Твердо решив закончить все побыстрее, она ухватила мужчину за прядь светлых волос и потянула вниз. Он склонился лицом к разведенным женским бедрам, окольцевал пальцами щиколотки Шах и довольно прищелкнул языком:
– Ладно, понял, милая. Так -то лучше…
А потом Шахерезада провалилась в небытие. Во всех смыслах. Когда охотник подтянул ее за голени к себе, девушка невольно откинулась на спину. Когда первый поцелуй раскаленным железом обжег кожу чуть выше щиколотки – закусила губу до крови. Тревожность, напряженность происходящего сменилась пьянящим коктейлем из любопытства и возбуждения. Шахерезада так давно отвыкла от ласк и горячих прелюдий, что совершенно растерялась.
И все же ее не оставляло ощущение неправильности, постыдности происходящего. И было с чего! Жак твердо вбил в голову жены мысль о том, что оральный секс – привилегия мужчин, и удостаивать подобным женщин ниже мужского достоинства.
«Прелюдии, – заявлял муж, – это ненужная трата времени, к тому же чего там тебе ласкать? У тебя даже нет нормальной груди!» Такое отношение сказалось на самооценке Шах, постепенно она стала считать свое тело грязным и отвратительным… Но теперь все встало с ног на голову…
Поцелуи становились все настойчивее, поднимались все выше… ближе… Шах пыталась контролировать рвущиеся из груди стоны, не слишком удачно. После очередного сдавленного всхлипа охотник легонько хлопнул ее ладонью по бедру и, прервав ласки, урезонил:
– Чего ты сдерживаешься? Хочешь орать – ори, соседям не помешаешь, они все мертвые.
Само собой, Шах боролась с собой не из-за соседей. Она до последнего пыталась сдерживать взрывающие тело ощущения и плавящие душу эмоции. Не справилась. Застонала в голос, когда наглые губы охотника добрались до самого чувствительного и сокровенного. Низ живота превратился в жаркую печь, наполнился изнутри бушующим пламенем, жаждущим прорваться наружу огненной лавиной. Как выдержать все это? Где взять силы? Девушка заскребла ногтями по полу, выгибаясь, подрагивая, трепеща. Она уже не разбирала, что – пальцы, губы, волосы, – и где касалось ее. Жесткие светлые пряди щекотали внутренние стороны разведенных бедер, сильные руки то сжимали щиколотки, то упирались под колени, чтобы закинуть ноги Шах выше и развести шире… А губы… Губы терзали и мучили податливое женское тело со всей сладостью, нежностью и настойчивостью… И Шахерезада до последнего боялась признаться себе, что с ней действительно произошло то, чего она хотела, что скрывала в самых грязных и порочных по ее мнению мыслях, никоим образом невозможных к исполнению в жизни… Никогда. Даже в самом страшном кошмаре. Даже в самом сладком сне…
А потом она взорвалась, захлебываясь криком, безнадежно пытаясь вцепиться непослушными пальцами в ковролин на полу. О, небо! За что он с ней так? Ведь это все мимолетно, все неправда… Сильные руки удержали дрожащие женские бедра, не дав им сомкнуться, закрыться – так Шахерезада намеревалась спрятаться от растекающихся по телу ручейков раскаленной лавы. Ощущения заставляли млеть и немного пугали – тело теперь жило своей жизнью, не подчинялось, не слушалось. Руки и ноги – вата. Легкие, переполненные воздухом, замерли на вдохе. Глаза невозможно открыть. Они сами собой закатываются и не желают смотреть на мир, будто там, на темной стороне век продолжается запретное действо, раз за разом, вновь и вновь. Искры, вспышки, наслаждение, такое острое, невыносимое, почти граничащее с болью…
Наконец охотник сжалился. Отпустил, позволив крепко стиснуть бедра. Шах с трудом разомкнула глаза, села, чувствуя, как жар и краска заливают ее с головы до пят. Стало стыдно за собственную чувствительность, за несдержанность. В тот миг Шахерезаде показалось, что она выглядит глупо и жалко. Она ведь не роскошная красавица из эротического фильма, не популярная секси-дива… Она орала, стонала, дергалась и тряслась от оргазма – ох, и ужасно, наверное, все это выглядело со стороны… Надумав себе опять невесть чего, под конец Шах ляпнула самую глупую и неуместную в данной ситуации фразу:
– Я теперь… тоже… должна тебе…
– Забудь, ты ничего никому не должна, – невозмутимо отмахнулся Холли-Билли, поднялся, подал руку девушке, усадил на кровать.
– Но… я ведь, а ты не… – никак не унималась Шахерезада, ее упрямство даже возмутило охотника.
– Какие «но»? Я твоя жертва, поэтому должен страдать и мучиться… от неудовлетворенности в том числе, – заявил он, а ошалевшая Шах не сразу поняла, серьезно он говорит или издевается.
– Но это же так неправильно, если мужчина не получил удовольствия… Это против природы, это так…
– Слушай, милая, вот сейчас ты реально насилуешь мой мозг своими сектантскими бреднями. Я сейчас будто Святому Протери отлизал…
Последняя фраза так живо и ярко представилась Шах, что она не выдержала и истерически рассмеялась. Для постижения творящегося абсурда нервов уже не хватало. Откинувшись спиной на кровать, она еще долго то смеялась, то плакала, будучи не в силах справиться с эмоциями.
