Вы немного располнели, но для модели это даже хорошо. Мы всегда ищем красивых девушек, вроде вас.
–Боюсь, Мадлен слишком много работает! Она, скорее, «Хорс энд хаунд», чем «Вог»,– улыбнулась Плам, удивленная столь живым интересом женщины к Мадди. Она никогда не думала, что у Мадди хорошая фигура, но та действительно округлилась, поправилась, и это ей очень шло.
–Ах, Мадлен! Даже имя, как у модели, французское и очень романтичное.
Возможно, продавщица просто льстит, довольная выгодной продажей, да еще в дождливый день. А может, и нет! Мадди – модель? Какой смех!
Глория заворачивала подарок для Мадди в оберточную бумагу с узором из рождественских елей и звезд. Она целый день развлекала ребятишек Ганнов, обрезая на кухонном столе края старой оберточной бумаги, чтобы получалась новая. Так они делали в «Олд Вик». Ей полагалось несколько дней отпуска, но вряд ли ей обрадуются на Пил-стрит.
Сид проведет Рождество на ферме Алана. У миссис Ганн сильно повысилось давление, и ей прописали постельный режим. Ганны хотели, чтобы Глория осталась на праздники, но она жаждала перемен: похода с Майки на рождественское представление, прогулки по магазинам. А вдруг удастся что-то купить подешевле!
В доме доктора творился хаос: возбужденные дети все сметали на своем пути. Но она была добра к ним. Никогда не злилась. Позволяла вытворять все, что угодно, но всегда знала, как положить этому конец.
Мадди ходила по городу с таким мрачным лицом, как дождевая туча, и почти все время проводила на Древе Победы, как сопливая корова. Иногда Глории казалось, что у нее не все в порядке с головой. Каждый день она объезжала поля верхом на Монти, а когда бы Глория ни пришла, ее никогда не было дома.
Что-то случилось в Бруклине или колледже. Как можно ныть и плакать, имея такое роскошное платье, наверняка стоившее двухмесячного жалованья Глории! В сравнении с ним ее выходной наряд казался самоделкой, легко мнущейся дешевкой с убогой отделкой. Но для Сауэртуайта новое платье Мадди слишком роскошно.
Разумеется, это дорогой Дитер испортил подруге Рождество! Она видела письмо, которое тот ей прислал: всего несколько строчек и ни носового платочка в подарок! Всякому понятно, что этот роман зашел в тупик, так что, возможно, она придет в себя и поедет в город, встретится со своими богатенькими подругами Каро, Пинки и Беллой и закадрит одного из их братьев. Эта компания живет в другом мире. Они не беспокоятся насчет талонов на корсеты или чулки, не думают о том, куда исчезает на ночь мать, после того, как вышла со швейной фабрики. Снимает, должно быть, парней, которым в матери годится!
Мардж никогда не станет учиться на собственных ошибках!
Глория вздохнула. Зато у нее есть мама, а это куда больше, чем имеет бедная Мадди. О черт! Она совсем забыла! Ведь именно под Рождество она осиротела! Бедняга, неудивительно, что она выглядит такой несчастной и измотанной!
В руке Глории блестел подарок. Она купила его на рынке в Лидсе: металлическая рамка для фотографий, подержанная, правда, но украшенная чеканными тюльпанами и нарциссами. Пусть Мадди поставит ее в своем временном жилище, но Глория надеялась, что она не использует рамку, чтобы вставить в нее фото Дитера Шульте.
Стоя наверху, Мадди слышала, как в холле ссорятся дядя с теткой. Дядя Джеральд грозил жене пальцем.
–Немедленно остановись!– цедил он с холодным упреком.– С чего тебе взбрело в голову выложить это маме прямо сейчас?
–Но иначе нельзя… мы годами держали все в тайне. Я больше не желаю притворяться, Джерри! С меня довольно! Скажи ей сам… finito [42]… какой смысл тянуть дальше?
Тетя Плам вертела в руке ветку плюща, пытаясь ее приладить, но наконец раздраженно бросила ее на пол.
–Смысл в том, что, пока мама с нами, я не сделаю ничего, способного навлечь позор на имя нашего рода. Я не разведусь с тобой. Этот стыд и огласка в газетах убьют ее! Ты же знаешь, что, она привыкла быть первой в здешнем обществе. Будем жить, как жили. Ты вполне можешь остаться здесь,– объявил дядя Джеральд.
–Спасибо, ты очень добр. Значит, ты не собираешься избавиться от меня под шумок? Не пойму, почему я должна оставаться в этом пустом сарае.
–О, Прунелла, будь же благоразумной! Не устраивай никаких сцен! Зачем все портить, тем более на Рождество? Ты расстроила маму.
–Если так беспокоишься, пойди и расскажи ей правду. Как мы много лет жили во лжи. Может, и Дейзи есть что сказать?
–Дейзи понимает, что все идет именно так, как должно быть.
–В таком случае, она еще большая дура, чем я думала. Просто полная идиотка.
Джеральд шагнул к ней, словно собираясь ударить.
–Заткнитесь, заткнитесь вы оба! Вас слышно во всем доме! Пожалуйста, прекратите!– крикнула Мадди, сбегая вниз.
Оба растерянно посмотрели наверх.
–Мадди, мы просто спорим. Это личный разговор,– пояснила Плам.
–В таком случае ведите его в запертой комнате. Не в холле! Я не желаю ничего слышать!– заорала Мадди и в ярости выскочила из дому. Как они могли испортить Рождество? Мало того, что без конца препирались за столом, так теперь еще и начали кричать друг на друга!
