— А можно, — робко спросил Холлис. — Можно я…
— Что?
— Приглашу отца?
— О боже, конечно! — воскликнула Сноу.
— Он уже в списке, — сообщила Джозетт. — Мы послали ему приглашение.
— Вы сделали приглашения?
— Смотри не задохнись, Холлис.
На миг Джозетт стала самой собой. Самоуверенной и отвязной. Потом она вспомнила, что, может быть, влюблена в Холлиса, и ее голос стал мягким, нарочито легкомысленным.
— Да, мы напечатали их на мамином школьном принтере. Они, знаешь, очень простые. Ничего особенного.
— Нет, это не так, — возразила Сноу. — Джозетт сделала их по-настоящему элегантными. Она использовала все мыслимые шрифты, не забыв про RSVP[262] и тому подобное.
— А можно получить такое и мне?
— Конечно, — сказала Джозетт. — Проверь, все ли в порядке. Но мне кажется, я ничего не напутала.
— Дело не в этом, — возразил Холлис. — Я хочу вставить его в рамку. Повесить на стену. Там, где у меня будет стена и где я стану жить после вашего дома…
Он замялся.
— О, пожалуйста, оставайся с нами, — попросила Сноу.
Джозетт взглянула на его тонкое лицо и попыталась произнести «разумеется» как можно более небрежно, однако горло у нее пересохло, и она закашлялась. Почему это всегда происходит с ней? Сначала хочется прыгать от радости, а потом язык вдруг прилипает к гортани? Она попыталась засмеяться, но воздух попал в нос, и раздалось безобразное фырканье, достойное уродливого старика. Что могло быть хуже? Сноу смотрела на нее с таким выражением, будто хотела сказать: «Соберись». Холлиса смутило ее поведение, и он отвел взгляд, посмотрев в угол двора. Она глубоко вздохнула. Достоинство. Главное, соблюдать достоинство.
— Прости. Аллергия. Конечно, ты должен остаться.
Потом она снова посмотрела на Холлиса, и все, что было на сердце, отразилось на ее лице. Если бы он не был таким вежливым, он посмотрел бы на нее и заметил этот сигнал. Ах, если бы он только повернулся, чтобы посмотреть ей в лицо. Он бы догадался. Он бы понял наверняка. Любовь светилась в ее глазах. Но Холлис по-прежнему смотрел на двор, когда ее взгляд застыл, а затем и вовсе погас. Он думал: «Что, если мне вырастить траву там, на этих голых участках двора? Возможно, ей бы это понравилось».
Джозетт хотела сделать в подарок Холлису бисерный медальон из крошечных граненых бусин, но до сих пор ей удалось вышить только кружок размером с десятицентовую монету. Сноу работала над парой мокасин и лоскутным одеялом. Она часто помогала бабушке шить такие одеяла и была опытной мастерицей, так что работа спорилась. У них имелись подложка из мягкого дерева, острое как бритва режущее колесо и большая пластиковая направляющая. Одним проходом колеса отрезалась нужная полоса ткани. Миссис Пис сидела рядом и, как обычно, копалась в бесконечных бумагах и письмах, лежащих в жестяных коробках. Недавно она, к своему удивлению, получила чрезвычайно сердечный ответ от исторического общества, которое за прошедшие годы часто меняло названия и почтовые адреса. Его президент обещал рассмотреть вопрос об останках первой Лароуз.
— Это из-за нового закона, — сказала Сноу. — Музеи должны вернуть нам наши священные предметы, верно? И наши тела. Родные могилы и все такое. Это называется «репатриация». Я делала в школе доклад.
— Как зловеще, — изрекла Джозетт, гоняясь иглой за крошечными бусинками, лежащими в крышке банки.
Сноу больше не комментировала сказанное сестрой, как на викторине по словарному запасу, потому что сейчас интересные слова они использовали всегда и славились этим.
— Я хочу, чтобы она вернулась, — прошептала бабушка. — Она сможет отдохнуть на холме рядом со своими родными. Мы воткнем на могиле Лароуз ее собственный фонарик.
— О нет, я его тут же выброшу.
Джозетт притворилась, что теряет сознание, и уронила голову на стол рядом с сигарной коробкой, полной бисера.
— Ну почему у меня ничего не получается? Какая я после этого индеанка?
Она подняла голову и села, отшвырнув кусочек пеллона[263] с крошечным кружком неравномерно нашитых бусин.
— Не делай так, — пожурила сестру Сноу, возвращая его Джозетт. — Ты потеряешь иглу. Бабушка может на нее сесть.
Сноу взяла работу сестры, подцепила бусинки концом иглы и начала быстро нашивать их, добавляя круговые ряды меди, золота и зелени. Джозетт с облегчением наблюдала, как медальон становится все шире и шире.
— Вышивка бисером — твоя стихия, — проговорила она восхищенно. — Любо-дорого посмотреть.
— Ты выбрала для медальона чересчур трудный бисер, — сказала Сноу. — Мелкое граненое стекло.
Джозетт потрогала круги, добавленные сестрой.
— Они такие совершенные. Просто жуть.
Сноу протянула ей медальон, и Джозетт вздрогнула.
— Продолжай! Пожалуйста! — попросила она.
Сноу забрала рукоделие. Теперь медальон был уже размером с четвертак.
