Ее улыбка не изменилась ни на йоту.
– Об этом следует спрашивать самого короля.
– Прекрасная мысль, – согласилась я. – Не окажешь ли ты мне любезность устроить наш разговор?
Это выбило ее из равновесия: на красивом лице появилась растерянность. Обычно люди осознают, что с королями не пообщаешься напрямую. Но сейчас на карту было поставлено слишком многое, чтобы проявлять тактичность.
Розмерта пришла в себя не так быстро, как можно было ожидать, но наконец она сказала:
– Я спрошу его величество, есть ли у него время на разговор. Обещать не могу – у него очень, очень плотное расписание.
– Я не прошу тебя давать обещания за Тараниса, леди Розмерта. И я не сомневаюсь, что у него очень плотное расписание; но мне действительно нужны ответы. Я не смогу согласиться на этот пир, не получив их, и думаю, самым быстрым и простым путем будет попросить ответов у самого короля.
При этих словах я улыбнулась, копируя ее собственную отработанную улыбку.
– Я передам ему твое пожелание. Возможно, он свяжется с тобой в ближайшее время… Не могу ли я дать тебе скромный совет предстать перед ним в одежде и окружении, более соответствующем твоему положению? – Она говорила это с улыбкой, но в глазах отражалось напряжение, словно она колебалась, стоит ли это говорить. А может, она прочитала на моем лице, что я думаю по поводу ее совета?
– Полагаю, я предстану перед королем в том виде, который сочту удобным, Розмерта. – Титул «леди» я опустила намеренно. Я превосхожу ее по рангу, и обращаться к ней по титулу было с моей стороны любезностью. Я вовсе не обязана была это делать.
– Я никоим образом не хотела проявить неуважение, принцесса Мередит. – Она уже не улыбалась. Ее лицо стало отчужденным и холодным в той ледяной красоте, которая столь свойственна сидхе.
Я предпочла не придавать значения ее реплике, потому что поступить иначе – значило обвинить ее во лжи. Может, она и не хотела проявить бестактность, а может, просто не смогла справиться с собой.
– Не спорю, леди Розмерта, не спорю. Я буду ждать ответа короля. Ты полагаешь, он откликнется прежде, чем мы успеем начать утро?
– Я не поняла, что разбудила вас, принцесса, нижайше прошу прощения. – Она действительно выглядела виновато. – Конечно же, я прослежу, чтобы у вас хватило времени на ваши… утренние процедуры. – Тут она слегка покраснела, и я подумала: какие же это «утренние процедуры» она имеет в виду?
До меня наконец дошло: Розмерта считала, что мы занимались сексом, а не только что проснулись. Андаис отвечала на вызовы благих in flagrante delicto[17] чаще, чем в одиночестве. Может, они и от меня ожидали такого же.
– Благодарю тебя, леди Розмерта. На редкость неловко говорить с королем, еще не успев толком проснуться.
Она улыбнулась и присела передо мной в очень вежливом реверансе, почти скрывшись за рамой зеркала. Розмерта всегда была сама респектабельность. Глубокий реверанс с ее стороны был очень ценен: значит, она понимает, что я – всего в шаге от трона. Приятно знать, что кто-то при Благом Дворе это понимает.
Она не поднималась, и я поздновато сообразила почему.
– Поднимись, леди Розмерта, я благодарю тебя.
Она выпрямилась, чуть покачнувшись – это была моя вина, я продержала ее в глубоком реверансе слишком долго. Но у меня просто из головы вылетело, что Благой Двор здорово напоминает в этом отношении двор английский: там нельзя выпрямиться из поклона, пока монарх вам этого не позволит. Я слишком давно не бывала среди благих. Мои познания в этикете слегка запылились. Неблагой Двор был гораздо менее официозен.
– Я поговорю о тебе с его величеством, принцесса Мередит. Желаю тебе удачного дня.
– И тебе хорошего дня, леди Розмерта.
Зеркало опустело. Мы все ощутимо расслабились, перевели дух.
Рис закинул за голову обе руки, положил ногу на ногу и сказал:
– Ну как? Может, парочка-другая драгоценностей придаст нам более соответствующий нашему положению вид?
Я пробежала взглядом по его телу, припомнив, как я вела языком по упругому животу, спускаясь все ниже… Мне пришлось зажмуриться и отбросить наваждение, чтобы суметь ответить:
– Нет, Рис. Первым делом – одежда. Об аксессуарах позаботимся потом.
Он ухмыльнулся:
– Не знаю, не знаю, Мерри. Разве у тебя не возникло искушения появиться перед ним в постели со всеми нами вместе? Задрапированной в тела?
Я открыла рот, чтобы сказать «нет», – и поняла, что это было бы ложью.
– Возникло. Небольшое. Но мы будем вести себя как положено, Рис.
Он ухмыльнулся еще шире.
– Ну, если ты настаиваешь…
– Ты же сам все время ахал и охал насчет Короля Света и Иллюзий! Что это с тобой?
– Он очень опасен, Мерри, но он такой надутый зануда! Он не всегда был таким, это постепенно, за столетия его жизни, он стал более… человеком в самом худшем смысле этого слова. – Ухмылка Риса вдруг исчезла.
– Ты почему загрустил? – спросила я.
