Отправил письмо, снова сосредоточился на матери. Заметил, что она открыла глаза, встал. Она следила за ним взглядом.
— Мам, — сказал он.
Она чуть заметно кивнула. Несколько хриплых вдохов. Дышала она не как раньше — он не мог понять, что изменилось. Слабенько и при этом с напряжением всех сил. Казалось, все ее существо сосредоточено на этом дыхании. Подойдя к кровати, Крис заметил, что зрачки у матери сероватые — он уже видел такой серый цвет у своего кембриджского ментора, страдавшего разлитием желчи. Для других — желтоватые. Крис родился без колбочек в сетчатке глаза, которые отвечают за короткие волны, и весь спектр цветов у него сдвигался к красному — к длинной волне. Он видел, по собственным словам, лишь тени оттенков.
Судя по всему, она его узнала, хотя и не вполне. Сильно похудела. Кожа плотно обтягивала череп. Рука ее шелохнулась, потянулась к нему, вместе с гипсом и датчиком кислорода. Он взял ее, встал на колени, убрал волосы с лица матери, всмотрелся в губы, совсем пересохшие. Дыхание ее участилось, потом замедлилось. Она обхватила двумя пальцами его палец. Потом наконец дыхание выровнялось.
— Я приехал, мам, — сказал он. — Это я, Крис.
В дверь постучали, Крис обернулся, увидел врача. Лет сорока с небольшим, в белом халате, на шее стетоскоп. В руке клипборд, на ногах ортопедические кроссовки.
— Добрый день. Я доктор Николс.
Доктор Николс жестом попросил Криса следовать за ним. Крис последовал за поскрипывающими кроссовками в коридор. Какая-то медсестра толкала мимо пустую каталку. Куда ни погляди, везде дребезг колес по чистым полам. На языке Крис ощущал вкус смерти.
— У вашей матери трещина ладьевидной кости, — сообщил врач. — Ей придется несколько недель провести в гипсе. Крис кивнул. Вряд ли мать доживет до полного заживления. — Вы знаете, как это случилось? — спросил он.
Доктор Николс пожал плечами. Крис отметил, что брови у него добродушные. Полезная черта при его роде занятий. Да и вообще по жизни. У Криса брови были густые, горизонтальные, без всякой выразительности, дугообразности. У этого брови мягко круглились, будто всхолмия. — Такое бывает, — сказал доктор. — Хоспис у них хороший, но они же не могут за всеми следить каждую минуту. Падения случаются. Могло, надо сказать, быть и хуже.
— У нее глаза… — начал было Крис.
Доктор Николс снова пожал плечами:
— Я ортопед.
— Они вроде как желтоватые, — не унимался Крис. — А онкологи вечно от меня бегают. Врачи в хосписе никогда… В смысле, их там, по сути, и вовсе нет. — Крис попытался посмотреть на доктора с мольбой. Ему хотелось знать, сколько еще осталось его матери.
— Ну, — начал доктор Николс, — у нее же рак кишечника, верно?
Крис кивнул.
— Рак кишечника часто распространяется в печень. Возможно, у нее разлитие желчи.
— То есть рак распространился?
Доктор Николс всплеснул руками:
— Я ортопед.
— Ясно, — ответил Крис. — Спасибо.
Он вернулся в палату 372, мучительно думая о том, как ему не хватает здесь Тессы.
— Начинается как спазм, но потом не проходит. Стискивает все внутренности. Их так и крутит. Будто кто схватил в кулак, только вместо пальцев ножи. Долго не отпускает.
И мне кажется, что, если как-то разобраться с дыханием — перевести дух, успокоить пульс, — так вроде и легче, оно разжимается, правда медленно, медленно.
Они ехали через Ли-Даун в сторону хосписа. С обеих сторон от дороги расстилались поля ржи. Повсюду тянулись высоковольтные столбы, взбирались по пологим холмам. Дороти сидела на пассажирском сиденье, прижавшись лбом к стеклу.
