да и то родство с ней находилось под сомнением. Эпизод с Ландро оказал на мальчика такое сильное воздействие, что его эффект длился несколько дней. И дело пошло на лад. Ландро не пришлось идти на попятный. Раз Ландро сказал, что его сосед завязал, Ромео действительно завязал. Ландро всегда выглядел крутым с его беззаботной походкой и незаурядной уверенностью в себе. Так вот, он вел себя так, будто Ромео тоже был крут, как он. Благодаря Ландро Ромео распрямился, окреп, стал больше есть, даже подрос. Он начал пить воду во второй половине дня и оставался сухим. Ландро был асом в стрельбе из лука, попадал в яблочко каждый раз. Ромео мог решать примеры в уме. Их стали узнавать. Другие мальчики восхищались ими. В тот год миссис Пис много раз приглашала их к себе. У нее была маленькая дочь по имени Эммалайн, которая, похоже, обожала их обоих, причем в равной степени. Ландро игнорировал Эммалайн, но Ромео горячо отвечал на ее чувства. Он садился с ней на полу, играл в кубики, куклы, плюшевых мишек и читал любимую детскую книжку девочки всякий раз, когда она совала ее в руки Ромео. Миссис Пис смеялась и благодарила его, потому что, по ее словам, книга была скучная. Ромео было все равно. Главное, маленькая слушательница ловила каждое его слово. Они росли, и его любовь тоже росла, а вот Эммалайн о нем позабыла.
Во дворе у дома миссис Пис на высоком дереве висел канат. Мальчики по очереди взбирались по нему, чтобы ударить кулаком по набитому тряпками мячу. Они посильней закручивали друг друга, а затем, раскручиваясь, раскачивались, описывая в воздухе большие петли, пока их не начинало подташнивать. После того как тошнота проходила, они ели мясной суп, жареный хлеб и вареные кукурузные початки. Миссис Пис заставляла их читать «Братьев Харди»[137], которых брала в библиотеке только для них, и иногда они читали книги вслух. Ромео был лучшим чтецом, чем Ландро, но скрывал это. Он слушал, как читает Ландро, — напряженным голосом, наклоняя все тело вперед, как будто каждое предложение — это подъем в гору. Друзья провели в таких удовольствиях всю осень, всю зиму и всю весну. Они оставались в школе два лета подряд и стали неразлучными друзьями. Однако на третий год Ландро начал заговаривать о матери и отце. Они его ни разу не навестили. Он вспоминал о родителях осенью, потом зимой. Весной он начал строить планы, собираясь найти их.
— Это побег, — предупредил Ромео.
— Знаю, — ответил Ландро.
— Помнишь ту девочку? Чтобы сбежать, она заползла под школьный автобус и повисла под ним, к чему-то прицепившись. Потом, доехав до резервации, она смоталась. Ей удалось добраться до своих. Мать и отец оставили ее дома, узнав, каким способом она удрала. Они боялись того, что дочь могла выкинуть в следующий раз, если отправить ее обратно.
После отбоя, лежа на своих двухъярусных кроватях, мальчики обсуждали ее побег так и эдак, поминутно шикая друг на друга и говоря едва слышным шепотом.
— Ну не знаю, — сказал Ландро. — Можно упасть. Тогда тебя поволочет по дороге.
— Расплющит, как Хитрого койота[138].
— Дело того не стоит, — вмешался Шарло Сен-Клер.
— И вообще, ты для этого слишком большой. Тут надо быть маленьким.
— Я смогу, — отозвался Ландро.
Это было еще до того, как он начал хорошо есть и подрос.
— Я тоже смогу, — присоединился к нему Ромео.
— Не сможешь.
— Смогу.
— Тогда нужно поторопиться, — сказал Ландро. — Школьный автобус поедет через неделю. Другого шанса нам не представится.
— Летом здесь не так уж и плохо, — заметил Ромео.
Его сердце колотилось. Что он станет делать, если, добравшись до «дома», не найдет там никого из своих? Однако в школе не будет Ландро, если тот убежит. Он даже представить себе такого не мог. Но Ромео знал, что в свое время его жизнь висела на волоске, и догадывался, что шрамы на внутренней стороне его рук свидетельствуют о пережитой им невообразимой опасности, о чем-то таком, чего он не мог вспомнить. Он не хотел покидать школу и боялся висеть под автобусом.
— Послушай, Ландро. Летом мы ходим на озеро, плаваем и все такое. Верно? Это весело.
— За тобой все время следят.
— Ага, — согласился Ромео.
— Знаешь, мне тошно оттого, что на меня вечно пялятся, — признался Ландро.
Даже Ромео знал, что Питс невзлюбил Ландро и щедро награждает мальчика оплеухами, так что дело было не только в том, что воспитатель постоянно глазел на его друга.
— Завтра на игровой площадке, — произнес Ромео и взглянул на Ландро. — Согласен?
Ландро кивнул.
Ромео заметил на лице товарища выражение отрешенности. А еще его непроницаемый взгляд — сам Ромео никогда не употребил бы таких слов, но много лет спустя отцу Трэвису предстояло воспользоваться именно ими, чтобы охарактеризовать лицо человека, стоящего перед ним, понурив голову. Ромео знал одно: когда глаза его друга становятся пустыми, его разум спит, и он готов сделать все что угодно, невзирая на любую опасность. От этого Ландро выглядел невероятно крутым, и Ромео было тошно смотреть на друга.
В конце недели они подлизались к Горшковой голове, и та разрешила им отнести сломанную стремянку в столярную мастерскую. Автобусы были припаркованы прямо за ней. Избавившись от стремянки, они юркнули за угол здания, а затем прокрались к школьному автобусу и залезли под него. Они сразу же увидели, за что там лучше зацепиться.
— Может выйти, — сказал Ландро. — Правда, для этого нужно быть больным на всю голову.
— Одно дело провисеть несколько минут, а другое — много часов.
— Продержишься сколько надо, зная, что при падении разобьешься насмерть.
— На мой взгляд, не очень-то весело, — пробурчал Ромео.
— Ты что, не веришь в историю с той девчонкой? — спросил Ландро.
Но было что-то неотразимое в том, как увлеченно Ландро строил планы. Он без остановки тараторил, придумывая, как можно пристегнуться ремнями или обвязаться веревками. Рассчитывал, будет жарко или холодно. В любом случае куртки им понадобятся.
Долгожданный день наступил. Ромео и Ландро неспешным шагом подошли к очереди отправляющихся домой и пристроились в самом конце. Горшковая голова стояла у открытой двери автобуса, просматривая список отъезжающих. Все в очереди держали в руках мешки с одеждой. У Ромео и Ландро тоже было по мешку. В последний момент они оставили очередь, прокрались к задней части автобуса, свернули в тень, а потом ужом проползли под брюхом длинного кузова. Там по центру шла плоская балка шириной в фут, куда они собирались забраться, а рядом с ней находились два каких-то поддона, с помощью которых можно было удерживать равновесие. Они положили свои мешки в поддоны и легли животами на балку лицом к лицу, обвив ее ногами.
Казалось, прошла тысяча лет. Наконец автобус яростно зарычал и, ожив, тронулся с места. Сначала он еле тащился по улицам города. Мальчики чувствовали, как переключаются передачи, изменяя передаваемое на колеса усилие. Когда они выехали на шоссе, автобус качнуло, а затем водитель плавно включил повышенную передачу.