Мадди ответила стальным взглядом. В конце концов, он едва ли старше ее, чем на пару лет.
–Спасибо, молодой человек,– процедила она.
Адвокат, покраснев, понял, что его отчитали.
–Вы не хотите продавать?
–Не знаю… Мне не по силам управлять отелем, и я не могу содержать такой большой дом. Нужно придумать, как сделать так, чтобы он окупался.
Должен быть способ… но Барни не смог предложить ничего разумного.
В Сауэртуайте был рыночный день, и с лотков, выстроившихся на Хай-стрит, продавали скобяные изделия, кожаные сумки, свежую рыбу, ириски, ночные сорочки, свисавшие с жердей, рулоны ситца и шерсти. Тут же сидел часовщик, рядом торговали свежими овощами и фруктами. Покупатели толпились в проходах, встречались в кафе, чтобы выпить горячего чая и посплетничать. По улицам гнали овец, неподалеку торговали скотом, фермерские жены продавали масло и сыр. Мадди купила выпуски местной «Газетт» и «Манчестер гардиан» и вернулась в «Поллиз Кеттл Тирум», чтобы спокойно их прочитать.
«Газетт» описывала рождественские праздники и новогоднее веселье, приводила цены на фермерскую продукцию и ворчала относительно дороговизны содержания шоссе и уличных газовых фонарей.
В «Гардиан», наоборот, было полно сообщений о беженцах, прорывавшихся в страну из Европы, об удачных случаях побега. Беженцев отправляли в лагеря для перемещенных лиц, Тидуорт и Каннок, старые лагеря для военнопленных. Больше им негде было жить. Со страниц на Мадди смотрели усталые и осунувшиеся лица женщин, державших на руках перепуганных детей. А здесь, в Сауэртуайте, царил рождественский дух, было уютно, тепло, безопасно. Безмятежность и покой… Это неправильно!
Мадди долго шла домой по узким переулкам, обходя высокие каменные ограды, пока не остановилась перед воротами «Олд Вик». И сразу увидела знакомый бук с распростертыми ветвями, призывающими ее под крону дерева, как когда-то в детстве.
Она осторожно взобралась наверх по старой веревочной лестнице и уселась на доски старого деревянного домика, который называла когда-то домом размышлений. Сегодня выдалось прохладное зимнее утро, когда свет был особенно ясным, а небо голубым. Из ближайших домов доносились запахи горящего дерева и угля. Веревки для белья обвисли: ветра не было. Воздух леденил щеки.
Внизу был «Олд Вик», пустой, заколоченный, сырой и всеми покинутый. Когда-то здесь было полно шумных детишек, на веревках висело белье, закатившая истерику Энид свисала из окна, а Плам выстраивала их парами, а ребята неохотно брели в воскресную школу или к чиновнице по надзору за несовершеннолетними. Неужели прошла целая жизнь с тех пор, как дом принимал беженцев?
И тут ее осенило.
Мадди, широко улыбаясь, спустилась вниз и побежала обратно на площадь, в офис Барни. Секретарь испуганно воззрилась на ее пылающие щеки.
–Можно к нему? Или у него другой клиент?
–Нет, сейчас он пьет кофе с печеньем,– пояснила секретарь, плюхнув поднос на письменный стол.
–Дайте поднос мне, мисс Берд. Я сама его отнесу,– предложила Мадди и, толкнув бедром дверь, объявила: – Барни! Это я. Мадди Белфилд! У меня прекрасная идея!
–Дорогая, надеюсь, ты это несерьезно! Нельзя же принять всех этих чужаков, которые не говорят по-английски!
Плам впервые видела Мадди в таком волнении. Она так и бурлила планами и хотела превратить «Олд Вик» в хостел для венгерских беженцев.
–Тебе понадобится разрешение на перепланировку. Это безумие!
–Вовсе нет! Лагеря трещат по швам. В Йоркшире есть местный фонд помощи венграм. Я обратилась к ним. Если «Вик» достаточно хорош для эвакуированных детей, подойдет и для взрослых с семьями, и Бруклин тоже.
–О, нет! Мадди, подумай! Что сказал Барни?
–Он делает все, что ему велят. Это мои деньги и мой вклад. Наверняка мне дадут гранты и оплатят расходы. Давно пора, чтобы Сауэртуайт проснулся и осознал, что происходит в мире.
–Нужно быть очень осторожной. На Хай-стрит наверняка начнутся протесты. Люди не любят чужаков. Они не поймут,– возражала Плам, но Мадди была неумолима.
–Да плевать мне на соседей. Наверняка все будет не хуже, чем во время войны, когда в городе было полно вакки. Люди слышали новости, а церкви нам помогут.
Мадди уставилась на Плам фамильным упрямым взглядом Белфилдов. Ее не переубедишь.
–Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
–Сейчас ты говоришь, как бабушка Белфилд. Бьюсь об заклад, она устроила тебе хорошую жизнь, когда ты взяла всех нас!
–Точно!– рассмеялась Плам.– Я, должно быть, старею, если во всем вижу одни опасности. Как это неприятно!
–Ты должна признать, что идея классная!
–Великолепный, добрый и великодушный поступок, и я горжусь тобой… А где ведра? Полагаю, ты потребуешь, чтобы я вымыла перед отъездом полы.
–Вот это дело! Мыльный порошок в буфете. Дел у нас полно.
