В конце концов я встал и приготовил себе завтрак, потом умылся и оделся. Утро было ясное, так что я решил прогуляться, думая, чем заполнить остаток выходных.
На дороге лежит на боку барсук с расплющенной колесом машины головой. Труп относительно свежий, стадия вздутия лишь начинается. Все четыре лапы задраны и выпрямлены под воздействием гнилостных газов, распирающих его живот, кровь вокруг головы еще красная. Какое-то время я стою и разглядываю мертвого зверя. Здесь нет тротуара, лишь широкая травяная обочина, за которой тянется живая изгородь, а за ней простираются поля.
Возникает мысль вернуться домой, взять какой-нибудь мешок и забрать труп, чтобы понаблюдать за процессом, но, конечно, вмешиваться в него не стоит. Разложение должно происходить здесь, на том самом месте, где умерло животное, иначе это уже не будет чистый процесс. Я с неохотой оставляю труп — может, вернусь завтра после работы, если будет время и если люди из совета его не найдут и не швырнут в кузов фургона для погибших животных.
После обеда я немного занимаюсь, изучая контрольные вопросы, встроенные команды и двойные связи. Параллельно я думаю о барсуке и о Лее. Они такие разные, и у каждого своя судьба.
Она в конце концов рассказала, что с ней случилось. Я быстро ее разговорил, а потом лишь соответственно реагировал, вытягивая историю, словно разматывая нить. Она работала в супермаркете менеджером-стажером, и тамошний босс многие недели с ней флиртовал. Он был старше ее, и постепенно она поддалась его обаянию, признав, что он ей нравится. Наконец однажды вечером после работы она согласилась встретиться с ним в баре, а оттуда они вернулись в магазин. Естественно, мне хотелось знать подробности, но, настаивая на них, я лишь отвлек бы ее от главной цели нашего разговора — помочь ей выбрать правильный путь. Так или иначе, у них начался роман, состоявший, похоже, главным образом из секса после работы в магазине или в его машине, припаркованной где-нибудь в уединенном месте. А потом обо всем узнала его жена, и последовала унизительная сцена, опозорившая Лею перед всем коллективом и несколькими покупателями. Вряд ли я поверил бы в подобное при первой встрече — такая тихая, застенчивая девочка! — но она искренне не понимала, что он женат. После, естественно, он избегал ее любой ценой, сторонился и исключил ее из всех программ стажировки. Она подала на перевод, но головной офис отказал. Несмотря ни на что, несмотря на отвратительное поведение этого человека, Лея до сих пор его любила, хотя не осталось никакой надежды. Это и привело ее ко мне.
Вот оно — «никакой надежды». То, что я должен был услышать.
— Изменить все к лучшему несложно, — сказал я. — Выход совсем близко, и путь к нему очень прост.
— Я боюсь боли, — ответила она.
— Разве может быть больнее, чем сейчас?
— Нет. Но я могу… ошибиться. Я могу сделать что-то не так, и тогда станет только хуже…
— Нет неправильных решений. Вы можете решиться и сразу почувствуете себя лучше. Но принять решение вы должны сами. Оно полностью в ваших руках. Сделать это в вашей власти, и у вас есть для этого силы.
— Наверное, — кивнула она.
— Покой есть всегда, — мягко сказал я. — Мир, покой и конец любой боли. По вашему желанию все пройдет безболезненно и спокойно, точно так, как захотите сами. Выбирать вам.
С технической точки зрения все действительно очень просто. Методики, которые я изучал, — языковые шаблоны, введение в транс и состояние повышенной расслабленности только за счет разговора — представляли собой самую легкую часть. Достаточно лишь внимательно слушать собеседника, не просто его слова, но, что важнее, язык тела, глаз, жестов и едва заметных изменений голоса. Это вовсе не ядерная физика (непростительное клише!), но и не лженаука. Все удивительно просто, когда представляешь что да как.
Хотите знать, как я это делаю? Могу представить ваш жгучий интерес, ваше любопытство, которое другие могли бы назвать болезненным, — я вижу это по тому, как блестят ваши глаза. Что ж, спрашивайте. Давайте. Я знаю, вам не терпится…
В любом случае я не могу и не стану раскрывать все детали. Думаете, мне просто пришло это в голову однажды ночью? Думаете, техникой может овладеть каждый? Это долгий и медленный процесс, для которого требуется не только изучить методики, но и приложить немалые усилия, подгоняя его под индивидуальность каждого человека. Все начинается с простой беседы, но это лишь первая из многих подобных встреч, многих подобных бесед. Самое сложное — понять, готовы ли твои собеседники, и выделить тех, кто достаточно близок к тому, чтобы все сработало.
Не уверен, достигла ли подобной стадии Лея, и потому подумываю на несколько недель с ней расстаться, а потом попытаться связаться снова. Она может пойти как одним, так и другим путем. Если выберет верный путь — я ей помогу.
Порой я встречаю тех, кто еще не готов, и предоставляю им возможность жить прежней жизнью. Если понадоблюсь им позже — я снова их найду.
