— Я?
— Кто же еще, Аннабель? Вы знаете об этом больше, чем любой другой.
— Я никогда раньше не работала в оперативной группе.
— Что ж, теперь у вас есть шанс.
Я съежилась на стуле, представив обрушившуюся на меня ответственность.
— Эй, — сказал Фрости. — Все в порядке. Все будет хорошо.
— Дело не в этом. У меня неприятности, — неожиданно дрогнувшим голосом проговорила я. — Моя мама… Моя мать в больнице.
— Кейт уже сказала. Мне действительно очень жаль. Может, вам лучше быть с ней?
— На самом деле я мало чем могу помочь. Она без сознания. Мне сказали, что позвонят, если что-нибудь случится.
— Энди?
В комнату вошел мужчина, которого я знала лишь смутно, — одетый по последней моде, темноволосый.
— Сэр?
— А вы, видимо, Аннабель. Рад познакомиться.
— Аннабель, это главный детектив-инспектор Пол Москроп из отдела тяжких преступлений.
Он крепко пожал мне руку.
— Здравствуйте, — откликнулась я.
— Как мне сказали, вы отслеживали все происшествия?
— Совершенно верно.
«Значит, вот кто удалил мое письмо», — подумала я.
— Я хотел бы увидеть все, что у вас есть, — так дело пойдет быстрее. Мы можем встретиться минут через двадцать?
— Думаю, да.
— Чудесно, спасибо. Отличная работа. Энди, можно вас на секунду?
Главный детектив-инспектор провел Фрости в кабинет в углу и закрыл дверь. Я спустилась вниз. Триггер ушел на совещание, забрав Кейт. В офисе было тихо, не считая гудения компьютеров. Я закрыла за собой дверь.
Войдя в систему, я просмотрела все свои документы и файлы, пока не добралась до помеченного как «Операция „Одиночка“». Все, над чем работала полиция, имело кодовое название, и этот документ тоже наверняка теперь его получит, но пока что я сама присвоила ему имя.
В папке находилась подборка, которую я подготовила для прошлого совещания, — слайды и таблицы с данными обо всех найденных на тот момент трупах, включая имена, адреса и прочую информацию, которая могла хоть как-то связать их друг с другом: родство, приблизительная дата смерти, дата обнаружения, возможная причина смерти. И теперь, похоже, к этому списку прибавились еще два тела.
Распечатав все документы и базовый вариант таблицы, я собрала их вместе и уже собиралась направиться к двери, когда зазвонил телефон.
Я посмотрела на аппарат, словно пытаясь понять, насколько важен звонок, а когда ответила, тут же пожалела, поскольку это оказался он. Журналист.
— Аннабель? Это Сэм Эверетт.
— Здравствуйте.
— Как ваша мама?
— Нормально, спасибо. Все так же.
— Если честно, не думал, что вы на работе.
— Я зашла на минуту. Скоро еду назад в больницу.
Он мгновение колебался, словно ожидая продолжения. Но что еще я могла сказать? Я не собиралась вдаваться в подробности о состоянии моей матери перед относительно малознакомым человеком.
— Я хотел узнать, нет ли у вас каких-либо новостей насчет расследования?
— Какого расследования?
Он вздохнул, и в голосе его прозвучал неприкрытый сарказм:
— Того самого, со множеством трупов. Мне ведь позвонила странная женщина и сообщила, где вас ждет следующий мертвец, помните?
— Зачем вы так, — содрогнулась я.
— Извините. Послушайте, вчера я сделал свое дело — позвонил полицейским, как только понял, что их время не будет потрачено впустую. Может, и вы мне что-нибудь расскажете?
— О чем? Я не знаю, что вам нужно, — сказала я.
— Что с женщиной, которая мне звонила? Вы ее нашли?
— Да, — ответила я.
— И?..
— Что — и? Она мертва.
— Мертва?
— Судя по всему, на сегодняшний день она была мертва менее суток. Такая же, как остальные, только не разложилась.
На другом конце линии наступила тишина. Пожалуй, не стоило этого говорить, подумала я; теперь у меня, вероятно, будут неприятности — а расследование началось всего несколько часов назад.
— Можете сказать, кто она? — спросил он.
— Пока не знаю, — ответила я. — На самом деле я ничего не знаю — я всего полчаса как в офисе. И мне не положено с вами об этом говорить. Пару моих знакомых уволили за разглашение подробностей расследования.
— Аннабель, я вовсе не собираюсь ставить вас под удар. Я наверняка выясню ее имя у кого-то из знакомых. Просто вы первая, кто по-настоящему понял, что я пытаюсь сделать. Я вовсе не принуждаю вас к разглашению чего-либо — мне просто кажется, что мы могли бы помочь друг другу. Больше мне все равно не с кем это обсудить. Может, встретимся позже?
— Мне нужно вернуться в больницу, — сказала я.
— Да, конечно, — ответил Сэм. — Извините.
Я вдруг поняла: он вовсе не заслужил такого отношения лишь из-за того, что мне показалось, будто он пытается на меня давить.
— Все в порядке, — потупилась я. — Послушайте, если узнаю что-нибудь, на мой взгляд, полезное, позвоню вам. Хорошо?
— Да! — с прежним энтузиазмом воскликнул он. — Было бы просто здорово. Спасибо вам, Аннабель. Я действительно ценю вашу помощь.
