В первое время тело ее бунтовало против такого режима, отвечало сонливостью и скрипом суставов, зрение плыло, голова болела, ноги — в этом она готова была поклясться — опухали. Желудок сводило от волнения и непереваренных энергетических напитков. Тесса обзавелась спазмами, судорогами и резью в глазах. Но через несколько дней тело приноровилось к новым условиям. Научилось не брыкаться. Не соваться в ее дела. Превратилось в аппарат для доставки ее в Бодлиану и обратно. Сделалось своего рода големом, конструктом скорее глиняного, чем биологического порядка. Тесса уверяла себя, что пренебрегает им лишь временно, можно в любой момент вернуть все на место. Она не ела, не двигалась. Жила на сахаре с кофеином, потом добрасывала в топку чипсов. Пустые контейнеры из-под готовой еды сражались в ее доме за место с грязными тарелками. Из владельца собственного тела она превратилась в арендатора. Нет смысла делать долгосрочные вложения в заемную плоть. Она отдала свое тело в залог, а средства потратила на статью. Отправила тело в люди. Ей оно больше не принадлежало.
— Вас ведь Тессой звать, да? — окликнул ее Макс, когда она стремительно шагала мимо домика портера к себе в кабинет.
Ей нужен был Беренс 1882 года. Она почти не сомневалась, что именно у нее в кабинете он и лежит.
— Да-да, — подтвердила она.
— Почту из своего ящика заберите, пожалуйста.
Тесса двинулась через двор к себе, заметила, что в зоне досягаемости с Седьмой лестницей на траве лежит один-единственный окурок.
Добравшись, она быстро просмотрела почту, вскрыла большой конверт с кафедры классической филологии. Правильно догадалась, что находится внутри.
МАЛЫЕ ПОЭТЫ И ПСЕВДОЭПИГРАФИКА:
НОВЫЕ ПОДХОДЫ К СТАРЫМ ПРОБЛЕМАМ В НЕКАНОНИЧЕСКИХ ТЕКСТАХ
16. iv.MMX
Центр исследований Античности имени Иоанну, Оксфорд
Она открыла брошюру, ознакомилась с программой. Ее доклад в половине третьего шестнадцатого числа, после какого-то эллиниста из Университета Вирджинии (имя его было Тессе смутно знакомо) и за два доклада до Криса, который, похоже, просто переработал свою статью, посвященную «Галиевтике», приписываемой Овидию поэме про рыболовство, имя настоящего автора неизвестно. «Ловись, рыбка: четыре трактовки авторства „Галиевтики“». Название ее статьи осталось тем же, что она указала в предварительной заявке: «Марий и его хромые ямбы: неразгаданная загадка».
Тесса нашла нужную книгу — монографию о малых поэтах авторства немецкого исследователя Беренса, опубликованную в 1882 году, засунула в сумку. Заперла дверь и, не скрываясь, зашагала вниз без всяких попыток утишить стоны старых ступеней — Крис из своего кабинета, если он там, разумеется, поймет, что спускается один из трех здешних обитателей, причем, скорее всего, именно Тесса. Она внутренне приготовилась к встрече — как станет отвлекать Криса и отбиваться от знаков внимания, если дверь его кабинета откроется и он ее окликнет, как раньше окликал много-много раз. Но, свернув за угол, она обнаружила, что дверь заперта. Остановилась, позволила сумке соскользнуть с плеча, взяла ремень в руку, подумала, не заглянуть ли под дверь — вдруг оттуда пробивается полоска света. Нет, лучше домой.
Через миг она уже спустилась во двор, объятый покоем. Шагая к домику портера, услышала всплеск бестелесного смеха, хотя больше во дворе никого не было — либо он долетел из окна наверху, либо из соседнего двора. Она как раз размышляла, как звук может вот так вот змеиться из двора во двор, отскакивая от камней или отражаясь от стен арок — то есть разговор, состоявшийся сто лет назад, может прозвучать у тебя за спиной прямо сейчас, — и тут из тени у домика портера появился знакомый клетчатый блейзер и направился в ее сторону. Крис, видимо, стоял там уже некоторое время, иначе она услышала бы хлопок калитки. В руках какие-то бумаги, на плече массивный кожаный саквояж. Он ее увидел, на миг дыхание Тессы пресеклось, но она тут же попыталась собраться для предстоящего разговора, он же целеустремленно шагал дальше по жесткой зелени газона, обогнул угол, направился к ней. Она посмотрела ему в глаза, замедлила шаг, но он, к несказанному ее удивлению, просто кивнул и пошел дальше. Сердце у нее екнуло. Она остановилась, проследила за ним глазами до самой Седьмой лестницы. Он кивнул ей как просто приятельнице. Как будто они едва знакомы.
Еще одна поездка в Хэмпшир, на сей раз он захватил материалы по Марию. Бейнеке, Беренс, монография 1940 года под названием «I frammenti completi di Publius Marius Scaeva» под редакцией Серджо Конти, которую быстренько откопал, обратившись к Фредерике Сотби-Вильер, единственной лично ему знакомой исследовательнице античной литературы, которая хоть что-то опубликовала о Марии, — все это подпрыгивало на пассажирском сиденье, пока он гнал по ухабистой дорожке к дому матери.