— Мам, затем морфин и нужен.
«Фиат» прыгнул на ухабе, Дороти стукнулась лбом о стекло. Поморщилась.
— Я вообще не понимаю, почему после падения тебя отправили в больницу. Ты как упала? Что делала?
— Сынок, давай мимо дома проедем, ладно?
Крису хватало хлопот доставить ее назад в хоспис. Не собирался он петлять пятнадцать километров по проселкам.
— Мам, не сегодня.
Она снова прижалась лбом к стеклу, опять стукнулась на ухабе. — Мам, не надо к окну прислоняться.
— Да о чем ты вообще говоришь.
Крис занес руку над ручкой переключения передач, потянул Дороти за плечо, чтобы голова ее оказалась на подголовнике. Подумал, что в саду, небось, полный разор, Дороти лучше этого не видеть. В детстве он любил угадывать, какого цвета цветок, а Дороти ему говорила, прав он или нет. Нарциссы наверняка уже зацвели. Может, даже и львиный зев — весна-то ранняя, теплая. Сад наверняка весь зарос сорной дрянью, как это называла мама, так что она только сильнее расстроится или, хуже того, попробует поднять грабли или вилы. Нет, незачем ее туда завозить. Он повел машину дальше, по тихой дороге, в ясном свете солнца. Машина вновь ухнула в ухаб, но на сей раз затылок Дороти лишь подпрыгнул на мягком подголовнике.
Крис въехал в знакомый двор хосписа, включил аварийку, помог маме выйти из «фиата». Внутри увидел за стойкой регистратуры Элизабет в форменной сине-белой рубашке хэмпширского хосписа и в очках. Он улыбнулся ей и повел Дороти в отсек, где находилась ее палата.
— Просто крылышко? — поинтересовалась Элизабет, взглянув на загипсованную руку.
— Трещина ладьевидной кости, — подтвердил Крис. — Говоря по-простому.
— Придется Крису помочь вам с вязанием, — обратилась Элизабет к Дороти.
— Домой, — откликнулась та. — Я хочу домой.
— Мам, ты еще не поправилась. В другой раз, — сказал Крис.
— Грустно мне чего-то.
Крис заметил Коннора, медбрата паллиативной службы, — тот приближался из дальнего конца отсека, толкая перед собой тележку с чистым постельным бельем.
— Ну что, подлечились? — с улыбкой обратился он к Дороти.
Она улыбнулась в ответ. Коннор — этакое воплощение компетентности — был кругловат, с козлиной бородкой и мягким голосом, исходившим с такого забавного и добродушного лица, что иногда приобретал почти мистические свойства.
— Ишь ты подишь ты, — продолжал Коннор. — К доктору она уехала. А мы тут скучали.
— Подумаешь, запястье, — сказала Дороти. — А так я целехонька.
Коннор взял ее за здоровую руку, оставив для этого тележку. Вгляделся в глаза.
— Болит что-нибудь, лапушка? — спросил он.
— Сейчас нет, — ответила она.
— Вот и хорошо, — обрадовался Коннор. — Пойдем-ка ляжем. Вперед. — А потом Крису: — Все с ней будет хорошо.
Коннор повел Дороти в палату, тихо ей что-то толкуя, положив ладонь ей на поясницу, — блузка натянулась, и Крис увидел не только выпирающие позвонки, но и то, как мало его мать занимает места. Тоска по Тессе усилилась, как будто пространство, более не заполненное телом Дороти, превратилось в тот же объем тяги к Тессе. Он знал, что это не ограничивается эротикой, он жаждет чего-то другого, иного, большего. Поди вырази в словах. Он просто нуждался в ней.
— Мистер Эклс! — донеслось до него.
На плечо легла чья-то рука. Элизабет.
— Переставьте, пожалуйста, машину, вы подъезд заблокировали.
— Хорошо, — произнес он рассеянно. И пошел к выходу.
— Мне нужно обсудить с вами одну вещь.
