– Но этого не случится, аба, – возразил Али. – Шафиты не дураки. Они просто хотят лучшей жизни. Они хотят иметь возможность работать и жить в домах, которые не трещат по швам. Заботиться о своих семьях и не бояться, что их детей похитят, потому что какой-то чисто…
Гасан перебил:
– Когда придумаешь, как обеспечить работой и крышей над головой тысячи джиннов, дай мне знать. Но если облегчить им их существование, они станут плодиться еще быстрее.
– Так отпусти их. Пусть они попытают счастья в мире людей.
– Пусть наделают там шума, ты хотел сказать, – отец покачал головой. – Это исключено. Может, они и выглядят как люди, но во многих еще сидят магические способности. Мы только навлечем на себя проклятие очередного Сулеймана. Тут нет простого ответа, Ализейд, – вздохнул он. – Нам остается только искать равновесие.
– Но какое же это равновесие, – упирался Али. – Мы отдаем предпочтение огнепоклонникам вместо шафитов, защищать которых пришли сюда наши предки.
Гасан встрепенулся.
– Огнепоклонникам?
Слишком поздно Али вспомнил, что Дэвы ненавидели это прозвище.
– Я не хотел…
– Тогда никогда больше не произноси этих слов в моем присутствии. – Его глаза метали молнии. – Дэвы находятся под моей защитой так же, как и наше родное племя. Меня не интересует, какую веру они исповедуют. – Он всплеснул руками. – Как знать, может, они и правы, что придают чистоте крови такое значение. Сколько лет живу на свете, и мне ни разу не встречался дэв-шафит.
Они их, наверное, душат прямо в колыбели. Но Али не стал говорить этого вслух. Было бы неразумно с его стороны развивать эту тему дальше.
Гасан провел рукой по мокрому подоконнику и стряхнул капли воды, собравшиеся на пальцах.
– Здесь вечно сыро. И холодно. Сто лет я не был в Ам-Гезире, и все равно, просыпаясь каждое утро, я тоскую по жарким пескам. – Он снова глянул на Али. – Это не наш дом. Он никогда им не будет. Этот город всегда будет принадлежать в первую очередь Дэвам.
Это мой дом. Али привык к сырости Дэвабада, ему нравилось многообразие джиннов, наводнявших его улицы. Когда ему случалось бывать в Ам-Гезире, он вечно чувствовал себя не в своей тарелке и всегда смущался своей полу-Аяанле внешности.
– Это их дом, – продолжал Гасан. – А я их король. Я не позволю шафитам, которые расплодились безо всякого участия Дэвов, угрожать им в собственном доме. – Он повернулся посмотреть на Али. – Как каид ты обязан с этим считаться.
Али опустил глаза. Он не мог считаться с тем, с чем был категорически не согласен.
– Прости мне эту дерзость.
Он подозревал, что Гасан ждал другого ответа. Отец еще пару секунд не сводил с него проницательного взгляда, а потом внезапно пересек комнату и остановился перед деревянным стеллажом на противоположной стене.
– Иди сюда.
Али подошел. Гасан снял с верхней полки продолговатый лакированный черный футляр.
– Я получаю исключительно лестные отзывы из Цитадели о твоем прогрессе, Ализейд. У тебя острый ум, склонность к военным наукам, и ты один из лучших фехтовальщиков своего поколения. С этим никто не станет спорить. Но ты еще юн.
Гасан сдул с футляра пыль, поднял крышку и снял с подложки из тончайшей ткани серебряную стрелу.
– Знаешь, что это?
Али, несомненно, знал.
– Последняя стрела, выпущенная Афшином.
– Согни ее.
Удивившись просьбе, Али взял у него стрелу. Она казалась совершенно невесомой, но, как он ни бился, ему не удавалось ее согнуть. Даже после стольких лет серебро сверкало как новое, и только острый наконечник потускнел от крови. Крови, которая бежала и в венах Али.
– Афшины тоже были хорошими солдатами, – мягко сказал Гасан. – Возможно, лучшими воинами среди джиннов. Но теперь они мертвы, их предводители Нахиды мертвы, а наш народ правит Дэвабадом уже четырнадцать веков. Хочешь знать почему?
Потому что они были неверными и Бог привел нас к победе? Али прикусил язык. Если бы он сказал такое вслух, стрела покрылась бы свежим слоем крови Кахтани.
Гасан забрал у него стрелу.
– Потому что они сами были такими же, как эта стрела. Как ты. Не желали прогибаться и признавать, что не все на свете вписывается в их идеальную картину мира, – он убрал стрелу в футляр и захлопнул крышку. – Чтобы быть каидом, мало быть просто хорошим солдатом. Бог даст, мы с Ваджедом еще добрых сто лет будем пить вино и разбираться с назойливыми просителями, но однажды Мунтадир станет королем. И когда ему понадобится совет, когда ему понадобится обсудить государственные тайны, которые можно доверить только родной крови, тогда ему понадобишься ты.
– Да, аба.
Али уже был готов сказать что угодно, лишь бы уйти отсюда. Что угодно, лишь бы скрыться от расчетливого взгляда отца.
– И последнее. – Отец отошел от стеллажа. – Ты переезжаешь во дворец. Немедленно.
Али разинул рот.
– Но Цитадель – мой дом.
