Ей нужно было убежать, скрыться ото всех и потушить пожар, который разъедал ее изнутри, пока его всполохи не вырвались наружу. Пожар от слов, которые она не сказала. А значит, соврала.
Глава двадцать третья
После свадьбы Глеб Борисович не смягчил своего отношения к Веронике. Даже Артур стал замечать, что обычно обаятельный и веселый отец в компании Вероники становится похож на старого капризного джентльмена, которому ничем не угодишь.
– Никс, ну и хорошо, что ты не в его вкусе. Батя у нас тот еще ловелас, – усмехнулся как-то Артур после очередного семейного вечера.
Однажды Вероника решила задобрить свекра тортом, как раз намечался небольшой праздник в тесном кругу. Проштудировала десяток кулинарных видео в Интернете и выбрала морковный торт с шоколадным ганашем. Она убила целый день, выпекая идеальный бисквит, взбивая крем и украшая готовый торт мастикой.
В дверях девушка с очаровательной улыбкой протянула хозяину дома свое творение.
– Он на обычной муке? – осведомился Глеб Борисович.
– Ну да, – стушевалась Вероника и поспешно добавила: – Высшего сорта.
– Значит, я его не попробую. Мой диетолог посоветовала с глютеном завязать.
Очередная попытка покорить сердце свекра провалилась.
Когда в новой квартире молодоженов наметился ремонт, Артур предложил пожить у отца.
– Ты же говорил, что мы временно поживем на съемной.
– Чего нам ютиться у чужих людей, когда у бати целый дом?
– Но ведь он меня терпеть не может, – возразила Вероника.
– Не преувеличивай. Тем более, что он сам предложил.
Вот так неожиданность! Вероника даже чаем поперхнулась.
Поначалу Веронике было непривычно жить в огромном особняке, но потом даже понравилось. Имея в распоряжении столько комнат, можно было провести дома весь день и так и не встретиться с его обитателями. Иногда они виделись с Глебом Борисовичем за ужином, но это бывало не часто. Хозяин дома предпочитал есть в кабинете, не отрываясь от работы, а иногда и вовсе отсутствовал неделями.
Артур после женитьбы тоже не стал домоседом. Друзья играли в его жизни большую роль: если нужна была его помощь, то он мог сорваться куда угодно даже ночью. Он так и сделал, когда однажды в час ночи его телефон запел голосом Niletto. Саня Ланской, его давний товарищ, попал в ДТП. Сбил ночью на дороге велосипедиста и теперь перепуганный звонил тем, кто мог его поддержать. Артур вскочил с кровати, натянул джинсы, футболку и укатил в ночь.
Вероника закрыла за ним дверь и поднялась в свою комнату. Она подошла к окну и заметила напротив абсолютно круглую желто-серую луну. Как будто небо смотрело на нее одним огромным глазом без зрачка.
У нее замерзли ноги, и Вероника, не переодеваясь, залезла под одеяло прямо в футболке и штанах.
Она лежала с закрытыми глазами, но сон никак не шел. Тогда она посчитала, что всему виной излишне яркая луна, светившая в окно, словно прожектор. Вылезать из теплого кокона одеяла не хотелось, но Вероника все-таки решила, что надо опустить светонепроницаемые шторы, открыла глаза и вскрикнула от неожиданности.
В дверях кто-то стоял. Мерещится, что ли? Она потерла веки, приподняла голову, но тут тень шевельнулась, и из черноты дверного проема появился Глеб Борисович.
На нем был длинный халат, подвязанный поясом. Вероника не могла вспомнить, чтобы когда-либо видела свекра в подобном домашнем образе. Он даже дома всегда носил джемпера, либо рубашки с брюками. В полумраке он выглядел моложе, чем обычно, на лице ярко выделялись глаза, отливающие влажным блеском.
– Увидел, что Турик уехал. Хотел проверить, как ты, – буднично произнес Глеб Борисович, будто не замечая смущения Вероники.
– Все хорошо. Вернее, не очень. Его друг сбил на машине человека на велосипеде. Надеюсь, Артур скоро вернется.
– Часа два провозятся точно, – расслабленно ответил Глеб. И Вероника отметила про себя, что еще не видела его таким мягким и домашним в своем присутствии.
Она подумала, что разговор окончен, и, ожидая, что сейчас Глеб Борисович уйдет и закроет дверь, откинулась на подушку.
Но Глеб, наоборот, прошел в комнату и сел на кровать. Вероника попыталась снова принять сидячее положение, но мужчина остановил ее, мягко прижав за плечи к подушке.
– Лежи, лежи, ласточка. Ты такая красивая в лунном свете. И твои волосы, они просто как на картине. Очень живописно. – Глеб провел рукой по ее лбу, убирая непокорную прядь.
Вероника замерла. Она лежала, как зачарованная, вытянув руки по швам, и глядела на Глеба во все глаза, словно кролик на удава. Ей хотелось как-то возразить, но она будто онемела и способна была лишь на одно: умоляюще смотреть на свекра.
– Ты была очень хорошей девочкой. Я оценил. Даже пирог мне испекла. Мне так хотелось его попробовать, – загадочно улыбаясь, протянул Глеб. – И знаешь что?