– Просто подумал о том, как все могло бы сложиться иначе. Таранис в свое время любил посмеяться, да и подраться после пары бутылок был не дурак.
У меня брови полезли на лоб.
– Таранис? Устраивал веселые пьяные дебоши? Представить не могу.
– Ты его знаешь лет тридцать. Ты не застала его, когда он был в ударе. – Он сел и спустил ноги на пол. – Чур, я в душ первый.
– Тогда завтра первый – я, – сказал Никка.
– Если успеешь, – бросил Рис, направляясь к ванной.
Никка обвил мою талию руками и развернул меня к себе.
– Пусть себе идет в душ.
Тонкой рукой он провел по моим волосам. Потом откинулся на спину, потянув меня за собой. Простыня соскользнула вниз, и я увидела, что он снова тверд и готов.
Я почти засмеялась:
– Ты когда-нибудь угомонишься?
– Никогда. – Его лицо посерьезнело и немного утратило нежность. – Ты – первая женщина, с которой я могу быть близок и не бояться при этом.
– О чем ты?
– Королева умеет пугать, Мередит, и любит покорных мужчин. Я не доминантен, но ее идея секса не доставляет мне удовольствия.
Я наклонилась и очень нежно его поцеловала.
– Мы порой делаем довольно жесткие вещи.
Он вдруг крепко прижал меня к себе.
– Нет, Мередит, не так. Ты меня никогда не пугаешь. – Он сжимал меня, и я расслабилась в его объятиях, позволила себя обнимать. Едва ли не слишком крепко. Это было почти больно.
Я гладила его бока и спину, куда доставали руки, пока он не начал успокаиваться. Он перестал сжимать меня с такой устрашающей силой. Всего пару дней назад я подумывала о том, чтобы отослать Никку домой, потому что не хотела, чтобы он стал королем. Он не смог бы быть королем, и дело тут не в том, может ли он зачинать детей.
Я обнимала его, нежно гладила, пока его внезапный испуг не отступил. Как только он слегка успокоился, он снова потянулся ко мне, и я отдалась его рукам, его губам, его телу. Я понадеялась, что король Таранис не позвонит в самый интересный момент.
Занятия любовью стерли остатки боли из глаз Никки. Мне нужно было увидеть, как эти карие глаза смотрят на меня с улыбкой и только с улыбкой. Мы почти заканчивали, когда из ванной появился Рис с полотенцем в руках. Он тихо ругнулся.
– Присоединиться уже поздно?
– Поздно, – сказала я и поцеловала Никку в последний раз – на прощание. – И вообще я иду в душ. Моя очередь.
Я сползла с кровати и упорхнула в ванную, пока Никка не успел возразить. Они оба засмеялись, и я смеялась тоже, уходя. Можно ли лучше начать день?
Глава 34
После полудня появились Мэви и Гордон Рид. Прошло всего несколько дней, но Гордон так изменился, словно пронеслись годы. Кожа стала не землистой, а попросту серой. Он еще похудел, и вместо крупного мужчины с командирской осанкой перед нами был огромный скелет, обтянутый бумажно-тонкой серой кожей. Глаза будто стали больше, и в них навсегда поселилась боль. Рак иссушал его, съедал его изнутри.
Мэви сказала по телефону, что Гордону стало хуже, гораздо хуже, но к такому она нас не подготовила. Никакие слова не подготовят к виду умирающего человека.
Рис и Холод встречали их машину на улице, так что смогли помочь Гордону преодолеть короткий лестничный пролет до нашей квартиры. Мэви шла за ними в темных очках на пол-лица, замотав волосы шелковым шарфом. Ворот длинного мехового манто она сжимала у шеи, словно мерзла. Именно так изображают в фильмах великих кинозвезд. Ну, если подумать, то у нее на этот образ больше прав, чем у кого угодно.
Мужчины устроили Гордона в спальне, чтобы он мог отдохнуть, пока мы будем выполнять первую часть ритуала плодородия. Мэви, похоже, собиралась в это время метаться по гостиной. Она чуть не зажгла сигарету – я едва успела запретить ей курить в моем доме.
– Пожалуйста, Мередит, мне это нужно.
– Кури на улице.
Она приподняла очки и взглянула на меня прославленными голубыми глазами. Она снова надела на себя «человеческий» гламор, стараясь выглядеть максимально не похожей на сидхе. Задержав на мне небесный взор, она распахнула пальто. Под ним ничего не было, кроме сапог.
– Я удачно одета для твоих соседей?
Я покачала головой.
– У тебя хватит гламора, чтобы твою голую задницу не заметили даже на городском перекрестке, так что запахни пальто и уберись наружу со своей сигаретой и своими нервами.
Она отпустила полы пальто, и ее тело теперь виднелось тонкой линией меж мягких переливов меха.
– Как ты можешь быть такой жестокой?
– Это не жестокость, Мэви, и ты это знаешь. Ты провела слишком много столетий при дворе, чтобы счесть меня жестокой из-за того, что я не позволяю тебе провонять мою квартиру сигаретами.
После этого она надулась. С меня хватило.
– Когда я вернусь сюда, пропитанная магией, я хочу застать Конхенн, богиню красоты и весны, а не избалованную кинозвезду. И гламора чтобы не было. Я хочу видеть эти прочерченные молниями глаза.