— И никто не снесет топором башку этого долговязого урода. Он слишком высокий, черт бы его побрал.
— У него рост только шесть футов три дюйма[187], — пробормотал Питер. — А у меня шесть и два[188].
— Хочется верить, что наш сын не вырастет таким высоким. Надеюсь, Лароуз не превратится в великана-убийцу.
— Прошло много времени, — сказал Питер.
— Да, прошли годы, не так ли, — отозвалась Нола.
Ее верхняя губа приподнялась в легкой сумасшедшей усмешке, которая иногда заставляла Питера дрожать от желания.
— Иди ко мне, — проговорил он.
— В чем дело?
Она сорвала еще один стебелек и зажала его между губами. Мэгги, как обычно, ушла к Айронам. Они остались одни.
Питер вынул стебелек из ее рта и слегка ударил им Нолу по щеке. Она замерла. Он всмотрелся в лицо жены. Потом принялся целовать и продолжал до тех пор, пока она не ответила. Нола кивнула в сторону дома. Он поднял ее на руки и понес в сарай.
— Не здесь, — шепнула она.
Он не послушался. Они миновали ряд старых недоуздков[189], развешанных на крючках, старый холодильник, зеленый стул, пустые стойла. Он положил на землю тюк сена и накрыл его куском брезента. В сарае некогда был хлев, и там витал приятный запах места, где животные ели, испражнялись, дышали. Это был старый чистый сарай, полный сена и солнца. Он расшнуровал и снял с нее заляпанные краской старые кроссовки, стащил узкие джинсы, стянул трусики. Потом он встал на колени перед тюком, положил Нолу на спину, приподнял ее ноги.
Она посмотрела через плечо мужа на почерневшие дубовые балки. Веревка пропала. Исчезла. Нола завела руки за голову. Ее груди приподнялись.
Он развел ее ноги в стороны, положил руки под бедра, потянул жену на себя и вошел. А потом они оба вернулись назад, к самому началу. Еще не произошло ничего плохого, еще не родился ребенок, чтобы о нем скорбеть, не было утраты, не было опасности. Несколько ос вились над ними, но так и не приземлились на задницу Питера, и солнечные лучи освещали парящие в воздухе пылинки.
И почему она просто не могла увидеть во всем этом мир и славу?[190] Почему она должна думать обо всех погибших, к которым в один прекрасный день присоединится? Она не станет этого делать. Веревка пропала! Как? Зачем спрашивать. Нет, нет, конечно. Только не сейчас. Лароуз сказал ей, что она ему очень нужна. Мэгги присматривает за ней. Она чувствует это. У нее началась новая жизнь. Тем не менее она должна иногда думать об этом, совсем немного, и такие мысли не совсем неправильны, да? Просто бесконечно падать и вечно подниматься в струящихся между телами живых мягких потоках теплого воздуха. Нет ничего плохого в том, чтобы уступать их тающему замиранию, их пустоте. Нет ничего плохого в том, чтобы иметь больше общего с пылью, чем с мужем, разве не так?
— Я решила позвонить, — сказала Нола по телефону. — Просто потому, что сегодня дождливый день. Мне хочется знать, как Лароуз…
Потом она услышала смех Лароуза где-то поблизости от телефона. Трубку взяла, по всей видимости, одна из девочек, но не Эммалайн. Слова застряли у Нолы в горле. Она опустила трубку и подняла руку к глазам.
— С тобой все в порядке? — спросила заглянувшая на кухню Мэгги. — Мама, ты не сводишь взгляд с телефона. Тебе кто-то позвонил?
У Мэгги все еще хранился камень, который Лароуз вложил в ее руку перед тем, как уйти. Он лежал на ее тумбочке. Она не хотела видеть его ни там, ни где-то еще. На ней лежала полная ответственность за Нолу, и она от нее устала.
— Нет, никто.
Нола обняла Мэгги. Объятие Нолы было слишком крепким, и она знала это.
— Милая, — сказала она. — Лароуза удерживают против его воли.
Мэгги лишь обняла мать сильнее.
«Что тут скажешь?» — подумала девочка.
Нола издала гортанный звук.
— Ты становишься сильной, — прохрипела она.
Мэгги весело рассмеялась:
— А сама-то! Ты меня раздавишь!
— Они не позволят ему вернуться ко мне. Он мой единственный сын. Я сумасшедшая, да, Мэгги? Со мной что-то не так? Дело в этом? Я так его люблю. В моей жизни, кроме него, никого нет.
«Кроме него. Что ж», — промелькнуло в голове у Мэгги. Ее оживленность сразу пропала.
— Папа любит тебя. Я люблю тебя, мама. У тебя есть мы, — проговорила она холодным осторожным голосом.
Нола прищурилась и посмотрела вперед, как будто Мэгги стояла в конце длинного туннеля. Возможно, в конце него Ноле пригрезился Лароуз или еще кто-то: на миг у нее на лице появилось такое выражение, будто она не узнает свою дочь. Потом она коснулась лица Мэгги — так нежно, что у той по спине побежали мурашки, но девочка замерла на месте. Она оставалась начеку.
— Знаешь, что тебе нужно? — Мэгги постаралась, чтобы ее голос звучал негромко и просто. — Выпить горячего шоколада. День сегодня выдался дождливый и холодный.
— Мне нужно поговорить с Эммалайн.