Он наклонился так близко, что Вероника почувствовала запах геля для душа, исходящий от него, и прошептал ей в ухо:
– На самом деле я очень люблю сдобные булочки…
Затем он рывком перевернул ее на живот и, навалившись сверху, стал шарить руками под ее футболкой. Вероника тихо охнула и не своим голосом жалобно пискнула:
– Не надо, пожалуйста.
Ее тело будто парализовало. Ноги стали ватными, она была не в силах упираться или брыкаться, пока Глеб жадно дышал ей в затылок.
– Твои волосы, они такие мягкие, – бормотал он. – А как они пахнут.
По щекам Вероники текли слезы и впитывались в подушку. От ужаса она задержала дыхание и никак не могла выдохнуть. Как будто разом забыла, как это делается, и стала задыхаться.
– Расслабься. Ты же так хотела мне понравиться, – услышала она голос Глеба будто издалека.
Утром Вероника еле разлепила глаза. Рядом сопел Артур. Девушка растерянно огляделась в поисках свекра. Никаких следов его ночного визита не осталось. На ней были вчерашние штаны и футболка. В так и не задернутые шторы по-весеннему ярко светило солнце. Сначала Вероника подумала, не приснился ли ей этот кошмар. Бывают же такие красочные правдоподобные сны, когда, просыпаясь, долго не можешь понять, где ты находишься и что с тобой произошло.
За завтраком Глеб Борисович вел себя как обычно. Деловито расспросил Артура о ночной поездке, на Веронику же не обращал никакого внимания, даже в сторону ее не смотрел, что было вполне привычным делом. Вероника невпопад рассмеялась, радуясь мысли, что сон хоть и показался таким реалистичным, но все-таки был сном. Когда Артур отправился на кухню за очередной порцией омлета, Глеб Борисович задержал свой безмятежный взгляд на Веронике и, улыбнувшись одним уголком рта, сказал ровным тоном:
– Все-таки ты опять меня разочаровала… – А потом быстро поднялся из-за стола и вышел из комнаты.
Вероника так и осталась сидеть на стуле, пригвожденная его словами. Значит, это произошло на самом деле. Появилось желание вскочить, догнать этого седеющего ободранного льва и разбить о его голову первую попавшуюся вазу, коих в доме было предостаточно. Сейчас, при дневном свете, она чувствовала себя куда увереннее и смелее. Дурман рассеялся, на языке крутились слова, которыми она готова была плюнуть в Глеба, высказав все, что думает о нем. А еще она заявит в полицию. Обязательно. Так просто она это не оставит.
– Ты чего не ешь?
Вероника вздрогнула, она даже не заметила, как вернулся Артур и сел рядом.
– Не заставляй меня тебя кормить, – игриво улыбаясь, муж вилкой подцепил из тарелки кусочек омлета и поднес к ее лицу.
Вероника очнулась и посмотрела на заспанное детское лицо своего мужа. Ее план мгновенно поблек и растаял, как мираж. А что будет с Артуром? Как она ему скажет об ЭТОМ? Артуру, который боготворит отца и убьет любого, кто притронется к ней. Имеет ли право она ставить его перед таким жестоким выбором? Разве Артур это заслужил? А полиция? Что они сделают? Вероника поджала губы, представив унизительные процедуры. Какие у нее есть доказательства? Никаких. Все теряло смысл, если представить масштаб фигуры Глеба Керпу, крупного бизнесмена, мецената, человека уважаемого и состоятельного. На его стороне связи и деньги. Его слово против беспочвенных обвинений невестки. Он раздавит ее, как мошку, скажи она хоть слово. Даже пикнуть не даст!
От безысходности Вероника готова была расплакаться, но рядом сидел Артур, ни о чем не подозревая и демонстрируя отменный аппетит. Обычный завтрак… обычное утро… К удивлению, при всей своей искренней опеке и чувствах, которые Артур питал к Веронике, он был достаточно толстокож, непрозорлив и не мог догадаться, что творится на душе у жены.
Вероника проглотила слезы. В ее голове, как заевшая пластинка, звучал бархатистый голос Глеба: «Ты меня разочаровала. Все-таки ты опять меня разочаровала».
Абсурд. Но она не могла отделаться от чувства, что подвела свекра. Вероника так привыкла бороться за его расположение, что даже в этой чудовищной ситуации нашла повод почувствовать себя виноватой. Она стыдилась того, что произошло, стыдилась себя и ненавидела. Себя в первую очередь. За растерянность, беспомощность, закомплексованность. За дурацкую интеллигентность. И эти чувства даже перевешивали то отвращение и ненависть по отношению к свекру.
«Твои волосы, они просто шикарные», – звучал в мозгу Вероники жаркий шепот Глеба, и ей становилось так противно, что она не знала, куда спрятаться от этого голоса.
В тот же день Вероника записалась в парикмахерскую и вернулась домой, подстриженная под мальчика. Она ощущала резкую, жизненно необходимую потребность в том, чтобы как-то себя изменить. Принимая душ, она до боли оттирала себя мочалкой. Руки, шею и грудь Вероника не могла отрезать, а вот избавиться от волос, к которым ОН прикасался, у нее была возможность.
Артур встретил жену любящей улыбкой и прокомментировал перемены в ее внешности в своем неподражаемом стиле:
– Хоть налысо побрейся, ты от меня не отделаешься.