Нашив еще несколько рядов, Сноу взглянула на Джозетт и спросила, кому предназначается подарок. Джозетт не ответила. Миссис Пис поставила ногу на педаль швейной машинки, и та громко застучала.
— Папе? Кучи? Лароузу?
— Большое спасибо, — сказала Джозетт сестре, протягивая руку за медальоном. — Дальше я сама.
— О, милая! Это, верно, сюрприз для меня. — Сноу подняла медальон так высоко, что Джозетт не могла до него дотянуться. — Ты такая хорошая сестра! Сделать мне подарок! Ах, как мило. Я его не заслуживаю!
— Наверняка нет! — крикнула Джозетт. — Верни его!
— Это для Холлиса?
Джозетт вырвала медальон, уколов себе палец. Она снова начала нашивать бусины, потом бросила работу и засунула палец в рот.
— Ну, видишь? Ты заставила меня закапать его кровью.
— О-о-о. Любовный амулет из стародавних времен.
— Плохой амулет!
Миссис Пис подняла ногу с педали швейной машинки и щелкнула нитью по резаку.
— Нельзя проливать кровь женщины на то, что предназначено мужчине, — проговорила она.
— М-м-м. — Сноу, поиграв бровями, взглянула на Джозетт. — Миигвеч[264] за то, что поделилась мудростью, Нокомис[265].
— Бабушка, — произнесла Джозетт, усердно работая иголкой. — Я думала, только месячная кровь может навредить мужским вещам. Но это касается всей крови внутри женского тела?
— О, что я знаю? — Миссис Пис пожала плечами. — Я была учительницей в школах у белых. Новые правила и традиции появляются все время. Ты будешь смеяться. Сэм велит Малверн носить юбку во время обрядов. По его словам, духи должны знать, что она женщина. Ладно, говорит Малверн, только тогда, раз ты носишь подгузники на манер набедренной повязки, выставляй своего петушка наружу. Пусть духи знают, какого ты пола. А еще она шутит, что мужчинам надо вернуться к лукам и стрелам и ходить с ними везде. Традиции? Вам следовало бы спросить о них у Игнатии-ибан, но она теперь в мире духов.
Миссис Пис произнесла это энергичным голосом и махнула в сторону окна, как будто Игнатия витала там, отпущенная в отпуск, чтобы насладиться земной жизнью.
— Итак, медальон предназначается Холлису, — проговорила Сноу. — Не означает ли это…
— Что мы с ним переговорили и выяснили отношения? Нет. Но мне хочется сделать для него что-то особенное. Ты возражаешь?
— Конечно, нет, — ответила Сноу. — Слушай, позволь мне нашить следующий цвет.
Джозетт вновь передала свою работу и принялась наблюдать, как старшая сестра выравнивает пришитые бусины и добавляет новые.
— Можно нам включить кино, бабушка?
— Верно, опять принесли одну из тех картин про механических людей?
— Мы так рады, — призналась Сноу. — Нам посчастливилось найти «Терминатора» в лотке для уцененных товаров.
— Доставьте мне удовольствие! — шумно обрадовалась миссис Пис.
— Там снялся Клинт Иствуд, — пояснила Сноу. — Он играет настоящих парней. И он из старой гвардии.
— Не для меня. По мне, он просто щенок. И вам, конечно, нравится Арнольд. Ведь там играет Арнольд, я не ошиблась? Я вернусь. Да!
Сестры помнили все реплики, произносили их наизусть, и им не нужно было поднимать головы от работы, чтобы видеть происходящее на экране. Но в ключевых местах они все равно делали это, задумчиво протягивая нить через шершавый и испещренный полосками кусок пчелиного воска, от чего та становилась прочнее.
— Не забудь сделать какую-нибудь ошибку в работе, — подсказала Сноу Джозетт. — Ну знаешь, чтобы выпустить духа.
— Только Творец совершенен, — благочестиво произнесла Джозетт. — Как ты думаешь, моя кровь на медальоне — уже достаточная ошибка? Или к ней следует приплюсовать два моих последних ряда? По-моему, они ужасны.
Сноу осмотрела медальон.
— Творец тебе покровительствует, — сказала она, передавая его обратно.
— Какое облегчение. — Джозетт сложила указательный и безымянный пальцы вместе и подняла их вверх. — Я и Гиже-Маниду[266]. Мы с ним снова вместе, вот так.
— А у меня все время не идет из головы один вопрос, — сказала их бабушка. — С которым из своих двоих мужей Игнатия-ибан живет теперь в мире духов?
— Зачем ей выбирать одного из мужей, — проговорила Джозетт, — когда она может выбрать любого из стольких мужей других дам?
— Не говоря уже об одиноких мужчинах, — добавила Сноу.
— Да, такие у нее водились, — кивнула миссис Пис.
— А как насчет тебя, бабушка?
Джозетт и Сноу обменялись быстрыми взглядами.
— Я… — протянула миссис Пис. — Я всю жизнь оставалась верна вашему деду.
Они обе притихли, из уважения и из жалости. Но Джозетт все-таки мучило любопытство.
— Почему ты была ему так верна?
— О, я была не такой уж и образцовой. Я просто устала от них. От мужчин. От них один стресс. Вот увидишь.
— Мы это уже знаем, — пожаловалась Сноу, у которой на крючке в задней части шкафа все еще висела куртка ее парня.