— Сначала шоколад, причем со взбитыми сливками.
Нола задумчиво кивнула.
— У нас нет сливок.
— Ну тогда с зефирками.
— Лароуз любит зефирки, — отметила Нола.
— И я тоже, — вставила Мэгги.
— Пусть будет с зефирками, — согласилась Нола.
Наливая кипящее какао с молоком на зефир, Мэгги слышала, как ее мать нажимает на кнопки телефона, а затем снова дает отбой. Потом Нола вошла в кухню и села рядом с Мэгги.
— Очень горячо, смотри не…
Однако Нола уже сделала глоток. Ее глаза расширились, когда жгучий напиток ошпарил язык, а затем огненной волной спустился по пищеводу. Мэгги вскочила, налила в стакан холодное молоко. Нола выпила его и вздохнула. Затем она закрыла глаза и приложила руку ко рту.
Слова словно застряли у Мэгги в горле. Она не сказала, что сожалеет, но она действительно испытывала муки совести и сокрушалась, что ничего не может сделать как следует. Ей было жаль, что она не сумела сделать то, что требовалось матери. Ей было жаль, что она не могла ничего исправить. Ей было иногда жаль, что она наткнулась на мать в сарае. Жаль, что она спасла ее. Ей было невероятно жаль, что ее посещает подобная мысль. Ей было жаль, что она такая плохая. Жаль, что она не благодарит судьбу за каждую минуту жизни матери. Жаль, что Лароуз стал любимцем матери, хотя и Мэгги обожала его не меньше. Жаль, что она постоянно думает обо всем этом и зря тратит время на чувство сожаления. До того, как она увидела мать в сарае с веревкой на шее, Мэгги никогда ни о чем не жалела. Ах, как ей хотелось, чтобы прежние времена вернулись!
После того как уроки в школе при резервации закончились, Мэгги пошла проведать Сноу и Джозетт. В ее школе занятия начинались только в понедельник. Так что она могла повидаться с ними и с Лароузом. Девочки были во дворе. Они сказали, что Лароуз уехал в поселок вместе с Эммалайн, и попросили им помочь. Сорная трава была выполота, земля утрамбована. Девочки натянули старую рваную волейбольную сетку. Мэгги помогала им распылить из баллончика оранжевую краску, чтобы разметить площадку. Вскоре та была готова. Разговаривая, девочки пасовали мяч друг дружке. Мэгги иногда играла в волейбол в школьном гимнастическом зале. Джозетт показала ей, как следует передавать мяч партнеру по команде и наносить атакующие удары. Сноу попрактиковалась в обманных ударах. Потом они стали отрабатывать подачи.
— Сделать хорошую подачу не так-то легко, — сказала Джозетт. — Смотри.
Джозетт выставила слегка согнутую левую ногу вперед и отвела правый локоть назад, словно собиралась стрелять из лука. Она четыре раза ударила о землю тугим грязным бархатистым мячом, затем подбросила его высоко над головой. Когда он упал, она подпрыгнула и ударила по нему ладонью. Мяч быстро пролетел над сеткой по низкой кривой и приземлился в самом неожиданном месте.
— Очко!
— Это ее фирменный удар, — пояснила Сноу. — Мне бы хотелось ему научиться.
— Боже мой, — произнесла Джозетт после того, как подачу попыталась сделать Мэгги.
Мэгги промазала мимо мяча шесть раз, а когда все-таки попала по нему, удар получился таким неудачным, что мяч даже не долетел до сетки.
— У тебя слабые руки. Тебе следовало бы почаще отжиматься.
— Давай, отожмись десять раз! — крикнула Сноу.
Мэгги отжалась четыре.
— Этой девочке надо заняться физподготовкой, — сделала вывод Сноу.
— Да, тебе нужно нарастить мускулы.
Джозетт со скептическим видом потрогала бицепс Мэгги.
Из дома вышел Кучи.
— Занимаетесь своими девчачьими делишками? — насмешливо спросил он и встал в гротескную позу подающего игрока. Когда он повернулся, чтобы уйти, Сноу сделала резаную подачу, попав брату в затылок. Должно быть, ему было больно, но он не подал и виду. Он качал мышцы шеи, чтобы играть в футбол.
— Два очка, — сказала Сноу.
Джозетт подбросила мяч носком, поймала и зажала под мышкой.
— Попадание в голову Кучи оценивается в два балла, — пояснила она Мэгги. — Если мяч просто коснется его тела, это приносит один балл.
— Я тоже хочу попадать в голову, — заявила Мэгги. — Покажи мне эту подачу еще раз.
Когда Мэгги пришла домой, оказалось, что мать прилегла поспать, и девочка принялась караулить у спальни. Поскольку длительное ожидание не принесло результата, Мэгги отправилась в гараж. Широкая дверь была открыта, и ветер шевелил какие-то листки бумаги, лежащие на полу. Капот пикапа отца был поднят. Питер менял масляный и воздушный фильтры, а также сливал старое масло.
— Послушай, — окликнула его Мэгги. — Могу я сменить школу?
— Нет, — ответил отец, но Мэгги знала: взрослые всегда говорят «нет», прежде чем спросить «почему».
— Почему? — спросил он. — Из-за Лароуза?
— Я должна ходить в ту же школу, что и мой брат, верно? Но есть и другие причины. Дети в моей школе меня ненавидят.