тью археологических, остеологических и филологических данных, — что подлинным автором корпуса стихов, приписываемых Марию, является его жена Сульпиция. Ходили слухи, что Тесса сумеет в ближайшее время доказать, что Сульпиция Мария и есть та Сульпиция, что упомянута в двух эпиграммах Марциала: женщина, страдавшая остеомиелитом и пережившая хирургическую ампутацию, изгнанная из круга состоятельных римлян, отвергнутая мужем Каленом, что привело ее на Изола-Сакра, где она писала стихи под именем нового мужа.
Тесса надеялась, что характерный хлопок калитки, а потом шаги со стороны домика портера возвещают о появлении Лукреции — в конце концов, уже пять минут двенадцатого. Добро пожаловать в Италию, скажет она — и тут Лукреция действительно вышла на нестерпимый солнечный свет и зашагала, огибая двор, к Седьмой лестнице: туда ее, по всей видимости, направил Макс. Туфли на платформе громко стучали по камням; Тессу удивило, что на Лукреции скромное черное платье, а не пастельное многоцветие, к которому Тесса привыкла. Она наблюдала из-под аркады, так пока и не поняв, заметила ее Лукреция или нет.
Несколько месяцев Тесса пыталась связаться с Лукрецией и принести ей свои извинения, но безрезультатно. Эд Трелони согласился взять Лукрецию обратно в штат на раскопки Изола-Сакра, однако она и ему ответила полным игнором. В сентябре Тесса полезла в «Гугл» узнать, не работает ли Лукреция в другой археологической экспедиции, но отыскала лишь объявление в итальянском таблоиде: Лукреция сочетается браком с неким Альберто Джарделло. Тесса сунула работу Флоренс в сумку и выползла на свет поприветствовать подругу.
— Лукреция! — позвала она.
Лукреция остановилась, заметила ее, подняла солнечные очки над лоб, зашагала навстречу. Поцеловала Тессу в обе щеки, потом они обнялись.
— Dio mio, — сказала Лукреция. — Какой ты стала красавицей. Как загорела!
Тесса улыбнулась. Не хотелось вдаваться в рассказы о том, где именно она так загорела; поди пойми заранее, догадалась ли Лукреция и не окажется ли эта тема неприятной.
— Идем, — сказала Тесса. — Давай внутри поговорим. Спасибо, что согласилась на встречу.
— Ну, я всяко в Оксфорде, — ответила Лукреция, следуя за ней к Седьмой лестнице. — Как я могла отказаться? Хотелось повидаться с тобой прямо здесь, тебя же повысили, да?
— Типа того. — Тесса завела Лукрецию в бывший кабинет Криса. Ей очень не хотелось сюда перебираться, однако докторантке, с которой она раньше делила кабинет, нужно было побольше места. — Назначение временное, создан комитет по поиску нового заведующего — я, кстати, в него вхожу.
А еще она являлась основным кандидатом на эту должность, но об этом решила промолчать. Распахнула дверь — свет вливался в стрельчатые окна, раскрытые настежь. Свежий ветер сдувал затхлый запах диванной кожи, шевелил странички студенческих работ, придавленных к столу гладким мраморным пресс-папье.
— Ах, — сказала Лукреция, останавливаясь на пороге. — Идеально. Как раз то, что тебе нужно.
Тесса уселась на монументальный письменный стол, где и лежали все эти работы, лицом к кабинету; Лукреция вошла, продолжая стрелять глазами.
— Я тут себя чувствую на пару десятков лет старше, — призналась Тесса.
— На пару десятков лет мудрее, — поправила ее Лукреция, стуча каблуками по старым половицам. Выглянула в окно, рассмотрела университетский садик, потом обошла стол, на котором сидела Тесса и стояла статуэтка.
— Бернини, какая прелесть. — Лукреция провела рукой по мрамору. — Я видела твою статью о Дафне в «Клэссикал джорнал».
— А я видела объявление в «Джиорно». Прими мои поздравления.
— Спасибо, — откликнулась Лукреция, и лицо ее просияло от счастья — по крайней мере, так Тессе показалось.
В первый момент Тессу это расстроило. Расстроило довольство Лукреции — такое непререкаемое и приземленное. Лукреция прошлась вдоль книжных полок, которые Тесса пока не заполнила полностью, потом села на диван, сложила руки на коленях. Довольно любезничать.
— Я должна попросить у тебя прощения, — начала Тесса со своего шестка на столе.
Лукреция кивнула, соглашаясь.
— Ну, я так и скажу: я очень, очень извиняюсь за то, как с тобой поступила — причем не только за то, что стала тебя обвинять, когда Крис обо всем проведал, но и за первый свой проступок, когда я попросила скрыть наши находки от Эдварда. Я вела себя просто ужасно. Прости меня.
Лукреция долго смотрела в сторону, а Тесса ждала, тягостность момента все нарастала, комнату постепенно захлестывали сожаление и стыд, от которых она не могла избавиться все эти месяцы.
Наконец Лукреция обронила:
— Да ладно.
— Ты сможешь меня простить?
— Ну конечно, — ответила Лукреция.
— Я страшно рада это слышать, — сказала Тесса и спрыгнула со стола, почувствовав на миг восхитительную легкость, смешанную с облегчением.
Лукреция вымученно улыбнулась и встала с дивана. Они обнялись. Тессе вдруг стало немыслимо хорошо. Она прислонилась к столу и несколько секунд думала: интересно, можно ли чуть подробнее рассказать Лукреции, что случилось с Крисом.