– Нет, мой дом – это твой дом, – раздраженно отрезал Гасан. – Здесь твое место. Пора тебе начинать посещать придворные собрания. Хоть посмотришь, как работает мир вне твоих книжек. Да и я смогу за тобой приглядывать. Мне не нравятся твои рассуждения о Дэвах.
Али похолодел от ужаса, но отец не стал развивать тему.
– Можешь идти. Когда устроишься, жду тебя при дворе.
Али кивнул и поклонился. Он еле сдерживался, чтобы опрометью не броситься на выход.
– Мир твоему дому.
Только он вырвался из кабинета в коридор, как столкнулся с братом.
Мунтадир усмехнулся и крепко его обнял.
– Поздравляю, ахи. Готов поспорить, из тебя получится ужасно грозный каид.
– Спасибо, – пробормотал Али.
Он только что стал свидетелем смерти своего близкого друга. То, что вскоре ему предстоит взвалить на себя ответственность за безопасность города, он еще не успел переварить.
Мунтадир не заметил состояния брата.
– Отец поделился с тобой хорошей новостью? – когда Али только нечленораздельно промычал в ответ, он пояснил: – Ты переезжаешь обратно во дворец!
– Ах, это, – Али нахмурился.
Брат перестал улыбаться.
– Ты как будто не рад.
Услышав обиду в голосе Мунтадира, Али стало стыдно.
– Дело не в этом, Диру. Просто… это было тяжелое утро. Замещение Ваджеда, оружие… – Он вздохнул. – К тому же мне всегда было… – он поискал слова, которые не оскорбили бы разом всех приближенных своего брата, – …не по себе среди придворных.
– Все будет в порядке. – Мунтадир обнял Али за плечи, уводя его за собой по коридору. – Держись рядом со мной, и я постараюсь, чтобы ты был втянут только в самые сладкие скандалы. – Он рассмеялся в ответ на испуганный взгляд Али. – Пойдем. Мы с Зейнаб подобрали тебе апартаменты у самого водопада, – они свернули за угол. – Там самая скучная обстановка и самые рудиментарные удобства. Будешь чувствовать себя как… ого.
Братья остановились как вкопанные. Идти дальше было некуда. Прямо у них на пути стояла стена. Во всю ее ширину горела самоцветами фреска.
– Это… – протянул слабым голосом Мунтадир, – …что-то новенькое.
Али подступил ближе.
– А вот и нет… – сказал он негромко, узнав сюжет из давнего урока истории. – Это одна из старых фресок Нахид. До войны они украшали дворцовые стены.
– Но вчера ее тут не было.
Мунтадир коснулся яркого солнца на рисунке. Оно сверкнуло у него под ладонью, и оба отпрянули.
Али боязливо разглядывал фреску.
– А ты еще спрашиваешь, почему я не горю желанием перебираться в дом, где хозяйничают мертвые Нахиды?
Мунтадир скорчил мину.
– Обычно все не так плохо. – Он кивнул на одну из фигур на потрескавшемся гипсе. – Ты знаешь, кто это?
Али присмотрелся. Фигура была похожа на человека – мужчину со струящейся белой бородой и серебряным нимбом вокруг головы в короне. Он стоял на фоне алеющего солнца, положив одну руку на спину ревущего шеду, а другой обхватив посох с восьмиконечной печатью. Точно такой же формы, как на виске Гасана.
– Это Сулейман, – догадался Али. – Мир его дому.
Он изучил остальную картину.
– По-моему, здесь изображено вознесение Анахид, когда она получила свой дар и Сулейманову печать.
Кафтан Сулеймана был залит синей краской.
– Странно, – отозвался Мунтадир. – Любопытно, почему именно сегодня фреска решила исправить ошибку четырнадцативековой давности.
Али сжал губы. Его взгляд упал на склоненную женскую фигуру у ног Сулеймана. Видна была только ее спина, но вытянутые кончики ушей выдавали в ней джинна. Точнее, дэва. Анахид. Прародительница своего рода.
По его позвоночнику пробежала дрожь.
– Не знаю. Но, думаю, нам стоит ее уничтожить.
7Нари
– Подними руку выше.
Нари подняла локоть и покрепче стиснула кинжал.
– Вот так?
Дара нахмурился.
– Нет.
Он подошел ближе и поправил положение ее руки. Дымный запах защекотал ей ноздри.
– Расслабься. Ты должна почувствовать себя свободнее. Ты бросаешь нож, а не забиваешь человека палками.
Он задержал руку на ее локте, согревая ее шею своим дыханием. Нари задрожала. О расслаблении было проще сказать, чем сделать, когда привлекательный дэв был так близко. Только когда он отошел, она смогла сосредоточиться на узловатом стволе дерева. Нари бросила нож, тот просвистел мимо цели и приземлился где-то в кустах.
Она выругалась, а Дара расхохотался.
– Не уверен, что нам удастся сделать из тебя приличного воина.
Он протянул руку, и кинжал прилетел к нему в раскрытую ладонь.
Нари посмотрела на него с завистью.
– Научишь меня так?
Он вручил ей нож.
– Нет. Сколько раз я тебе говорил…
– …магия непредсказуема, – подхватила она и снова швырнула нож.
Она готова была поклясться, что на этот раз клинок приземлился ближе к дереву, или же она просто выдавала желаемое за действительное.
– Ну и что? Неужели ты меня боишься?
– Да, – ответил он честно. – Откуда мне знать, вдруг ты запустишь в нас полсотни таких ножей?