Выполнять такие вот ремонтные работы на глубине в сто метров было его повседневным занятием: Бен был музыкантом и, по собственным словам, водолазом, хотя с тех пор, как заболел его отец, на погружения он уезжал гораздо реже, а чтобы залатать дыру в бюджете, устроился на полставки продавать фрукты и овощи на Крытом рынке. Тесса поначалу влюбилась в него на расстоянии, на свидании, которое подстроил Лиам, в «02 Академия», где Бен выступал первым номером. После концерта она еще три дня не снимала зеленый браслет, который ей надели на входе, носила его на виду, когда ходила за покупками на Крытый рынок, смеялась про себя, разглядывая пирамиду ярко-красных гранатов — плодов из царства теней, отведав которые Прозерпина до скончания дней обречена была проводить зимы в аду. Крис предложил ей почитать об этом в книге 1919 года издания, на немецком, и Тесса туда погрузилась. Ушла под воду.
Он пробил ей на кассе два огурца для Криса и несколько яблок для нее, потом заметил:
— А вы улыбались моим гранатам.
У него были крупные пухлые губы, сам долговязый, сутулый.
— А это запрещено?
— Поулыбались и ни одного не взяли. — Он выдал чек, задержав на ней взгляд.
— Вот уж не думала, что у вас сиротский приют для фруктов, — хмыкнула она.
Он рассмеялся. А потом сказал:
— «Брэмли» вам не пойдет, — указывая на одно из выбранных ею яблок. — Возьмите «брэберн». Они посвежее. И ведут себя лучше.
Потом у нее вошло в привычку останавливаться у лотка с фруктами и овощами по пути домой из библиотеки. Бен обычно что-нибудь тихо напевал, повествуя нараспев, чем нынче занимался, киви перекладывал, ла-да-да-ди-да. Всегда один и тот же фартук, каждый раз новый свитер. У Терезы после десяти часов в Бодлиане — покрасневшие глаза и остекленевший взгляд. Приятно было поболтать с Беном и провести пальцами по ершистой шкурке персика.
Случалось, они потом брели к квартире Тессы, нагрузившись подгнившими фруктами, и метали их в заброшенный катер в Порт-Медоу. Бену, похоже, нравилось ее размягчать, доводить до смеха, — он, импровизируя, сочинял песни, где она была героиней, совершавшей эпическое странствие в страну «Профессор античной литературы». Она иногда спрашивала, как там его отец, он отвечал: нормально; бывало и лучше; не очень; сегодня очень ничего. Он стал ее убежищем от работы, она — его убежищем от домашних невзгод.
Потом Тесса пригласила его наверх, и он остался на целую неделю. «Я у него одна из скольких?» — гадала она. С ним такое наверняка постоянно происходит. И кстати, ему наверняка неудобно в моей кровати: пухлый матрас коротковат, ноги упираются в полукруглую спинку. Она утром уходила в библиотеку, а он лежал, по-детски свернувшись клубочком, или ступни торчали между медными балясинами — и она прекрасно знала, что они совсем заледенели (у него было плохое кровообращение). Случалось, что он обматывал ступни краем одеяла и просовывал наружу всю эту конструкцию. И хотя она в результате порой оставалась раскрытой, ей все равно не хотелось, чтобы ему становилось уж слишком уютно. Не было у нее ни времени, ни желания, ни внутренней готовности вступать в серьезные отношения, а то, что познакомились они без всякого официального протокола, позволило им провести следующие несколько месяцев в таком вот вольготном состоянии. Но на седьмом месяце начались разговоры.
— Мне не нравится твоя кровать, — признался он.
— Изножье?
Кивок.
— Хочешь сказать, она тебя расхолаживает.
— Именно. В буквальном смысле.
— Не в фигуральном.
— Не в нем.
В итоге кровать стала удобной для них обоих, триумф подхода «сделай сам», но постепенно выяснилось, что один из болтов проржавел, пришлось пилить, весь день в доме лязгала расчленяемая медь, это было как бы отражением тревог Тессы по поводу нового домашнего уклада, в котором чувствовался смутный намек на деформацию. Запахи канифоли и медных опилок висели в воздухе еще неделю, да и теперь ей еще случалось их уловить, особенно с сильной усталости.
Клэр перезвонила в одиннадцать утра по Оксфорду. В шесть по Нью-Джерси.
— Тесса.
— Клэр.
Тесса отметила, где прервала чтение безобразного перевода, отложила его на обеденный стол. С другого конца провода донеслись звуки готовки — гудел миксер.
— Завтрак готовишь? — поинтересовалась Тесса.
Клэр не сразу ответила — она знала, что Тесса знает, чем она занимается. Тесса так и видела, как она стоит над плитой, прижав телефон плечом к уху. Рядом бурчит кофеварка, лежат свежие фрукты. Обычно — дыня. У Тессы были и другие знакомые, которые вот так готовили завтрак, но только Клэр умела совмещать сразу несколько занятий. Тесса не переживала, что внимание сестры сосредоточено не только на ней. Иногда Клэр соображала даже лучше, когда делала семь вещей одновременно.
— Что там у тебя? — осведомилась Клэр.
— Как поживаешь? — поинтересовалась Тесса.
— Ну, вчера весь вечер провели с родителями Стэна.
— И как… Клод и Лоррейн? — Тесса запомнила их имена на свадьбе.
