Ласковые игры — страница 35 из 46

Древняя царица устала ждать среди тлена. Новое тело, явившееся пред царственные очи, пришлось по душе. Да что там, оно оказалось великолепно! Омрачалось долгожданное воскрешение лишь тем, что своевольная, глупая девичья душонка прижилась внутри и никак не желала впускать законную хозяйку. Этот дерзкий кусочек сознания, так некстати связавшийся с человеком, все еще бился… все еще сопротивлялся… боролся… И пробуждающая царица гневалась, посылая в Динины виски острые уколы боли, разрывая ее мозг, терзая изнутри… Древняя владычица не сомневалась – еще немного, и строптивая сущность падет, рассыплется в пыль, уступив тело истинной хозяйке…

Дина боролась. Она не понимала, что происходит – гормоны бушевали, все болело и ныло, уже не только внизу… Боль все больше концентрировалась в висках, и зверолюдка интуитивно понимала – если поддастся, потеряет сознание – канет в небытие навсегда, назад уже не вернется. И место займет другая…

Грань забытья подступала все ближе… Так близко, что от нее уже веяло смертью… Самый кошмарный враг тот, в чье горло не запустишь острые клыки. Самый кошмарный враг живет в твоей голове. Это – ты… Дина впервые ощутила страх. Настоящий. Липкий и безысходный. Пугающий своей неотвратимостью. И губы двинулись сами, взмолились беззвучно:

– Не оставляй меня… Найди меня… Помоги прогнать ее из головы… Помоги мне, прошу… Джозеф…

***

Настало время любви, время страсти и полного забытья. Мир стал сном, таинственным, возбуждающим и немного страшным. И все же страха было гораздо меньше, чем притягательности. Здесь, в пустоте забытого города, Шах наконец-то выбралась из скорлупы. И пусть первое время она ощутила себя голой во всех смыслах – неудобство того стоило. Тело и дух вновь учились чувствовать и жить, ощущать, получать удовольствие, а не только прислуживать, не мешать и подчиняться. Ломать себя тяжело. Ломать себя больно. В любую сторону. Но, зная, что боль ведет к свободе, воспринимаешь все иначе…

Поцелуи на шее, на груди. Это, как агония… и кажется, что поцелуи последние в жизни, что больше не будет ничего… Шах прикрывает глаза, чувствуя, как солнечные лучи пытаются прожечь веки. Утро. Каким, оказывается, прекрасным может оно быть!

Она поднимается с постели медленно, сонно. По привычке кутается в простыню – от стыда за собственную наготу не избавишься в один вечер. Этот стыд – неприязнь собственного тела – Жак усердно вбивал ей годами. «Твое тело некрасиво. Твоя грудь некрасива. Твои ноги ужасны». Теперь эти слова стали просто словами. Она больше не имели того сакрального смысла, что таился в них ранее. Новая высшая истина низвергла все доводы Жака, но тело еще помнило… поэтому стыдилось.

Шах была одна. Охотник покинул номер – она это чувствовала, поэтому рискнула выйти следом. Выбравшись в светлый, обрамленный стеклом коридор, она прошлась по нему, ловя себя на том, что запустение древнего отеля больше не пугает ее. Напротив, все его переходы, окна, лифты, этажи кажутся по-домашнему уютными. Они ведь здесь вдвоем… И весь этот мир только для них… Весь.

Девушка вышла на открытую террасу. Легкие заполнил свежий, чистый воздух, какой бывает в горах. Шах бывала в горах всего раз в жизни, но их запах и чистоту запомнила отчетливо. С горной свежестью трудно сравниться, она словно очищает изнутри, наполняет тело жизненными силами и позитивом. Здесь, на невероятной высоте, воспоминания ожили, повторились. Шах положила ладони на гладкие пластиковые перила и зажмурилась, доверяясь ветру, треплющему волосы. Хотелось высунуться за парапет, свеситься и отпустить руки, но так делать страшно – слишком высоко.

Она вздрогнула, когда знакомые ладони скользнули по ее животу, приятно проминая его.

– Доброе утро, милая, – ветер у виска. – Наслаждайся этим утром…

Шах даже пискнуть не успела – парапет уперся в живот. Ее перегнули через опасный край, и бездна внизу растеклась в стороны пятнами. Мир качнулся, теряя равновесие, и все теперь зависело от сильных рук, пережимающих ее поперек живота. Надежно. Так надежно и крепко, что остатки страха рассыпались. Это ведь сон, а во сне можно все. И пусть она висит над чертовой бездной, перекинутая животом через перила балкона на поднебесном этаже заброшенного небоскреба. Пусть мужские руки упорно и настойчиво стягивают с нее простыню… И вот она уже обнаженная – полностью голая, податливая и беззащитная. И эта беззащитность вовсе не прежняя слабость, это часть вчерашней игры, в которую она решилась вступить и о которой не пожалела. Играть приятно! О, как приятно притворяться слабовольной… именно притворяться, а не быть. Она не игрушка, она партнерша, и главное слово в происходящем – доверие.

От высоты, покачивающейся перед глазами, содрогаются внутренности, и сосет под ложечкой. Коктейль из ощущений слишком сильно будоражит, заданный ритм движений взбивает его все сильнее и сильнее. Сегодня им не до откровений, настала пора просто насладиться друг другом, безлюдностью и свободой.

