А Дина бежала, куда глаза глядят, словно бегом можно было спастись от помешательства. Теперь это было единственным и главным действием – бессмысленное, дикое движение. Оно притупляло тягучее желание, пульсирующее внизу живота, помогало немного прийти в себя. Иногда она останавливалась, и самцы тут же нагоняли, принимались лизать ей руки и ноги. От их прикосновений Дину охватывало приятное возбуждение, но, стоило потенциальным любовникам зайти чуть дальше, похоть тут же сменялась яростью. Зверолюдка рычала на них, и самцы понимающе отставали…
Иногда на девушку снисходило озарение, природа будто отпускала ее, позволяя взглянуть на себя со стороны. Тогда ее охватывал стыд, бессильная ненависть к собственному телу за предательство. И она с новой злобой напускалась на сородичей, которые с пониманием терпели выходки желанной самки. Все эти огромные, сильные самцы все еще надеялись на что-то, но Дина даже в безумии знала – никто из них не нужен ей так, как… Зверолюдка остервенело потрясла головой, пытаясь выкинуть из нее очевидное, но лицо Киллджо раз за разом проступало в памяти, а момент в убежище с беседкой и прудом прокручивался в режиме нон-стоп…
И снова раздался зов, что трудно было описать словами и, кажется, никто, кроме Дины не слышал его, но зов был. Дина рванула из пещеры в первую очередь из-за него.
Зов нельзя было объяснить или описать словами. Неясно, где он рождался – внутри головы или снаружи. Зов не имел звуковой формы, он существовал, как волна силы, как тяготение. Он шел из центра карты, неумолимый, беспощадный, а потом вдруг материализовался в картинку из кошмарного сна, и Дина вновь увидела его – сказочного эльфийского короля в чертогах смерти. Она подробно разглядела его неживое, одновременно старое и юное лицо, венец из острых рогов… костей, то ли зверолюдских, то ли человечьих. Он тянул к ней руки и шептал: «Приходи. Ты моя. Твое место здесь. Ты вернешь мне свою жизнь и познаешь истину – это равноценный обмен»…
Дине стало страшно, она бросилась бежать еще быстрее. В тот миг ей казалось, что она может сбежать от страшного незнакомца, если захочет, но в глубине души понимала – зов сильнее, и исход побега уже решен наперед…
Местность изменилась. Лес исчез, остались только серые, покрытые мхом скалы. Земля под ногами стала обнаженной и черной.
Дина остановилась, обернулась на сопровождающих – они беспокойно ворчали, в этих звуках отчетливо проступали ноты страха. Дина сделала шаг вперед, потом еще… Только один зверолюд последовал за ней – остальные замерли, словно боясь нарушить незримую границу.
В воздухе витал едва уловимый запах тлена. Еще пара шагов навстречу неизвестности, и последний поклонник благоразумно отступил. Шаг, снова шаг… Зверолюды за спиной уже не рычат, скулят испуганно и тоскливо, будто пытаются отговорить отчаянную самку двигаться вперед. Та не слушается, опять идет навстречу кошмару, таящемуся за стеной из серых камей. Страх смерти сильнее вожделения, самцы разворачиваются и понуро убредают прочь. Дальше Дина идет одна.
Она миновала несколько узких переходов, попетляла между скальными нагромождениями, пока не вышла на открытое пространство. Запах тлена усилился. Зверолюдка настороженно осмотрелась. Прямо перед ней из-под каменного завала выглядывала часть бетонного здания. За ослепшими окнами жила тьма. Входа не было, попасть внутрь позволял провал в стене. У провала, аккуратно разложенные по камням, лежали человеческие и зверолюдские черепа. Из их пустых глазниц выбивались сизые космы мха. И тишина кругом стояла мертвая.
Дина прислушалась к ней, принюхалась – ни единого признака жизни вокруг. Собравшись духом, девушка смело двинулась в пугающую неизвестность. Звали оттуда. Сопротивляться было бесполезно. Зависимость от зова перекрыла даже животный инстинкт размножения, что само по себе казалось немыслимым. Чем сходить с ума, лучше решить все разом – найти, увидеть и понять. И неважно уже, каков будет исход. Ведь либо исход, либо вечные муки от неизвестности, постоянный страх в мертвом чертоге. Если и есть он там… этот эльфийский король, надо встретиться с ним, встать лицом к лицу и понять, что ему нужно, даже если придется драться. Дине не привыкать к борьбе…
Отследить, куда убежала Дина, оказалось несложно. Киллджо почти настиг ее – заметил впереди группу зверолюдов. Когда приблизился, понял – Дины среди них нет. Судя по тоскливым, тревожным взглядам самцов, охотник сделал вывод – его спутница ушла за каменную гряду, по направлению к одному из опаснейших мест полигона. Почему она так поступила, оставалось загадкой, и на данный момент не имело большого значения. Дину нужно было срочно остановить, забрать из опасной зоны, пока не случилось с ней беды.
Обитель смерти нависла над охотником тяжелой серой махиной. Беззвучно оскалились стерегущие вход черепа. Киллджо много раз бывал здесь, но ни разу не заходил внутрь. Теперь он не сомневался – время для посещения самое подходящее.