Рождество – святой праздник, семейный праздник. А они разводятся. Неужели не понимают, что Белфилды – это единственная семья, которая у нее есть, и скоро от нее ничего не останется! Так нельзя! Так несправедливо! Она не хотела натянутой атмосферы, угрюмого молчания, перепалок, особенно после всего, что с ней случилось. У нее остались достаточно скверные воспоминания о первом кошмарном Рождестве, когда она потеряла родителей и бабушку с дядей. Теперь потеряла Дитера. Навсегда. А если и Плам уедет… нет, это слишком!
Мадди бежала по полям, глубоко вдыхая морозный воздух, дрожа в пуловере и слаксах. И все же забралась на Древо Победы, в свое укрытие, чтобы дать выход гневу. Письмо, полученное накануне, прожигало дыру в кармане, письмо, а ведь она так его ждала! Всего один листок мятой тонкой бумаги, в котором были вычеркнуты целые предложения.
Кто-то уже прочитал письмо до нее и вымарал драгоценные слова, которых осталось так немного.
«Мой дорогой друг Мадлен!
Я пишу, чтобы поблагодарить за посылку. Моя сестра и тетя тоже благодарны за подарок и добрые намерения. В зимнее время очень пригодятся теплые вещи.
У нас все хорошо. Трудно рассказать, какие перемены случились в нашей жизни. Мы часто думаем о тебе с радостью и грустью. Но я уверен, что больше мы никогда не встретимся».
Следующие две строчки замазаны чернилами. Ни упоминания об университете, ни нежных слов. Только вежливое «спасибо», если не считать единственной строки:
«Мы навсегда запомним сбор урожая. Прости меня.
Твой друг во Христе Дитер Шульте, Матильда и Гизела Шульте».
Даже обратного адреса нет. Письмо достаточно ясное. Дитер не желает переписываться с ней. И это ранило девушку больше всего. Что же там случилось? Неужели Дитер забыл, как они целовались и давали друг другу клятвы? Может, ему грозит опасность из-за писем к ней?
Смешанные чувства обуревали Мадди: гнев и боль, разочарование и раздражение, желание снова увидеть Дитера.
Глория уехала домой, в Лидс. То, что осталось от Рождества, окончательно испорчено, так стоит ли оставаться здесь, выслушивая чужие ссоры и взаимные обвинения? Лучше побыть одной на Уэст-парк, чем жить в окружении воюющих Белфилдов!
Немного успокоенная, Мадди побрела домой, но то и дело останавливалась, чтобы поглядеть на голые ветки тополей, обрамлявших аллею. Они раскачивались на ветру, и казалось, царапали небо когтями. Аллея Слез выглядела скорбно в это серенькое зимнее утро…
Мадди вздохнула.
Придя домой, она собрала вещи, коротко попрощалась и села на первый же поезд до Лидса.
Мисс Ффрост не было. В доме стоял ледяной холод. Она повернула ключ в двери, в надежде, что кто-то из студенток окажется в городе и составит ей компанию. Но дом был пуст. Пошел снег, и маленький обогреватель почти не давал тепла. Она натянула на пижаму теплую одежду и тихо порадовалась, что не продала жакет из жеребкового меха. Усталость не проходила. Она дрожала в ознобе. Тело ныло так сильно, что больше она не смогла этого вынести и в конце концов дозвонилась до врача с просьбой ее принять.
Плам прислала длинное письмо с извинениями и упомянула, что Джеральд уехал в Лондон. Бабушка смирилась с их разводом, хотя очень сердита. Но пока что никто ничего не собирается менять. Ей очень жаль, что Мадди стала свидетельницей ссоры, но при этом каким-то образом заставила Джерри понять, как он поступает с Плам.
Мадди понимала, что поступила жестоко, сбежав от них, особенно, когда прочитала конец письма. Погода была плохая. Аллею замело. Плезанс сидела в своей комнате и куксилась, но Плам уверяла, будто рада тому, что правда вышла наружу.
–Тайны так изводят,– призналась она.
Снега намело целые горы, и на дорожке, идущей к дому от Арнклифф-роуд, громоздились сугробы, так что приехавшей через несколько дней мисс Ффрост потребовалась помощь тех, кто умел орудовать лопатой. Но Мадди не могла даже руки поднять. И уж конечно, ей было не до заснеженных дорог. Что же с ней происходит?
Занятия начались рано, но Пинки опоздала, Каро жила в Брамхоуп, с замужней сестрой, Белла же примчалась прямо с лондонской вечеринки, в самом новогоднем настроении.
Хорошо, что подруги вернулись…
Они ушли на рождественское представление, а Мадди побаловала себя походом на симфонический концерт. Музыка успокоила ее растревоженный дух, но в заключение была сыграна пятая симфония Бетховена, снова пробудившая мысли о Дитере и вернувшая утихшие было чувства.
Тельма и Бет приглашали ее на субботние собрания секты:
–Ты встретишь там хороших людей, придешь в себя.
Услышав, какое грустное Рождество было у Мадди, Рут сочувственно заметила:
–Верь в господа нашего, и он тебе поможет.
Мадди решила, что Рут права. Она сидела в приемной доктора, изнемогая от дурных предчувствий. Что, если она серьезно больна? В Новый год она решила, что обретет прежнюю форму. Если у нее анемия, всегда найдутся таблетки, которые помогут прийти в себя. Она не могла припомнить другого момента, когда чувствовала себя так плохо… если не считать нескольких дней после операции на глазу. Иногда ей казалось, что глаз снова начал косить. Он действительно косил, когда она уставала, а теперь она уставала постоянно.