Часть V
дорогая тесса, нет слов
Тесса не прочитала ни одного сообщения Криса с тех пор, как прилетела в Италию, но это высветилось на экране, и она волей-неволей увидела начало: «дорогая тесса, нет слов».
Открыла она его не сразу, однако откровенно официальное обращение вдруг навело ее на мысль, что он пересмотрел свою позицию. Она сидела рядом с датчанкой, летевшей в Лондон по приглашению сестры, — та надеялась с ней помириться после долгих лет отчуждения. Сестра ее преуспела на поприще какого-то бизнес-консультирования и перебралась в Англию, теперь у нее двое детей и муж, тоже весьма преуспевающий, и пять лет назад она оборвала с Исильдой все отношения.
— Первая ваша ошибка заключается в том, что вы летите в Лондон, — наставляла соседку Тесса. — Если ей нужно ваше прощение, она сама к вам приедет.
Тесса дала Исильде свой номер телефона, потому что, если честно, та казалась совершенно безнадежной. Сестра из нее веревки вить будет.
Что до сестры самой Тессы, та ей так и не ответила — возможно, это повлияло на мнение Тессы о склонной к лаконизму лондонской сестрице Исильды. При этом события последних двух недель сильно возвысили Тессу в собственном мнении. Забрав сумку и сойдя на трап самолета в обществе других пассажиров, по преимуществу британцев и датчан, она позволила себе ощутить на один миг беспримесное блаженство, вспоминая бессонницу и отчаяние, которые погнали ее в Италию, страх, головную боль и ногти, обгрызенные едва ли не до кутикул.
До точки ясности она пока не добралась, об этом и помышлять-то было рано, и отчетливым о том напоминанием стали другие сообщения в телефоне, которые она только сейчас просмотрела: одно из них от управляющей компании, которая первого апреля не получила от нее арендную плату. Сегодня было уже пятое.
Когда они эксгумировали Сульпицию, перед Тессой встал вопрос: почему в «Суде» сказано, что Марий, муж Сульпиции, и есть тот поэт, который писал стихи про ампутацию и пользовался хромыми ямбами. Для Тессы же после того, как она выяснила, что Сульпиция в буквальном смысле лишилась ноги, в буквальном смысле пережила ампутацию, стало ясно как день, что это она автор стихов. Метафоры про ампутацию никакие не метафоры. Хромые ямбы выбрал себе в качестве основного размера человек, который действительно хромал при ходьбе. Тесса слетала в Копенгаген, где на кафедре классической филологии работала Грета Делойт, главный специалист по «Суде». Она отменила выплату аренды в первый день месяца и, добавив университетскую стипендию, которую ей перевели накануне, заплатила за перелет. Грета помогла ей отследить, что запись в «Суде» основывается на утраченных трудах римского грамматика Проба периода поздней Античности. Тессу это взволновало, потому что это был тот самый Проб, которого Джорджо Валла, ученый эпохи Возрождения, цитирует в комментариях к Ювеналу. В цитате содержались единственные сохранившиеся строки древнеримской поэтессы, которую тоже звали Сульпиция:
si me cadurcis restitutis fasciis
nudam Caleno concubantem proferat
Если опоры матраса будут возвращены,
на нем предстану я обнаженной, спящей с Каленом.
Разумеется, труды Проба не сохранились. Сохранились цитаты второго порядка, как, например, у Валлы. Сам Валла считал, что цитирует две строки некоего Сульпиция, мужчины, и только потом один ученый эпохи Возрождения заметил, что поэтесса Сульпиция и ее муж Кален упомянуты в двух эпиграммах Марциала, — тогда данные подправили и автором стихов стала значиться Сульпиция, а не Сульпиций. Заковыка заключалась в том, что какой-то более поздний комментатор перепутал пол автора, которого цитировал Проб: если перепутал Валла, что мешало автору «Суды» повторить его ошибку? Тесса сама удивлялась тому, как стремительно она движется по логическим цепочкам, которые ведут к одной цели, в которой настоящим автором оказывается Сульпиция. Прежде, во время обсуждения древнеримских поэтесс — а их текстов почти не сохранилось, да и авторство сохранившихся оспаривалось, — она постоянно выступала против предвзятого мнения коллег-женщин. Она чувствовала, что они ищут только те данные, которые подтверждают их выводы, и ей это не нравилось. Столько шума, столько спорных вещей: лирический герой, подпорченные рукописи, полное отсутствие каких-либо подтверждений, — они оказывались в положении первооткрывателей-испанцев, считавших, что попали в Индию. Искали Индию и видели ее там, где ее не было. Совсем не как Генриетта Суон Левитт, которая просто наблюдала вблизи свои цефеиды и решила на основании наблюдений сделать выводы, оказавшиеся верными. Тесса всегда боялась превратиться человека, который подгоняет данные под выводы, а сейчас, как оно ни печально, занималась именно этим.
Попав в Оксфорд, Тесса с облегчением убедилась, что ее ключом все еще можно открыть квартиру — домовладелец не поменял замки. Однако, включив свет в большой комнате, она тут же дернулась — точно так же, как и перед отъездом в Италию. Она на темной боковой улочке. Окна вдруг показались очень большими. Всю комнату видно снаружи, «нет слов».