— Я выяснила, откуда Крис узнал об этом открытии, — начала она.
Лукреция лишь отмахнулась:
— Это не имеет значения.
— Но я могу тебе сказать…
— Не надо, пожалуйста. Мне это неинтересно, — тверже прежнего заявила Лукреция.
Тесса вздохнула.
— Хорошо, — кивнула она. — Тогда я хотела бы спросить у тебя еще одну вещь: ты не могла бы вернуться на Изола-Сакра?
Лукреция отвернулась, шагнула к окну, к вливавшемуся в него свету. Из садика долетал тихий смех. Волосы Лукреции были стянуты в тяжелый узел, она покачала головой.
— Поздно, — сказала она, все так же глядя в окно. — Я занимаюсь подготовкой к свадьбе. — И сейчас жест напомнил Тессе ее прежнюю. — Ты не поверишь, как я занята, нет у меня времени на всяких там… ну, мертвецов. Уж больно им много надо. — Она повернулась, на лице улыбка.
— Подумаешь, свадьба! А что после свадьбы? — Сменившая Лукрецию Маттиа Кастеллини была ничего, но Тессе хотелось и дальше работать вместе с подругой.
Лукреция вздохнула:
— А после свадьбы, надеюсь, пойдут детишки.
— Мы наверняка придумаем способ совместить…
Лукреция качнула головой:
— Тесса, я счастлива. По-настоящему. Вот когда мне самой захочется, тогда и вернусь.
— Ладно, но знай, что, когда тебе этого захочется, предложение будет в силе, — сказала Тесса. Она опасалась, что Лукреция затаила обиду, но втайне лелеяла надежду, что домашние хлопоты ей наскучат и Лукреция все-таки одумается.
Та еще раз прошлась по комнате.
— Тоскую по оксфордским полам, — сказала она, перекатываясь с пятки на носок. — Скрип-скрип. Как там Крис? Насколько я понимаю, он больше не руководит кафедрой античной литературы?
— Нет, — ответила Тесса. — У него со здоровьем плохо. Весной получил тяжелую черепно-мозговую травму.
Лукреция повернула голову — совсем чуть-чуть. Нахмурилась — явно без всякой неискренности. Стояла она совсем рядом с Тессой.
— А я и не слышала, — удивилась она.
— Да, вот так, — ответила Тесса, глядя Лукреции в глаза. — Он в полубессознательном состоянии. И так глупо — упал прямо дома.
В ответ на эту сенсационную новость глаза Лукреции распахнулись шире прежнего.
— О господи, прямо поверить не могу! А какие прогнозы?
— Поврежден ствол головного мозга. Врачи это называют бодрствующей комой. Рассчитывают на улучшение, но речь к нему вряд ли вернется.
— Да, ну и трагедия, — сказала Лукреция. — Знаю, он с тобой поступил по-свински, но ты, полагаю, все равно за него переживаешь. В какой-то момент вы были так близки.
На миг все конечности Тессы онемели от ужаса, дыхание почти пресеклось. Комната крутанулась, Тесса постаралась дышать ровно, Лукреция же вновь сосредоточилась на мраморном пресс-папье. Пройдет, пройдет, все пройдет, Тесса знала — и прошло.
— Все в порядке? — спросила Лукреция.
— Э-э… да, — выдавила Тесса. Вспомнила вежливого полицейского, который расспрашивал ее в больничном вестибюле, пока Крису делали срочную трепанацию черепа. Полицейские побеседовали со всеми административными сотрудниками Вестфалинга, в том числе и с Сельмой; та подтвердила, что попросила Тессу сходить к Крису. Анализы показали высокую концентрацию алкоголя в крови, удар по виску вполне мог быть получен при падении о тупой край ванны, а рана на черепе — от угла аптечки.
Лукреция вгляделась в Тессу, взяла в руки пресс-папье.
— Мне всегда нравилась эта статуя Аполлона с Дафны. Очень красивая история.
— Да еще и красиво рассказанная.
— Уж такой ее любил. А страсть — это вообще в моем духе. — Не знаю, помнишь ли ты, чем кончилось дело.
— Конечно, помню, — ответила Лукреция, проводя по шершавым поножам из коры на голой голени Дафны.
— Мне эта история тоже когда-то казалась красивой, — сказала Тесса. — Но, если вчитаться, речь идет о попытке изнасилования. Собственно говоря, будь на свете хоть какая-то справедливость, это его следовало бы подвергнуть терминальной метаморфозе.
— Тут есть большое «но», — заметила Лукреция, ставя статуэтку на место. Улыбнулась. — Мне пора. Встречаюсь с Альберто в Лондоне.
Тесса проводила ее до домика портера, сказала, что страшно рада была повидаться, что очень утешена хотя бы половинным успехом их встречи, повторила, чтобы Лукреция обязательно дала знать, если передумает; Лукреция ушла, и по ее виду Тесса пришла к выводу, что ошибалась, полагая, что Лукреция ей позвонит. Тесса постояла у ворот Вестфалинга, посмотрела, как Лукреция уходит вдаль по Паркс-роуд, под кронами желтовато-бурых лондонских платанов; порхнул на землю лист, другой; какой-то турист содрал пласт коры с ближайшего дерева; Лукреция не оглядывалась. Тесса вошла в калитку и внезапно вспомнила, что, когда поедет к Крису, нужно купить огурец: тем самым она проявит заботу, ведь он всегда любил воду с огуречным вкусом.
КОНЕЦ