– Все умирают, Маш. Когда-нибудь. Даже бессмертные.
– Ты говоришь страшные слова…
Машка опять испугалась. Теперь уже меня.
– Может, и страшные. Но это правильные слова. Вот я лично не собираюсь жить вечно. А ты?
– Меня не обучали этому.
– Тогда понюхай цветочек. – На Машкином лице появилось такое выражение, словно я предложил ей прыгнуть в каньон. Вниз головой. – А не хочешь, так иди… погуляй, короче. – Мы еще не так близко знакомы, чтобы я учил ее таким словам.
– А ты?
Машка уже стоит. Готова к прогулке.
– А у меня есть незаконченное дело. В постели. Давай сюда мой плащ!
И я остался один. Машка ушла к колодцу. Истерика на тему: «Мы все умрем!» отменяется. Вот и хорошо. Нет у меня настроения возиться с истеричкой. И гулять по пятачку в двадцать соток тоже не хочется.
Не люблю, когда меня резко будят. Все время кажется, что не дали досмотреть самое интересное. Так и хочется послать будителя, укрыться с головой и настроиться на «вторую серию». Иногда так и делаю. Бывает, что и получается. Если не мешают.
Получилось…
Меня трясло и крутило. Возможно, так себя чувствует кот в стиральной машине. Была когда-то такая реклама. Там черного кота загружали в машину вместе с черными носками. Рабочий режим. В паузе – японка энергично пилит скрипку. А на выходе получили белоснежные носки и белого пушистого кота. Живого, как ни странно.
Я так и не понял, чего там рекламировали. Натаха говорила, что отбеливатель. Ларка – стиральную. А Лёва… ну у Лёвы всегда проблемы с бабами. Вернее с их количеством. Ему все мало.
– Тебе бы хозяином гарема родиться, – прикалывались мужики над ним.
– Четыреста лет назад у меня был самый большой гарем в Персии. – Это обычный Левин ответ на такие подначки.
Может, тоже прикалывался, а может… Реинкарнацию еще не отменяли. Говорят, некоторые помнят свои прежние воплощения. Или говорят, что помнят.
Похоже, меня занесло не туда. И мыслями, и телом. Как затянуло в воронку римусо, так и несет. Все выше и выше. Дорога стала не толще нити, а караван на ней и не разглядеть.
Только моргнул – и нет уже ничего. Темно. Как безлунной ночью. И беззвездной к тому же. В воронке меня крутит или на лифте поднимает, непонятно. Да и без разницы.
Если это сон, то лучше б мне проснуться, а если совсем наоборот, то самое время лечь и увидеть интересный сон.
Эй, кто там отвечает за этот аттракцион? Мне скучно! Делайте чего-нибудь или верните бабки!..
Кажется, моя наглость подействовала: «что-нибудь» начало делаться.
Темнота куда-то исчезла. Вместе с воронкой римусо и тем, что там со мной вращалось. Появился густой туман. Видимость – на длину руки.
Топать в таком тумане? Облом страшный! Или несите меня, или убирайте туман на фиг!
Туман резко начал таять. Потом и вовсе исчез. Будто и не было его никогда. И тут я увидел их.
Собралась как-то группа энтузиастов, чтобы помедитировать и дымом особым подышать. Для расширения сознания. Чтобы стать такими же продвинутыми, как и наставник. Или еще продвинутее. Короче, надышались и намедитировались так, что сами в дым превратились. Или в туман. Сиреневый – с поворот-подвывертом. У каждого энтузиаста свой подвыверт имелся. А когда из медитации начали выбираться, то не смогли договориться, кто и каким до этого был. У каждого свое особое мнение завелось. На мир и на собственное место в нем. Да и на те игрушки, какие в процессе медитации придумали и сотворили.
Ну поспорили энтузиасты немного. Развеяли кое-кого на тучки и клочки. А как же без этого? Родится истина в споре или нет – это еще надо посмотреть, а вот несколько реально замордованных спорщиков – завсегда найдутся.
Когда спорить и развеивать надоело, решили все оставить так как есть. И подождать. Вот выйдет наставник из медитации и наведет порядок. А пока гуляй, душа, на всю ширину расширенного сознания!
Вот так и ждут десять или сто десять миллиардов лет.
Такая вот ерундень забрела в мою башку, пока я смотрел на этих дымообразных и туманоподобных. Только мужик с большим воображением способен увидеть в них человеческие фигуры. У меня оно средних размеров. Может, и есть любители пялиться на облака или в кляксах на бумаге высматривать продолжение Камасутры, я такими извращениями не страдаю. Я и на небо смотрю через раз. День – смотрю, а месяц – нет. И на этих долго таращиться не стал. Пусть сначала определятся, какими им быть полагается, а потом уже гостей приглашают.
Кстати, ведь кто-то же меня сюда позвал. Или мне дальше топать надо? Типа посмотрел немного, ну и ступай себе дальше. И «спасибо» скажи, что денег за просмотр не взяли.
Закрыл глаза, прислушался. Чего, интересно, мои мозги телу сообщить имеют?
А в ответ тишина!
Может, мне приснилось или приглючилось, что меня кто-то куда-то звал?
Открыл глаза и заметил, что стою рядом с кем-то или чем-то.
Видал я как-то картину – «Облако в штанах» она называлась. (Вот только с опусом Маяковского путать не надо! Он был древним стихослагателем, а картина уже из моего века, рисователь – тоже.) Так вот, я увидел того, с кого эту картину малевали. Натурщика, можно сказать. Только штанов на нем еще не было.
