Он пригляделся, прищурился, встряхнулся, решив, что почившая женушка привиделось ему из-за постоянного стресса и недосыпа, но вскоре убедился, что стоит перед ним именно Шах. Живая и невредимая. Целая, спокойная, в чистой одеже и при оружии. Величественная, совершенно не похожая на себя, гордая, как воительница из древних сказаний… Аж смотреть жутко!
– Шах? – недоверчиво присмотрелся к пришелице Жак. – Это ты?
Ответом послужило молчание. Оно просто стояла и смотрела на него, недвижная, словно кусок скалы…
Пока несостоявшийся убийца тормозил, Трисс воспользовалась моментом. Она поползла по камням, пытаясь скрыться на узкой тропке, что балконом тянулась по круче над шумной рекой. Но Трисс слишком устала, слишком измучилась, чтобы успешно справиться с подобным экстримом. И сорвалась.
Шах не удержалась, вскрикнула, когда тело несчастной блондинки камнем рухнуло в воду.
– Шах! Живая? – обрадовался Жак, окончательно убедившись, что перед ним не призрак. – Ну-ну, шлюха, и кому ты отсосала, чтобы тебя не грохнули? Кто позарился на тебя, уродина? Или тебя выбросили, за ненадобностью? Никто руки марать не захотел? Даже на жалкую жизнь твою не повелись – стоишь, наверное, копейки…
Нервы сдали окончательно. Жак совсем не контролировал себя. Слова валились из его рта неудержимым потоком скверны. Он хотел замолчать, но не мог. Долго не мог. Но, наконец, сквернословия иссякли, и он заткнулся, усталый и опустошенный.
Жена смотрела на него спокойно. Так смотрят на лающую собаку или невоспитанного капризничающего ребенка – строго и снисходительно. По крайней мере, так это смотрелось со стороны…
На самом деле Шах было тяжко выслушивать… то, что она слышала ни раз. Восемь лет супружеской жизни – вроде бы долгий срок, но девушка поймала себя на том, что совершенно не может понять теперь, как она вообще могла сосуществовать с этим подлым, злым человеком… даже день! А тут – восемь лет!
– Жак, – Шахерезада погасила последние всполохи душевной боли и постаралась полностью отрешиться от происходящего. – Я просто хочу, чтобы ты знал это. Я тебя не люблю. Я не хочу быть твоей женой. Я поняла, что не любила тебя никогда, что брак наш был ошибкой. Наша первая встреча была ошибкой. Я заблуждалась. Ты «заблуждал». Ты мерзавец, подлец, тиран… и ты сам это прекрасно понимаешь, а если не понимаешь, то еще и дурак. И запомни – я больше никогда не унижусь перед тобой.
– Ты… Ты! Ты – дрянь! Полная дура! Уродка! – его снова понесло.
Оскорбление, нанесенное безответной доселе женой, распалило ярость с новыми силами. Хотелось ответить достойно. Чтобы она так не стояла! Чтобы плакала от боли душевной, а лучше физической… Жак был почти готов броситься на нахалку с кулаками, но оружие в ее руках отпугивало от подобной выходки.
– Мне все равно, что ты думаешь и говоришь, Жак. Теперь все равно.
– Да чтоб тебя! – мужчина вскинулся и с пеной у рта начал вываливать на жену все, что накопилось за долгие годы совместной жизни. Все самое низкое, грязное и больное. – Да мне плевать на тебя, Шах. Вот теперь совсем плевать! А ведь раньше я мучился с тобой, как Пигмалион, пытался вылепить из тебя Галатею. Нелегко мне это давалось, приходилось иногда вдохновляться другими женщинами. Более соблазнительными и привлекательными. Да-да, Шах! А ты как думала? Эта была вынужденная мера, с самого первого года брака… – и так он перечислял и выуживал из памяти все, что мог выудить. Глядя в бесстрастное лицо жены, бесился, понимая, что эту «броню» уже не пробить. – … а еще Шах, я выбросил в окно твою мерзкую крысу! Да, это сделал я!
– Мою шиншиллу? – Шах не удержалась, сглотнула нервно, чувствуя, как глаз щекочет подлая слеза. – Зачем?
– Затем… – почуяв в противнике слабину, бодро начал Жак, но тут же осекся, – затем…
Договорить он не смог. Потеряв дар речи от страха, застыл, как вкопанный с открытым ртом. Со скал к нему двигалось нечто, что сложно было назвать человеком. Разгневанный демон, безмолвный и смертоносный.
– Ты убил шиншиллу?
Демон медленно склонил набок голову и посмотрел на Жака единственным глазом. Взгляд его был пустым и холодным, каким-то стеклянным, бездушным.
– Нет… вы не так меня поняли… – стал мямлить Жак. Он даже осмелился отступить назад, но громовой голос мгновенно приковал его к земле.
– Стоять. Добегался…
Холли-Билли приблизился к Шах и положил руку ей на затылок. Девушку мгновенно охватил былой страх. Она ни разу не видела Холли-Билли таким. Таким пугающим и безумным. Мертвая шиншилла… Неужели она сломала ментальный код и…
– Не бойся, Шах. Он только получит то, что заслужил…
Голос охотника снова стал прежним и девушка успокоилась. Не так-то просто его «взломать», если вообще возможно… И все же неизвестность пугала. Как бы ни был омерзителен Жак, пыток и смерти Шахерезада ему не желала, но, кажется, от нее уже ничего не зависело!