Она тщательно задернула шторы и заперла дверь. Что Крис мог ей написать? Какое-то извинение?
В разговорах с Гретой Тесса старалась поменьше раскрывать карты, но в итоге все-таки призналась, что, похоже, обнаружила материальные объекты, связанные с Публием Марием Сцевой. Грета без обиняков сказала, что такое наверняка заинтересует многих издателей по всему миру: все стыки между филологией и материальной культурой неизменно вызывают фурор.
— Боже упаси нам стать теми, кто превратит классическую филологию в поле совместных исследований, — покачала она головой, — в котором нам придется заниматься одно временно археологией, историей, филологией et cetera, чтобы выяснить, что происходило в эпохах, которые мы изучаем. Тем не менее, даже если ее будущая статья про Сульпицию прогремит на весь свет, просто уехать из Вестфалинга и обосноваться на следующий год в доме у сестры для Тессы не выход. Да-да, с вами крутейшая новая латинистка Тесса Темплтон, прямо с дивана в доме своей сестры в Хобокене. Ей так и представлялся этот плакат. Выдающаяся диванная исследовательница. Тесса Темплтон в заглавии публикации, без аффилиации с каким бы то ни было университетом — все сочтут ее обычной дилетанткой. И верить ей никто не захочет. Пойти в стажеры — это позорный шаг назад, даже при условии, что такая вакансия найдется, ведь сезон подачи заявлений почти закончен.
Тесса разблокировала телефон и прочитала сообщение.
дорогая тесса, нет слов, чтобы извиниться за мой поступок, я говорю это от всей души, готов на все, чтобы загладить вину, ты потрясающий ученый и человек, тебя ждет блестящая карьера, как со мной, так и без меня, это я тебе обещаю, пожалуйста, давай встретимся, если ты в городе, переживаю за тебя, твой Крис
С первого раза Тесса поняла далеко не все, и все же это послание в буквальном смысле выбило почву у нее из-под ног: с тех пор, как она увидела рекомендательное письмо, каждое слово, написанное его рукой, так и дышало змеиным лицемерием. Перечитывая, она подумала, что и поступок его, собственно, сводился к словам, преступление его сводилось к словам, тот, другой, текст стал физическим воплощением содеянного им, — а теперь он прибегает к словам в попытке ее переубедить, доказать, что она совершит непростительную ошибку, отказавшись ему доверять. Но где же здесь речь о действии? Она сознавала, что с его стороны было бы правильно предложить какие-то действия в качестве шагов к искуплению, хотя бы намекнуть, что существует бытие, в котором он не средоточие всего и вся, — но, с другой стороны, было ясно: говорить-то он может что угодно. О его нравственных качествах — или отсутствии таковых — она вообще больше не думала. Это все равно что считать раковую опухоль безнравственной. Она просто растет как растет.
Так что для нее написать на Криса жалобу будет все равно что пройти курс химиотерапии. Да, в результате можно избавиться от рака. Но в процессе организм будет отравлен. Значит, нужно взвесить пользу и риски. Идеальный выход — таргетная хирургия, высокоточное вмешательство с целью удаления опухоли. Отчасти поэтому Тесса не спешила никого оповещать о своей находке — особенно внутри профессионального сообщества. Потому что тогда болезнь перекинется и на лимфоузлы.
«переживаю за тебя»
Тесса вспомнила слова, которые Аполлон говорит Дафне, преследуя ее: он, мол, переживает, что, спасаясь бегством, она расцарапает ноги. Типа, спасибо, Аполлон, что подумал о моем благополучии.
По экрану скользнуло сообщение от Лукреции: «tutto bene? долетела нормально?»
Лукреция собиралась сообщить Эдварду, что они обнаружили бедренную кость, обрезанную с дистального конца, с насечками, напоминающими след от пилы хирурга. Пока, однако, она обещала, по просьбе Тессы, не упоминать про Мария и Сульпицию.
Тесса набрала ее номер.
— Ты где сейчас? — спросила Лукреция.
— В Оксфорде.
— Узнала что-то полезное у Греты?
— Более чем.
— И что дальше?
— Сходить в Бодлиану.
Лукреция рассмеялась:
— Аж в Бодлиану? Даль-то какая.
— Ну, даже не знаю, — с улыбкой ответила Тесса. — Квартира у меня не так уж далеко от М40.
— То есть, может, и доберешься.
— Надеюсь, это конец пути.
— Да! Я рассказала Эду про бедренную кость, он очень заинтересовался и мечтает ее увидеть, когда к нам приедет. Про эпитафию я промолчала, так что он ничего не знает ни про Мария, ни про Сульпицию — ну, и я, как ты понимаешь, тоже не в курсе. Через недельку позвоню своей старой приятельнице Тессе Темплтон в Оксфорд и попрошу ее взглянуть на фрагменты стихотворной надписи.
— И тогда-то я тебе и сообщу про Мария Сцеву и Сульпицию в текстологических анналах.