– Ты, что ли, меня звал? На фига я тебе понадобился?
С какой радости я назвал этого «он», не знаю. Само как-то получилось. А Облако-без-штанов решило мне подыграть. И чтоб я не сомневался в его половой принадлежности – изменило форму. Оно стало очень даже немелким мужиком. Ну а дабы облегчить мне опознание, Облако оделся совсем скромно – в зеленые солнцезащитные очки и малиновые плавки. До колен. Пока я прикидывал, сколько палаток можно пошить из малиновой тряпки, он-оно заметил меня и начал общаться:
– Ты опять здесь?! Я же тебя только что назад отправил!
Я прям обалдел от такой заявочки. На пару-тройку секунд. И мне стало глубоко по фигу, что это туманное нечто сделалось похожим на мужика, который чернее моего покойного мерса и больше оперного театра. Театр как стоял, так и стоит, и никому себя ругать не мешает. Ему вся эта ругань до запасного выхода. А вот мне не однохренительно, кто и как по поводу меня выражается.
– Мужик, а ты меня ни с кем не путаешь? Ты посмотри внимательно. На чей зад и кого ты там отправлял, мне по фигу. А меня к этому примазывать не надо. Я в такие игры не играю. А за слова такие огрести можно. По самые помидоры.
– Ты мне угрожаешь?
– Нет, мужик, я пока только предупреждаю. Умному и предупреждения хватит.
А дураку угрожай, не угрожай – он ни хрена не поймет. Дурака сразу закапывать надо. Так Лёва обычно говорит, а он в таких вопросах спец.
Большой и черный опять изменил форму. Он сделался синим, толстым, оброс шипами и глазами. И каждый глаз с кулак величиной. Все они, блин, стали пялиться на меня и похабно так подмигивать.
– Ты – не он.
Такой диагноз поставило мне это хрен-знает-что-с-глазами.
– Ты уверен? Может, к другому спецу обратимся?
«Другие спецы» продолжали пребывать в туманно-неопределенном состоянии. И наш разговор им был до одного места. Которое я ни у кого пока не заметил. И реагировали на меня «спецы» так, будто я был совершенно прозрачным. Как свежепомытое стекло.
Синий и толстый побелел, вытянулся, покрылся перьями.
– Уверен. Произошло склеивание матриц при дифференцировании потоков спинных полей… – начало изрекать непонятно что. Из чего оно изрекало, я тоже не понял – рта у этого чуда в перьях не наблюдалось.
– Эй, пернатый, а ты с кем это разговариваешь? – Каждый мужик может изъясняться на простом и народном. Если хочет, чтобы его поняли. А если начинает гнать всякую заумную пургу, значит, выделывается. И обидеть норовит. Тех, кто этой зауми не понимает. – Ты там внимательнее посмотри. Может, жопные доли обнаружишь. Или аппендикс на гипофизе заметишь.
Перья с длинного посыпались еще быстрее, чем орешки из разорванного пакета.
– Ты кто, малыш?
Теперь со мной разговаривало нечто смутно похожее на человека. Только очень толстого и лысого. Без плавок и очков. Зато в сандалиях. Малиновых. Похоже, этого реально заклинило на малиновом цвете. А вот цвет собственной шкурки оно поменяло: стало серо-белым. Как дым из горящего мусорного бака.
– Я – малыш?! Да ты на себя посмотри! Я жмуриков видел, что лучше тебя выглядят!
А бывало, что и совсем даже наоборот. Иногда человеки такое друг с другом делают – без смеха не вспомнишь, без мата не расскажешь.
– Тебе не нравится, как я выгляжу?
Сандалии куда-то подевались, зато появилась панама и галстук-бабочка. Все опять ядовито-малинового цвета.
– Да мне по фигу, как ты выглядишь! Ты сам-то знаешь, кто ты такой?
– Знаю.
– Вот и не забывай, пока со мной разговариваешь. И не притворяйся рыбой на колесах или страусом в акваланге. Несолидно.
– Да?
Только голос у этого невесть чего не менялся. А тело его и страусом успело побывать, и рыбой, и колесом, и аквалангом, и еще непонятно чем. Честно говоря, меня эта перетасовка тел начала уже доставать.
– Слышь, я хоть раз изменился, пока болтал с тобой? Сделай одолжение – выбери себе какую-нибудь форму и держись за нее!
– Зачем?
– Что «зачем»?
– Держаться зачем?
– Блин, чтоб не отвлекать от разговора. Ты ведь поговорить меня позвал или похвастаться?
Типа я и так могу, еще так и вот так!
Это нечто фыркнуло, будто мысли мои прочитало. Потом сделалось мужиком в шляпе и «бабочке». Не таким толстым, как раньше, зато грязно-розового цвета.
– Я не звал тебя, – с ехидной ухмылочкой сообщил этот красавчик.
– Ты еще скажи, что я сам сюда приперся. Потому как делать мне не хрен было!
– А что ты делал?
– Я спал, между прочим. А кто-то разбудил меня и потащил на экскурсию. Достопримечательности осматривать. Ты, что ли, достопримечательностью тут работаешь?
Чем больше я говорил и злился, тем меньше становился этот… в шляпе и «бабочке». И цвет вернул себе черный. Только с глазами определиться не мог: то синими они у него становились, то черными, то желтыми.