Положив трубку, я собрала все свои бумаги и отправилась в оперативный зал.
Без четверти семь позвонили из больницы. Голова моя была под завязку забита мыслями, предположениями, рекомендациями и идеями, как распутать клубок из людей и их жизней, и, когда женщина на том конце произнесла слово «больница», я поняла, что не думала о маме с тех пор, как звонил Сэм Эверетт.
— Здравствуйте, — сказала я, ожидая, что сообщат список вещей, нужных матери: ночная рубашка, белье, носки?..
— Аннабель Хейер?
— Да, слушаю.
— Мисс Хейер, к сожалению, у меня плохие новости. Ваша мать скончалась около десяти минут назад. Мне очень жаль.
— О господи.
Я опустилась на стул, потрясенно раскрыв рот. Мне следовало быть в больнице, а не здесь.
— Спасибо, — наконец сказала я, словно она предложила мне скидку на стеклопакеты. — Что мне дальше делать?
— Вы должны приехать, как только сможете, — ответила женщина.
Кто она — медсестра? Разве она не сказала? Я даже не помнила, как начался разговор: она мне звонила или я ей?
— Возможно, стоит взять кого-нибудь с собой, чтобы он побыл рядом.
Я едва не рассмеялась. Кого я могла взять с собой? У меня никого не было. Вообще.
— Скоро приеду, — сказала я. — Еще раз спасибо.
— Хорошо, — ответила она. — До свидания.
Положив трубку, я огляделась. Я сидела в оперативном зале за свободным столом; вокруг слышались голоса, телефонные разговоры. В дверях стоял какой-то мужчина и, смеясь, говорил с кем-то невидимым. Никто не имел ни малейшего понятия о случившемся. Никто ничего не знал.
Я поднялась, но тут же снова села, почувствовав, что меня не держат ноги.
— Что с вами? — спросил из-за соседнего стола детектив-констебль.
Кажется, его звали Гэри — или нет?
— У меня мама умерла, — ответила я.
Видимо, сперва он принял мои слова за шутку или решил, будто ослышался, и улыбнулся, но тут же понял по моему лицу, что я вовсе не щучу, и тихо сказал:
— Господи. Мои соболезнования. Это ваш отец звонил?
— Нет, из больницы.
Я снова попыталась встать, и на этот раз ноги удержали меня. Пробормотав что-то про свое пальто, я коротко извинилась перед собеседниками в дверях, которые продолжали обмениваться шутками — не слишком уместными во время расследования убийства, а уж тем более в момент осознания, что семьи у тебя больше нет.
В больнице мне выдали пакет с мамиными вещами, которых оказалось немного, — я так и не успела ей ничего принести.
Женщина в униформе — медсестра, а может быть, социальный работник или еще кто-то — провела меня в комнату для прощаний. Все, кого я встречала, говорили со мной мягко и приглушенно, — видимо, их специально так учили, чтобы не спровоцировать истерику. Но, несмотря на обрушившиеся на меня события, я ощущала некое отстраненное спокойствие. Предстояло сделать немало дел, прежде чем жизнь моя войдет в прежнее русло.
Перво-наперво — увидеть маму.
Взять у кого-то формуляр — мне уже назначили встречу.
Отдать формуляр в регистрационное бюро, чтобы получить свидетельство о смерти.
Встретиться с маминым адвокатом и получить временную доверенность на ее имущество.
Убедиться, что в ее доме все в порядке.
Связаться с похоронным бюро.
Организовать похороны.
Собрать мамины вещи.
Выставить дом на продажу.
Между этими шагами вклинивались сотни других, но рядом с телом матери я могла пережить случившееся, лишь сосредоточившись на основных пунктах.
Если бы я могла с ней поговорить… Но что бы я сказала?
Я так устала, что соображала с трудом. Мысли мои путались, я пыталась ощутить хоть призрачный след маминого присутствия — так же как в минуты нужды пыталась ощутить присутствие ангелов. Мне хотелось услышать ее голос, почувствовать на плече ее руку, уловить ее дыхание или произнесенные шепотом слова любви. Я закрыла глаза, пытаясь представить маму рядом, — хотя она и так была рядом.
«Мама, — подумала я, — помоги мне. Я не знаю, что мне делать. Я не знаю, чего от меня ждут».
Но я ничего не чувствовала — вообще ничего. Она действительно ушла навсегда.
Я снова открыла глаза. Играла какая-то классическая, но непохожая на духовную музыка — вероятно, из двадцатки хитов поминальных мелодий «Радио-классика». Мысль об этом вызвала невольную улыбку, и я едва не рассмеялась, что было сейчас совершенно неуместно. Внезапно я поняла: прожив на свете почти сорок лет, я ни разу не видела мертвое тело, а теперь за несколько дней увидела целых два.
Я встала и в последний раз взглянула на маму, подумав, что нужно дотронуться до нее, поцеловать на прощание, сделать хоть что-то… но не могла. Оставив ее лежать под белой простыней, которая доходила до подбородка, я повернулась, вышла и плотно закрыла за собой дверь.
Я забрала у медсестры формуляр, который следовало как можно скорее отдать в регистрационное бюро.
— Могу поехать прямо сейчас, — сказала я ей.