Стена древнего здания обвалилась давно, еще до того, как Хоппи стал полигоном Ласковых Игр. Когда-то все местные постройки принадлежали археологическому заповеднику, но теперь уцелело лишь здание музея. Через дыру Киллджо вошел внутрь. В полуразрушенном фойе еще остались признаки былой жизни – железные остовы стульев и вешалок бывшего гардероба, и смерти – аккуратно разложенные по углам и подоконникам вездесущие черепа.
На полу, густо покрытом каменной пылью, отчетливо виднелись Динины следы. Она ушла вглубь завала по длинному коридору, ведущему к святая святых музея – экспозиции.
Не теряя времени, Киллджо последовал туда. В темноте коридора автоматически зажглось несколько аварийных ламп – в глубине здания до сих пор работал робогенератор. Переход соединял современную музейную постройку с древним аборигенным храмом, все тайны и чудеса которого ученые так и не успели постичь. Первое помещение – просторный каменный зал – встретило охотника пустотой. Единственная тусклая лампочка вырвала из мрака сохранившиеся на стенах фрески. На них были зверолюды, много зверолюдов. Одни походили на диких ракшей, другие на цивилизованных, третьи на длинномордых «бабуинов», четвертые на гиганта, разрушившего барьер у убежища. Было и много других, о существовании которых Киллджо не предполагал, поэтому принял их за вымершие формы. И все зверолюды со всех стен, со всех фресок, со всех концов зала направляли свои взгляды в дальний темный угол. Что было изображено там, рассмотреть не выходило – тусклый свет поглощала непроглядная тьма.
Следующее помещение явило взгляду то, о чем Киллджо был наслышан, но реальное воплощение слухов не несло ничего приятного. Со всех сторон на охотника смотрели мумии. Они сидели в каменных нишах в разных позах, усыпанные сверкающими украшениями. Их сухие тела скрывались за белыми саванами…
– Добрый вечер, Киллджо, чем обязан? – прозвучало из темноты, которою тут же прорезал яркий свет с потолка.
– Здравствуй, Цернуннос, я по делу.
Цернуннос – странное существо. То ли триумф, то ли жертва современных биотехнологий. Иначе как объяснить несоответствующую возрасту внешность двадцатилетнего юноши, перешитое до неузнаваемости лицо, не попадающее ни в какие человечьи стандарты. Никакой реальности: противная биологии абсолютная симметрия, искаженные, как у сказочного персонажа, черты – вечно юное и оттого жуткое создание. Лишь глаза выдают – в них стеклась из совершенного тела вся старость, вся удрученность и пресыщенность. Ведь по слухам, этот мрачный тип жил и работал на Хоппи еще во времена его процветания. По тем же слухам он был ученым, занимался археологией, этнографией и палеонтологией, изучал древние артефакты, но всегда пребывал в тени своего гениального коллеги – некоего Дэвида Ноулесса…
И вот теперь Цернуннос, настоящее имя которого стерлось из истории человечества, предстал перед Киллджо во всем своем величии: черные доспехи охотника бликуют особым глянцем, маски нет, вместо нее корона из остро заточенных ребер, белая, но ей далеко до белизны струящихся по широкой груди волос…
– Не торопись с делами, лучше расскажи, что там творится снаружи.
– Некогда.
– Что за неуместная спешка, Киллджо?
– Я ищу зверолюдку. Она пришла сюда…
– Альфа-13-А? – Цернуннос зевает с напускной ленью и кивает себе за спину. Там круглая дыра какого-то хода, ведущая еще дальше вглубь древнего храма.
– Что?
– Не важно, – глаза старика на юном лице выглядят неуместно устало. – Ты искал только ее? Зверолюдку?
– Да.
– Зачем?
– Это не имеет значения.
– Имеет очень важное значение, – Цернуннос складывает на груди руки и недовольно качает головой. – Эта зверолюдка – моя собственность. Мое наследие, я не могу отдать ее тебе, не разъяснив некоторых моментов.
Киллджо напряженно меряет коллегу взглядом, взвешивает все «за» и «против» и делает выбор – информация лишней не бывает никогда.
– Так поясни их. И чем раньше ты это сделаешь, тем лучше.
– Хорошо, – с плохо скрываемой насмешкой соглашается Цернуннос и кивает на круглый проход. – Идем, покажу тебе кое-что…
Они долго шли в темноте. По пути Цернуннос выспрашивал последние новости с полигона, отпускал замечания по поводу устаревшей брони Киллджо, сетовал на несознательность новых охотников.
– Тебе известно о предательстве? – уточнил у спутника Киллджо.
– Да. Мотт с Фоссой приходили сюда. Эти болваны пытались выкупить у меня кое-что.
– Они не пытались убить тебя?
– Меня? – Цернуннос самодовольно ухмыльнулся. – Конечно, нет. Им хватило ума этого не делать. Дураки. Думают, когда на Играх поменяется власть, их не уберут за ненадобностью, а вознаградят.
– Так ты в курсе всего? Почему молчал? Охотники погибают уже не первый год!
– Не горячись, – Цернуннос миролюбиво развел руками. – Ты же знаешь, я – ученый, а не следователь, не активист и не любитель побороться за власть. Теперь мой дом не Аска – Хоппи. Это разные вещи. Поэтому мне уже давно плевать на Господина Президента со всеми его друзьями и завистниками… Мотт и Фосса пришли не одни, лишь поэтому картинки сложилась. С ними явился ручной головорез Господина Правой Руки, известный охотник за зверолюдами.