Шахерезада ровным счетом ничего не понимала, совершенно запуталась, завязла в происходящем. Старые ориентиры, навязанные еще Жаком, уже сбились, но и проложить себе новый путь она пока не могла. Слишком сложно было понять эту новую правду, что пытался донести до нее Холли-Билли, принять новую себя – притягательную, свободную и желанную. Может, охотник ошибается? Или ошибается она сама, принимая за симпатию банальное любопытство, экспериментаторский дух?
А ведь она даже не заметила, что осталась в комнате одна. Шах стало досадно до слез. Почему она, вместо того, чтобы продолжать предаваться удовольствиям, в очередной раз грузится из-за собственной несостоятельности? «А потому! Потому, – ехидно пропел внутренний скептик голосом подлого муженька, – что ты переоцениваешь себя, это же объективно! А Холли-Билли просто экспериментирует, проводит над тобой опыты. Ему плевать на тебя, он тебя не хочет. Ты для него не женщина – морская свинка, лабораторная крыса, шиншилла…»
– Нет! – в голос возразила Шах. – Это не так.
Она резво вскочила с кровати и покинула спальную. Хватит! Пора расставить все точки над «и»…
Охотник отыскался в гостиной. Он сидел на зеленом диване и тянул из бутылки алкоголь. Откуда взял? Напротив, в стене виднелись полки разоренного потайного бара.
– Я думал, ты спишь? – поинтересовался так, будто ничего не случилось. – Что с тобой, милая? На тебе лица нет.
– Я не шиншилла, – тихо сказала девушка.
– Что, прости?
– Я не шиншилла.
– Конечно, нет, – мужчина удивленно вскинул брови, при этом он прекрасно понимал суть происходящего – блеск глаза выдавал.
– Я не шиншилла, – в третий раз повторила Шахерезада. – Я – женщина. А еще, ты сказал, чтобы я делала то, что хочу… – она подошла вплотную, умирая от нахлынувшей чувственности, медленно опустилась перед Холли-Билли на колени, осторожно положила руки на его бедра и добавила еле слышно. – Я хочу, чтобы этим вечером хорошо было всем…
Она не медлила больше, закрыла глаза и провела ладонями по одежде охотника, вцепившись пальцами в пояс, потянула и не встретила сопротивления, наоборот. Она закрыла глаза, медленно разомкнула губы…
В тот миг Шах будто увидела себя со стороны, и картинка не отвратила ее, напротив, показалась возбуждающей, манящей. Она давно не желала секса так сильно, так пьяно. Ей хотелось не получать – отдавать. Теперь этот отголосок рабской привычки окрасился иным цветом: Шахерезада не пересиливала себя, не терпела, не пережидала, как было раньше, она хотела. Хотела, чтобы сидящий перед ней мужчина хоть на секунду скинул маску невозмутимости.
Ей безумно хотелось, чтобы он стонал и «мучился» так же, как она, но Холли-Билли оказался крепким орешком. Когда его пальцы все же сомкнулись у Шах на затылке, вплелись в волосы – стало ясно, железный самоконтроль дал трещину. По внутренностям прошла волна сладкого злорадства и тут же сменилась возбуждающим страхом. «Если он потеряет над собой контроль, кто знает, в какую сторону его занесет?» Из глубины сознания вынырнуло лицо Клауса, унылое и мертвое, и тут же расплавилось в языках нарастающего внутри пламени. «Какая разница, что будет. Это мое желание и мой выбор. Я так хочу»…
Выкинув из головы лишние сомнения, девушка полностью отдалась страсти. Она ласкала, лизала, гладила – погружалась в процесс до беспамятства, пока в ладони Холли-Билли не разлетелась вдребезги бутылка, которую он до сих пор сжимал…
Мужчина успел поймать Шахерезаду за руку и переплести с ней пальцы, прежде чем в горло девушки хлынула горячая, вязкая влага. Шах закашлялась и обессилено ткнулась лбом охотнику в бедро. Приятное удовлетворение накрыло с головой, и она поймала себя на мысли – искренне отдавать, оказывается, еще приятнее, чем получать…
– Вошла во вкус, милая? Насилие быстро затягивает, – охотник подтянул девушку к себе на диван. Она доверчиво прижалась к нему, подрагивая от не отпустивших до конца эмоций, нервно облизнула губы. – А теперь рассказывай, – голос Холли-Билли прозвучал над ухом требовательно и таинственно.
– Что рассказывать?
– Забыла? Наш уговор?
– Я помню. Что именно рассказывать? – рассеянно отозвалась Шахерезада. – Ты спроси, мне будет легче…
– Почему ты такая неуверенная? Где корень зла? Можешь же быть другой.
– Все потому что я некрасивая, – честно заявила Шахерехада, не видя смысла скрывать очевидное. Холли-Билли ведь не слепой, и понравилось она ему, похоже, такая, какая есть. За что-то… знать бы, за что? Уж не за красивую внешность точно.
– Красивые женщины… – задумчиво пробормотал Холли-Билли. – А красивые по-твоему, это какие, а, Шах?
– Длинноногие, высокие, с большой грудью, – подготовлено отчеканила Шахерезада. За долгое время супружеского существования муж доходчиво объяснил ей все тонкости и грани подлинной красоты. – Актрисы. Модели. В интернете можно посмотреть…
– Модели чего? Модели женщин? – переспросил охотник с нескрываемым стебом. – Те, что находятся по запросу в интернете? Фаршированные: большие сиськи, жопы балконом, поджарые животы. Это истинная красота, милая?