— Нормально, — ответила Клэр. — Похоже, очень хотят внуков. Ну то есть очень хотят. Стэн признался, что Лоррейн прислала ему кучу брошюр про криосохранение. У нее в глазах так зиготы и прыгают. Они приезжали только на вечер, поужинать. А ты как?
— Нормально, — соврала Тесса. Хотелось постепенно подвести Клэр к сути. — Как тебе новая должность?
— Ты просто поболтать позвонила? — Клэр рассмеялась. — Мы тут видим всякие отклонения, они, очевидно, что-то означают, но мы не знаем, что именно. У меня под началом трое исследователей, и это просто дар божий. Все, чего мы достигнем, моему бескорыстному работодателю придется записать в статью расходов, но уж такова жизнь. Вот такие тут дела. У тебя когда защита? Как Бен? И уж заодно рискну спросить, как там с устройством на работу.
Провал по всем статьям — как будто Тесса огородила забором все свои невзгоды, и куча внутри все росла.
— Бен на Северном море, — сказала она, ограничившись полуправдой. Не надо вываливать все сразу. — Защита? Она во вторник. — По крайней мере, на этом фронте все в порядке. — Мне предложили место лектора в Вестфалинге, по гранту. — Она услышала, что Клэр что-то нарезает — стук-стук, а еще что-то скворчит на сковороде. — В следующем месяце буду здесь на конференции делать доклад про Мария; в этом смысле работа идет очень хорошо.
— Прости, я забыла, кто такой Марий.
— Я его как-то упоминала, поэт, писавший ямбом, второго века… — Тесса умолкла. Попытки пробудить в Клэр страсть к античной литературе ее всегда изнуряли. — Дело, если серьезно, вот в чем. У меня неприятности с Крисом.
Клэр ничего не ответила, но стук ножа ненадолго умолк — ритм явственно сбился, — а потом возобновился.
— Да? Какие именно? — Голос ее изменился, стал расслабленнее, но при этом напористее.
— Ну, я тебе об этом не говорила, но он еще осенью все увиливал от вопроса про рекомендательные письма в другие университеты. — На другом конце как будто нарастало молчание. Тесса крепче стиснула телефон. — Потом все-таки написал, и вроде все было в порядке. И вот на днях я получаю анонимный мейл с его рекомендательным письмом, и это просто полная катастрофа. Если вкратце, читается без вариантов: он сделал все, чтобы меня никуда не взяли.
— Блин! — ахнула сестра. — Ты шутишь, да?
Что до самой Клэр, всем было решительно наплевать, что бы там про нее написал научный руководитель: она разобралась, как устроен некий процесс деления клеток, благодаря чему у пациентов с резистентностью к лекарственным препаратам больше не было этой резистентности. Клэр бы любой взял на работу. Несмотря на малообещающее начало научной деятельности, Тесса многого добилась на пути к получению докторской степени.
— Когда бы.
Клэр умолкла. Обе умели слетать с катушек, но Клэр всегда проявляла при этом тонкий расчет, отчего все делалось только страшнее.
— Тесса, ужас какой. Так. — Что-то зашипело, а потом Клэр принялась вытягивать из сестры подробности: что она имеет в виду под анонимным мейлом, поговорила ли она с Крисом начистоту, из каких еще университетов ей прислали ответ.
— То есть он хочет, чтобы ты осталась в Вестфалинге?
— Да. — Произнести это без сарказма не удалось. То, что она получила предложение работы от человека, который написал ей уничтожающее рекомендательное письмо, казалось полным извращением.
— А он как-то к тебе подкатывал? — спросила Клэр.
— Нет, — ответила Тесса.
— Ты не думаешь, что в этом есть… романтическая составляющая?
— Я не могу этого полностью исключить, — ответила Тесса. — Мне кажется, тебе нужно срочно сваливать, а потом дать ему по ушам. Лучший способ — подать жалобу.
— Я уже об этом подумала, но тут есть свои сложности. В письме сказано: «В первый год обучения мы встречались с ней чаще, чем я обычно встречаюсь со студентами, работой которых руковожу». Это абсолютно верно, но он все как будто перекручивает, давая понять, что меня здорово пришлось подтягивать. А на деле мы часто встречались, потому что он интересовался моей работой. Там еще сказано: «Тесса готова учиться и дальше». В рекомендательном письме звучит так, будто он писал под дулом пистолета, но объективно-то это правда.
Клэр спросила, может ли Тесса переслать ей письмо, та согласилась. Сообразив, что Клэр будет все это читать, она поневоле добавила, что видела и настоящее письмо, хвалебное донельзя.
— Вот это и напиши в жалобе, — буркнула Клэр.
— Это всего лишь текст на листе бумаги, ни подписи, ничего. Он запросто… Он может просто сказать, что видит его впервые в жизни.
Клэр промолчала.
— И даже если я выиграю дело в какой-нибудь там оксфордской дисциплинарной комиссии, где мне на следующий год работать?
— Да тут не в этом дело. Ты что, не понимаешь? Полный беспредел. По-моему, ты не сознаешь всей серьезности ситуации.
Тут Тесса вдруг озлилась:
— Уж поверь, я сознаю серьезность ситуации. Речь же о моей жизни. Я о том и толкую. Я думала, уж кто-кто, а ты-то поймешь, как мне сложно будет начинать карьеру, не имея вообще никакой университетской должности.