Холли-Билли ухватил свою жертву за волосы на затылке и небрежно притянул к жене, заставив супругов стоять напротив друг друга. Одна рука охотника лежала на затылке девушки, другая крепко сжимала сальные пряди Жака.
– Я бы мог содрать с тебя кожу или переломать тебе кости, но ты заслуживаешь большего, правда, Шах? Готова сама наказать его?
– Я не хочу, – с несвойственной твердостью заявила та. – Не хочу никого убивать и наказывать.
– Это хорошо, – в тоне охотника прозвучало удовлетворение, – очень хорошо! Тогда, просто отдай поганцу все, что тебе не принадлежит. Все, что его по праву.
– Что отдать? – не поняла Шахерезада, и ответ не заставил себя ждать.
– Восемь лет боли и унижения, отчаяния и страдания, незаслуженно полученных тобой…
После этого охотник просто столкнул пару лбами. Несильно, но девушке показалось, что в голове ее пробита дыра, через которую потоком ливанул запрятанный в ментальных недрах негатив. Будто вскрылся душевный нарыв и тек из него омерзительный гнойный ручей – боль, досада, унижение, обида, ощущение постоянной несправедливости… И все передавалось Жаку – Шах почти физически чувствовала это!
Наконец охотник отпустил.
– Пошли, Шах, – он резко отшвырнул Жака в сторону, забрал из рук подруги свое оружие и настойчиво повел ее прочь.
Шах невольно обернулась. Муж метался из стороны в сторону, хватался за голову и выл. Ветер разносил по округе сотни проклятий, на которые Шахерезаде было теперь абсолютно плевать! Точка поставлена. Хватит. Все.
Чертов ублюдок! Чертов ублюдок Холли-Билли отключил ему броню, заставив надежные пластины стянуться в шейное кольцо и навеки застыть там. Бесполезная дрянь эти нано-боты! Мотт так и не успел похлопать одноглазого по плечу, и теперь они заблокировали его собственную защиту. Черт, черт и еще раз черт…
Мотт старался убраться подальше от места злополучной встречи. Пусть там валяется Санчес, которому тоже повезло мало – вывернутые наружу ребра сделали и его броню бесполезной. Поползут на тело пластины – сдохнешь от боли.
Мотт то шел, то полз. Чертыхался, матерился про себя. Кусок сорванной с лица кожи трепыхался в такт движениям, как поникший на безветрии флаг. Боли почти не осталось. Она сменилась вязким жгучим онемением – и то ладно. Самое главное теперь – слиться с местным ландшафтом и никому не попадаться на глаза. Стать незаметным, исчезнуть с лица земли, но исчезнуть совсем не вышло…
…Перед охотником застыло жуткое существо, лишь отдаленно похожее на женщину. Мокрое, покрытое тиной и грязью, оно скалилось, задирая выше десен перекошенные, заляпанные кровью губы.
– Мужик… живой, – прохрипело чудище, глаза его налились кровью. – Я тебя убью… Прямо сейчас.
Мотт сглотнул, глядя, как безумная, голая девица крутится вокруг себя, отыскивая камень или сук, что угодно, чем можно вершить расправу над себе подобным. Память у Мотта была отличная, и всех участников Игр он помнил в лицо. Особенно женщин. Особенно тех, у кого грудь была больше четвертого размера. Таких в этом году было не так уж много.
– Привет, Трисс. Ты ведь Трисс? Ты купалась, как я погляжу? Прости, что отвлек, – проворковал он самым сладким голосом, сел и попытался дрожащими от напряжения руками вернуть оторванную кожу на место. – Детка, не злись, чего я тебе сделал такого, а? – заскрипев зубами, охотник выцепил из раны пару застрявших там скоб и воткнул их так, чтобы выдранный лоскут больше не падал. – Де-е-етка…
– Пошел ты к черту, урод, – рыкнула безумная дамочка и оскалилась еще сильнее. – Я вас всех ненавижу и буду убивать.
– Да ладно тебе, детка, успокойся, – внимательно отслеживая движения сумасшедшей, Мотт миролюбиво развел руками и многообещающе прищурился. – Ты такая хорошенькая… Хочешь отлижу тебе? А хочешь – трахну так, что звезды из глаз полетят? Кошечка, зачем нам драться, лучше проведем приятно время, только ты, я и секс…
Он хотел отвлечь опасную тварь, расслабить ее, а потом быстренько пристукнуть, но девка почему-то не повелась, а наоборот – разозлилась.
– Время, говоришь… – она медленно погладила свои стройные бедра, запачканные кровью и землей, – хорошо проведем… Секс, говоришь? Черта с два! Я ненавижу секс! И вас, уродов, ненавижу! – пальцы с обломками яркого маникюра скользнули внутрь лона и вытянули оттуда сложенный выкидной нож.
Откуда он взялся у Трисс, оставалось лишь догадываться. В наступившей тишине раздался громкий щелчок. Времени даром Трисс больше не теряла – прыгнула на обалдевшего Мотта и, сжав бедрами его ребра, приставила к горлу охотника острое лезвие.
– Ты тру-у-уп, – протянула кровожадно, заглядывая в глаза. – Убью… Хоть кого-то убью. Будет месть всем…
– А как же последнее желание, детка? Я не согласен подыхать без последнего желания…
Конечно, Мотту не представляло большого труда скинуть с себя одуревшую бабу и добить, чтоб не мучилась, но это было слишком просто. Просто и расточительно. В голове охотника созрел другой, альтернативный план…
– И какое твое желание? – поддалась на провокацию Трисс.