Крис переставил «фиат», вернулся. Элизабет отвела его в какую-то комнатку. Он думал, что она попытается оказать ему психологическую поддержку. Ей было лет тридцать — челка, цепкий взгляд, вишневая помада, очень подходящая к смуглой коже. Привлекательна донельзя. Видимо, у молодых и красивых это считается крутым — работать в хосписе.
— Крис, когда к нам поступают новые пациенты, мы составляем опись их документов, и ваша мама сказала при поступлении, что у нее есть медицинское завещание. Мы его, однако, так и не видели.
Крис кивнул.
— Рак кишечника часто распространяется в печень. Вы, возможно, заметили, что у нее желтоватые зрачки. Есть подозрение на закупорку желчного протока. Это грозит инфицированием. Сейчас она получает антибиотики в малых дозах, однако условия некоторых медицинских завещаний запрещают прием антибиотиков, равно как и других продлевающих жизнь препаратов. Нам нужно его увидеть, чтобы составить план дальнейшего лечения. — Элизабет потянулась через стол, накрыла его ладонь своей. — Крис, настало время его отыскать.
Собственного ключа от дома матери у Криса с собой не оказалось, но Дороти всегда держала запасной под одной из вазочек в саду, а если его там не окажется, можно будет попросить деда Натли о помощи. На парковке Крис выкурил долгожданную сигарету, стряхивав пепел в разросшийся вокруг нее кустарник. Вспомнил, как совсем недавно вечером застал Тессу с сигаретой, — курила она очень редко, с этой встречи, по ощущениям, и началась эта сумасшедшая неделя. Как обнадеживающе прозвучали тогда ее слова: «Он съехал».
Приятно похрустывая гравием, «фиат» докатил до центральных ворот хосписа, выбрался на подъездную дорожку. Подъездная дорожка с километр петляла по подъему, а выехав из лесополосы, Крис увидел укрепления на холмах к северу. Двигался он медленно. В каком живописном месте расположен хэмпширский хоспис! У самого подножия горы. Выглянуло солнце, свет сгустился на травянистом склоне. В детстве холм этот казался Крису выше Эвереста. А сейчас вроде как вздымался и еще выше. Иззубренный край — эрозия разъедает его постепенно, разъедает и разъедает, в итоге образуется смертоносный обрыв. Крис нажал на газ, въехал в следующую лесополосу. Дорога нырнула в холмы. Он разогнался на гребне, сердце екнуло.
Элизабет, положив руку ему на плечо, будто вызвала электрический разряд. По всему контуру побежал новый импульс влечения к Тессе. Кроме прочего, он радовался тому, что в четверг после их встречи не стал заглядывать в ее почту — в определенном смысле начал все с чистого листа. И похоже, Тесса, на его счастье, вынуждена будет остаться в Оксфорде еще на год, потому что других предложений ей пока не поступало. С другой стороны, все это было правдой только по состоянию на четверг, а кроме того, она пока не согласилась на преподавательскую ставку в Вестфалинге, что сильно его тревожило. Она наверняка не решится очертя голову свалить из Оксфорда и попытаться найти какую-нибудь почасовую работу. Сезон подачи заявлений на внештатные должности начинается позднее сезона штатных — он, по сути, еще впереди. Да, есть у нее такой вариант, если она пойдет на осознанное самоубийство. Долго работать почасовиком в Великобритании она не сможет: закончится студенческая виза, а новую без поддержки не получишь. Хотя почасовую ставку можно найти и в Штатах — эта мысль пришла Крису в голову только сейчас. Переживет ли он это? Ни одна система не порождает столько несбыточных надежд, сколько их порождает американская почасовая индустрия, она в некотором смысле даже зубастее всяких там микрозаймов, не говоря уж о том, что унизительнее, если посмотреть на вещи трезво. Может, Тесса и ищет такую работу, но тогда это наверняка всплывет у нее в почте, например в виде уведомлений, что электронное заявление получено. Крис почувствовал, что того и гляди сдастся и по возвращении домой залезет в Тессину почту.