Так или иначе, это вовсе не значит, что мне больше не нужно никого искать.
Аннабель
В понедельник утром я пришла на работу совершенно опустошенной. На душе кошки скребли, и грозившее пролиться дождем темно-серое небо все лишь усугубляло.
Кейт взяла выходной, то есть компанию мне составлял один лишь Триггер. Не было никакого желания с ним общаться, учитывая его изменчивое настроение: минуту назад он был весел, а теперь уже мрачен. Коробка из-под купленного в пятницу молока, как обычно, стояла пустая в холодильнике, хотя я брала ее лишь один раз. Мне очень хотелось чая, и я едва не расплакалась из-за такой мелочи, как украденное молоко. Вероятно, к нему приложились сотрудники ночной смены, начинавшие работать задолго до открытия магазинов, им нужно было как-то продержаться до рассвета. Но это не извиняло лень или недомыслие, помешавшие им принести молоко с собой. Холодильник в кухне, предназначавшийся для начальства, запирался на замок, и не без причин.
Приготовив вместо чая с молоком чашку зеленого чая, я вошла в систему и открыла почту. Двадцать четыре сообщения с прошлого вечера. Откуда они все?
Я пролистала список, отмечая интересные письма. Мой взгляд привлекло одно имя — Сэм Эверетт. Я пропустила его, проматывая информационные отчеты и просьбы выйти из неиспользуемых систем в связи с предстоящей перезагрузкой серверов. Попалось письмо с предложением участвовать в ежемесячной лотерее, письмо про сержанта из оперативного отдела, который собирался бежать марафон в Тибете и искал спонсоров, и запрос дополнительных копий выходившей раз в два месяца сводки насильственных преступлений от двух человек, только что пришедших работать в отдел стратегического планирования.
Все, больше я оттягивать не могла. Сэм Эверетт, отдел новостей «Брайарстоун кроникл». Заголовок письма: «Недавние смерти».
Уважаемая Аннабель,
надеюсь, вы не против, что я связываюсь с вами напрямую. Во время нашей недавней встречи детектив-инспектор Эндрю Фрост сказал, что вы могли бы предоставить дополнительные данные относительно резкого увеличения численности — до сих пор не знаю, как точно их назвать, — необнаруженных умерших. Разложившихся трупов? Впрочем, вы ведь понимаете, о чем я? Конечно, мне следовало бы обратиться в отдел по работе с прессой, но пока все мои звонки и письма остаются без ответа. Прошу вас, свяжитесь со мной. Возможно, мы могли бы встретиться и кое-что обсудить.
С уважением,
Ниже стояли номера телефонов — городского и мобильного. Закрыв письмо, я вернулась к остальным сообщениям, методично их просмотрела, а потом отложила даже их и занялась биографией очередного насильника.
Колин
На работе кто-то оставил на кухонном столе свежий номер «Брайарстоун кроникл». Газета вся усыпана крошками, на первой полосе масляное пятно; в обычных обстоятельствах я бы просто взял ее двумя пальцами и бросил в мусорную корзину, а потом протер стол дезинфицирующим средством и вымыл руки.
Но сегодня мое внимание привлекла врезка на первой полосе. Я читаю ее, склонившись над столом, — речь идет о начавшейся в пятницу трогательной кампании «Возлюби ближнего своего». Похоже, каждого призывают постучать в дверь соседа и проверить, жив ли он еще.
Если бы не двое сидящих за столами прямо за дверью, я бы расхохотался во весь голос. Какой в этом толк? В лучшем случае все, чего они добьются, — найдут тех, кого еще не обнаружили. Не знаю, сколько их. Я не всегда читаю газеты, а многие случаи даже не попадают в новости.
Внезапно в голову приходит мысль — чудесная, светлая, сладостная и вместе с тем опасная. Я могу позвонить газетчикам и сказать, где найти остальных, избавив от лишних хлопот с их кампанией. В конце концов, добропорядочным жителям Брайарстоуна есть чем заняться и без того, чтобы выяснять, как дела у их соседей. И разве не будет добрым поступком с моей стороны сообщить им — не беспокоя полицию, и без того заваленную делами о кражах, изнасилованиях и прочих жутких преступлениях, — где искать других мертвецов?
Я весь дрожу от возбуждения и, к своему удивлению, испытываю внезапную и неодолимую эрекцию.
Сажусь на кухонный стол — чего обычно не делаю, ведь никогда не угадаешь, кто сидел на нем до тебя, — чтобы скрыть предательскую выпуклость в штанах. Смогу ли я? И стоит ли? А собственно, почему бы и нет? Можно сделать так, что обо мне вообще никто не узнает. И тогда все станет намного интереснее, намного более захватывающе. За прошедший год я получил немало удовольствия, но последние случаи уже не так занимали меня. Мне до сих пор кажется, что я поступаю правильно, меня охватывает возбуждение каждый раз, когда я ухожу прочь, оставляя их наедине с собой, но оно уже далеко не то, что в первые несколько раз. Мне нужно — как там пишут в таблоидах? — поднять ставку.