Мужские руки обнимают сильнее, словно намекая, что сорваться за край шансов нет. Все надежно – Шахерезаду удержат во что бы то ни стало… А внутри у нее горячо и влажно, чувство наполненности приятно до удивления. Раньше такого не было, она ее верила, что секс может приносить столько приятных моментов. Все еще не могла, не позволяла себе поверить…

Одно дело, когда тебя используют, как бездушную секс-игрушку, обуславливая это обязанностями жены. Ты жена – ты должна! Должна в любое время дня и ночи, в любом состоянии, ведь речь идет не о твоем удовольствии, а о твоем супружеском долге… Глупая Шах, всю свою жизнь вместе с Жаком она наивно полагала, что этот дурацкий долг можно отдать! Как кредит, как заим, как ссуду. Отдашь – и свободен! Какое бессмысленное, детское заблуждение…

Толчок, еще толчок. Весь мир качается перед глазами. Ощущение такое, что после следующего толчка она непременно перекинется через перила и выпадет с балкона вниз, туда, где клубится у подножья небоскреба-отеля зеленое марево леса. Там щебечут невидимые птицы, а кроны деревьев обманчиво мягки, похожи на изумрудные облака… Горячие ладони охотника сильнее впиваются в голый живот, красноречиво намекая, что из таких рук не вырваться, и все мечты о падении в этот дивный облачный сад бессмысленны! Как приятно! Как надежно и сладко!

После всего они лежали на жестком пластиковом диване, окруженном хищными, дырчатыми листьями монстер, увитом плетями воздушных корней… После всего она прижалась к нему – единственному мужчине, рядом с которым ощутила себя женственной и красивой… Прекрасной. Даже сама почти поверила в это.

– Скажи, как ты видишь? – спросила, не зная, как понятнее сформулировать вопрос.

– Так, как надо видеть. Красивое – красивым, а уродливое – уродливым. Ты и сама понимаешь, что в душе гораздо больше сексуальности, чем в теле. Все внутри, вот тут.

Мужская ладонь легла Шах на грудь. Самое «провальное» место ее фигуры. Старая память заставила привычно сжаться, напрячься, но Шахерезада отогнала прочь мысли о былом и заставила себя расслабиться. Приятно. Тепло руки просачивается сквозь кожу до самого сердца, греет его, топит слежавшийся там лед былых обид на себя и Жака. И вообще, думать о Жаке совершенно не хочется. Пусть остается там, за гранью…

– Научи меня видеть так, как видишь ты.

– Сама научись. Это просто.

– Так уж и просто?

– Да. Как разглядывать объемные картинки. Поймешь принцип однажды, и уже не разучишься.

– Что же мне, глаза к носу косить, когда на людей смотрю?

– Попробуй. Все индивидуально…

Разговор резко оборвался, когда под ними затрясся пол. Земля содрогнулась столь отчаянно и конвульсивно, что страх ее – страх самой земли – мгновенно передался Шахерезаде. Забыв о романтике, девушка перепугано прильнула к охотнику, с надеждой заглянула ему в лицо и занервничала еще сильнее – она уже научилась читать эмоции, таящиеся под маской спокойствия. Случилось что-то нехорошее, опасное и непредвиденное.

– Идем, – голос Холли-Билли остался невозмутимым и веселым. – Если будет трясти, не пугайся. Эти дома строились с расчетом на возможную тряску.

Мужчина поднялся. Шах вскочила на ноги, схватила простыню и закуталась в нее, словно легкая ткань могла защитить от пугающих движений под ногами. Дом двигался едва ощутимо, но Шахерезада отчетливо замечала каждое из этих движений. Будто в качку на большом многоэтажном пароме. Все вроде бы на месте, но устойчивости нет…

Они вернулись в номер. Земля успокоилась, притихла. Отель больше не качался, не двигался и не дергался. Шахерезада собралась выдохнуть с облегчением, но в наставшей тишине что-то захрустело страшно. Обвалился кусок балкона. Вырвав из пола куски труб, полетела в бездну ванна и повисла, пойманная жадной лиановой паутиной – добыча леса, все еще жаждущего разорвать упрямый город на куски.

В коридоре за дверью грохнуло, посыпалось.

– Одевайся, милая, – буднично произнес Холли-Билли, чутко прислушиваясь к звукам вздрагивающих в глубине здания обрушений. – Ну, вот, отдохнули, называется.

Шах послушно натянула одежду и пошла за охотником. Иллюзия тихого уюта окончательно рассыпалась вместе с перегородкой на лифтовой площадке. Там, под остатками арматуры и какой-то строительной трухи обнаружилось человеческое тело. Девушка слышала от охотника, что в некоторых номерах остались такие «жильцы», но этот несчастный, похоже, был замурован в стене – странновато для элитного отеля.

Холли-Билли знаком велел спутнице остаться, а сам приблизился к телу. Оно оказалось сухим и знакомым. Черное кольцо охотничьего доспеха на шее сложно не узнать.

– Ты знаешь его? – осторожно поинтересовалась издали Шах.

– Да. Это Дэнни – охотник. А говорили, что он без вести пропал.

– Его убили?

– Да, – Холли-Билли коснулся пальцами черного кольца, недовольно поморщился, оглядывая грудь мертвеца. – Заблокировали доспехи и пробили дыру в сердце. И не спрашивай кто! Восьмигранный клинок Фоссы узнаваем, как личная подпись. Вот ведь жадный засранец, мало ему зарплаты – обязательно надо было влезть в какое-то авантюрное дерьмо, – он разочарованно вздохнул, поднимаясь. – Никогда не доверял новичкам. Прав был… Пойдем, милая. Жаль, что все так вышло. Я-то думал – отдохнем мы с тобой на курорте, а потом погуляем в свое удовольствие по полигону, но ситуация, чтоб ее, поменялась. Что-то неладное творится. Поэтому я, как волшебный дракон, должен отнести тебя к границам страны Фантазии и отправить домой.