Плам и в самом деле гордилась Мадди. Как она напоминала ей о собственной давней битве за устройство хостела в «Олд Вик», но это было много лет назад! Теперь ей стало легче, ведь она знала, что у Мадди есть настоящее дело. Она ест, как лошадь, и бурлит новыми планами. Если бы только ей было с кем эти планы разделить! Возможно, со временем она присмотрится к Барни.
Плам представила, как они идут вместе, и тряхнула головой.
Возможно, и нет…
–Надеюсь, вы понимаете, кого берете в дом, мисс Белфилд, когда предлагаете сделать из своей недвижимости общежитие. Большинство не говорят по-английски. Вряд ли для них найдется работа в округе. Нехорошо, если они станут жить за счет благотворительности,– уговаривал ее квартирмейстер из городского совета, сидевший за столом из красного дерева и скептически рассматривавший заявление Мадди.
–Я навела справки. Летом будет полно работы на фермах, можно наняться в прислугу. Есть ткацкая, бумагоделательная и суконная фабрики. Уверена, мы сумеем найти работу для всех,– ответила Мадди.
–Это образованные молодые люди, не чернорабочие, а студенты и профессионалы, да еще с детьми. Им пришлось нелегко, и многие считали, что они едут в Америку, а не в Британию.
–Да, я все это знаю, мистер Поттер, но в Бруклине существует традиция принимать людей, оказавшихся в беде. Моя тетя, если помните, во время войны устроила в «Олд Вик» хостел для эвакуированных детей. Я сама не понаслышке знаю, что такое – потерять семью, дом и родные места.
Она окинула его знаменитым надменным взглядом Белфилдов.
–Да-да, конечно, мисс Белфилд. Ваша тетя показала блестящий пример сострадания. Жаль, что она не может сейчас возглавить это предприятие.
–Но у меня есть служащие. И викарий заверит вас в моей респектабельности.
–О, я не это имел в виду. Но вы слишком молоды, чтобы нести подобную ношу,– вспыхнул мистер Поттер, уставясь в пол.
–Послушайте, вы принимаете мое предложение или нет?– рявкнула Мадди, окончательно потеряв терпение с этим мямлей.
–Если совет не станет возражать, то уверен, что мы сможем прийти к соглашению.
–Когда?
–В подобных делах не стоит торопиться, мисс Белфилд.
–Скажите это тем беднягам, которых поселили в Батлине, словно военнопленных!– ответила она, чувствуя, что старик Поттер вот-вот сдастся.
За месяцы, прошедшие после отъезда Плам, у Мадди не было времени расстраиваться по поводу ее решения. Дел было полно. Нужно было убрать, украсить и обставить комнаты топчанами и кроватями, которые она выпросила у сострадательных прихожан. Кому-то нужно было работать на кухне, в прачечной и обслуживать медный бойлер. Все выглядело очень убогим. Но как только в комнатах зажгли огонь, стало куда уютнее.
Первой венгерской парой, которая приехала в Сауэртуайт, были Эрнст и Элизабетта. У них был маленький сын Ференц, настоящий ангелочек с золотистыми кудрями, на которого любовались все прохожие. Потом появились молодые сестры Эльза и Анна, перешедшие границу без вещей. У них ничего не осталось, кроме той одежды, что была на них.
Местные власти настаивали на том, что они должны работать на заводах, фабриках или в качестве прислуги. Спустя некоторое время уже в каждой комнате жили люди, а на чердаке курили и допоздна болтали на венгерском.
Вскоре молодой студент консерватории Золтан обнаружил в Бруклине пианино и с тех пор почти не вставал из-за него. Его подружка Мария пела трогательные народные песни, вызывая слезы у окружающих. Из Скиптона приехал учитель английского, детей записали в школу, как когда-то эвакуированных. То и дело возникали проблемы, ссоры, недоразумения, слышались жалобы, но вскоре все пришло в норму.
Каждый раз, когда в городе случались кражи, полицию, как правило, вызывали в «Олд Вик». Но к лету 1957-го к венграм в городе уже привыкли.
Мадди училась быть терпеливой, вежливой и дипломатичной, чтобы добиться каких-то привилегий для беженцев. Она написала Раулю Анри, умоляя того о поддержке. Мистер Анри прислал несколько рулонов ткани, так что ее девушки были одеты лучше всех в городе, да еще продавали сшитые собственными руками юбки и платья, чтобы раздобыть денег на содержание хостела.
Некоторые оставались всего на неделю-другую, некоторые – месяцами. Кто-то из беженцев был так потрясен и ошеломлен, что Мадди опасалась, что никогда не сможет пробиться сквозь барьеры, которыми они себя окружили.
Зато работа в старом огороде казалась крайне интересной. Беженцы пытались выращивать странные овощи, вроде сладкого перца, напоминавшего им о доме, что крайне раздражало мистера Хилла, надзиравшего за их усилиями. Огородничество стало хобби для некоторых из жителей «Олд Вик». Остальные гуляли по холмам, напивались в пабах, ухаживали за местными девушками. Одна венгерка постоянно держалась поодаль, двигалась как автомат и ни с кем не общалась. Она так шипела, если к ней приближались, что остальные девушки оставили ее в покое. Она плохо говорила по-английски, и никто не мог до нее достучаться.
Мадди взяла ее в Бруклин, подальше от шумного «Олд Вик», поняв, что она нуждается в тишине и покое. В первый свой приход беженка уставилась на новую обстановку.