В доме он застал Коннора, который очень спешил к следующему пациенту, и через миг Крис уже стоял в изножье кровати Дороти; мать спала, он никак не мог привыкнуть к тому, как она исхудала. Снаружи слегка моросило, раздождилось, говоря ее словами. Он пристроился на свое место на диване рядом с ее комнатой.
Три дня подряд Крис читал все, что написано о Марии: заметки, которые сделала Тесса, когда редактировала статью Сотби-Вильерс для «Эллинистических дериватов», переписку Тессы с Лукрецией Пагани за ту неделю, когда было сделано открытие. Он вел себя хорошо, не залезал в ее почту и не читал новые сообщения, да собственно, и сомневался, что интернета, розданного с телефона, хватит для подключения бэкап-программы, — но у него была возможность просмотреть то, что он успел скачать перед встречей с Тессой в «Нероне».
Отыскал три фотографии, отправленные ей Лукрецией Пагани: эпитафии, явно написанной хромым ямбом. Бедренной кости Мария, которая сопровождалась припиской Лукреции про насечки и ампутацию. А еще Тессы в красном плаще с этой самой костью в руках.
Крис все надеялся, что Тесса одумается и согласится работать вместе с ним и Эдом, но все же боялся худшего. А еще его сильно тревожило, что, как только к ней придет какой-никакой успех, она про него окончательно забудет; его смущало, что, отказавшись работать с Эдом Трелони, она может напрочь испортить отношения с археологами. Один раз она уже обидела Эда, второго он ей не простит. Более того, Крис получил электронное письмо от Эда Трелони, за которым последовало несколько официальных писем с договорами, которые он подписал и отправил в Оксфорд:
Ваши сведения подтвердились, я одновременно и огорчен, и, безусловно, взволнован. Предлагаю эту часть истории оставить между нами. Я предприму шаги, чтобы пригласить Вас в проект в качестве внешнего эксперта. Скоро перешлю необходимые документы. С наилучшими, Эд.
Он беспокоился о том, что Тесса может устроить на конференции, и одновременно смотрел, как Дороти тает на глазах; ни для той, ни для другой он уже ничего не мог сделать.
Утром шестнадцатого числа Тесса проснулась и увидела, что занавески заливает золотой блеск, а вот сердце ее заливал ужас: похоже, она неверно процитировала один из источников. Снаружи гулял ветер, но оконные стекла больше не дребезжали — с приходом апрельского тепла дерево вернуло себе исконную форму. Стоявшие в комнате тишина и покой были даже слегка пугающими — к покою она не привыкла и не могла ему доверять. Через кровать тянулась солнечная полоса, и Тесса встревожилась, поняв, что проспала рассвет: все сейчас представало дурными знаками. Обуреваемая беспокойством, она пропустила приветственную церемонию на конференции и отправилась в Бодлиану еще раз проверить цитату. В десять, более или менее удовлетворенная, она вернулась в квартиру — принять душ и одеться для доклада. Чугунная калитка скрипнула, когда она вошла во двор. Тесса набрала код на входе, поднялась к себе на этаж и тут же увидела на своей двери ярко-оранжевый стикер.
ОПОВЕЩЕНИЕ… ПРОСРОЧЕНА… АРЕНДНАЯ ПЛАТА
Она тут же бросила это читать, вошла в квартиру. Нет, сейчас решительно не до того. Отправилась в кухню, открыла ближайший к коридору ящик — в нем лежали кухонные приборы, — засунула послание лицом вниз под палочки для еды и заставила себя про него забыть. Через миг она уже стояла под обжигающим душем, сосредоточившись на предстоящем докладе. Ее окутывал пар. Дышать было тяжело. Нервы начинали шалить. Лавандовый запах шампуня вызывал рвотные позывы. Она мысленно оделась. Белая атласная блузка с воротником-стойкой. Блейзер в елочку. Черные брюки.
В соседнем помещении гулкого застекленного атриума звучали голоса: Лиам, исполнявший на конференции обязанности администратора и распорядителя — он любезно взял на себя всю эту собачью работу, — зарегистрировал Тессу.
— Вот и ты, — сказал он, подавая ей мешок, в котором наверняка лежали материалы к докладам, программа и ламинированная именная бирка. — Мы тут поменяли докладчика перед тобой, но ты не переживай, выступишь в назначенное время.
— Поменяли? — насторожилась Тесса.
— У Криса в четыре какое-то другое дело, я его поставил до тебя.
Тесса почувствовала, как рука невольно стиснула мешок из шероховатой бумаги.
— И какое, по его словам, у него дело? — осведомилась Тесса.
Лиам бросил на нее вопросительный взгляд — глаза, как всегда, ласково светились.
— Да я не спросил, — ответил он.
От этого беспокойство Тессы только усилилось. Пытаясь сохранять внешнюю невозмутимость, она прошла в зал для перерывов — длинное безликое помещение, приукрашенное разве что двумя промышленными кофемашинами и капучинатором в дальнем конце; Тесса с этой машинкой была близко знакома, но сейчас ее не увидела, потому что между ними находилось человек шестьдесят и все старательно общались. Она окинула собравшихся взглядом, узрела корифеев, значившихся в программе, во плоти — выглядели они совершенно обыденно. Филип Барр в синем блейзере с копной темно-русых волос разговаривал, похоже, с Фиориной Миристакос — эту ни с кем не перепутаешь даже со спины, стройная фигура и каштановые кудри. А кто это размешивает кубик сахара в термосе, уж не Кольм ли Фини? Мама дорогая.