Нари одобрительно улыбнулась.
– Ты должен отдать ему должное: со стороны Сулеймана это был гениальный ход.
– Может, и так, – ответил Дара. – Но будь он хоть трижды гением, Сулейман не учел последствий, возникших после получения моим народом смертных человеческих тел.
Человечки стали множиться, строить деревни и длинными караванами расползаться по широкому миру. В дымовых облаках то и дело шныряли миниатюрные ковры-самолеты.
– Какие последствия? – не поняла Нари.
Он шутливо улыбнулся, но улыбка не касалась его глаз.
– Мы могли спариваться с людьми.
– И производить на свет шафитов, – догадалась она. – Таких, как я.
Дара кивнул.
– Имей в виду, что это было строжайше запрещено, – он вздохнул. – Ты, наверное, уже догадалась, что моя раса не сильна в следовании правилам.
– И, видимо, эти шафиты начали быстро расти в числе.
– Не то слово. – Он обвел рукой дымчатую карту. – Как я и говорил, магия непредсказуема.
Миниатюрный город в Магрибе заполыхал огнем.
– А в неумелых руках нечистокровных магов она становилась еще более непредсказуемой.
Огромные корабли причудливых конфигураций поплыли по Красному морю, крылатые коты с человеческими лицами запорхали над Индостаном.
– И хотя многим шафитам вообще не достается волшебных сил, некоторым их хватает для того, чтобы навлечь на человечество ужасные трагедии.
Вроде того, чтобы натравить стаю гулей на Каир и выманивать у турецких пашей их денежки? Тут Нари нечего было возразить.
– Но разве дэвам, или джиннам, или как вы тогда себя называли… разве вам было не все равно? – поинтересовалась она. – Я думала, твоя раса не питает особой любви к человечеству.
Дара согласился.
– Все так, но Сулейман ясно дал нам понять, что на его место придет новый человек и снова покарает нас, если мы ослушаемся его законов. Совет Нахид долгие годы пытался урегулировать шафитский вопрос. И в итоге постановил, чтобы всех людей с подозрением на волшебную кровь привели в Дэвабад, где они заживут новой жизнью.
Нари замерла.
– Совет Нахид? Я думала, это Кахтани…
– Скоро я дойду и до них, – перебил ее Дара непривычно ледяным тоном.
У него слегка заплетался язык, но он глотнул еще вина. Кубок никогда не осушался, так что Нари не могла даже представить, сколько он уже выпил. Во всяком случае, намного больше нее, а она уже сама захмелела.
На дымчатой карте Дэвастана, посередине черного озера, вырос город. Его стены переливались желтой медью. Прекрасное зрелище на фоне ночного неба.
– Это и есть Дэвабад? – спросила она.
– Дэвабад, – подтвердил Дара. Он смотрел на миниатюрный город с тоской в потускневших глазах. – Наш великий город. Там Анахид построила свой дворец, где и правили страной ее потомки, пока не были свергнуты.
– Дай угадаю… похищенными шафитами, которых не выпускали за ворота?
Дара покачал головой:
– Нет. Ни одному шафиту не было бы такое под силу.
– Тогда кто?
Дара помрачнел.
– А кто нет?
Нари непонимающе нахмурилась, и он объяснил:
– Другие племена никогда особо не считались с указом Сулеймана. Вслух они, конечно, соглашались, что люди и Дэвы должны существовать порознь, но именно они плодили шафитов.
Он кивнул на карту.
– Хуже всех были Гезири. Они были очарованы людьми из своих земель, стали почитать их пророков и перенимать их культуру. Было неизбежно, что рамки дозволенного иногда переступались. Гезири были самым нищим племенем. Кучка религиозных фанатиков, уверовавших, что деяния Сулеймана стали не проклятием, а благодатью для нашей расы. Они часто отказывались выдавать своих шафитов, и, когда Совет Нахид ужесточил порядки по исполнению шафитских законов, Гезири это совсем не понравилось.
Черный рой закружился в Руб-аль-Хали, неприступной пустыне на севере Йемена.
– Они окрестили себя джиннами, – сказал Дара. – Этим словом называли нашу расу люди в тех краях. А когда их предводитель, Зейди аль-Кахтани, стал призывать к набегу, его поддержали и остальные племена. – Черная туча разрослась до непомерных величин и опустилась на Дэвабад, кляксой ложась на озеро. – Зейди сверг Совет Нахид и похитил Сулейманову печать. Его потомки правят Дэвабадом и по сей день. – Последние слова он буквально проскрежетал.
На глазах у Нари город постепенно чернел.
– Как давно это было?
– Около четырнадцати веков назад.
Дара плотно сжал губы. На карте из дыма миниатюрный, почерневший, как уголек, Дэвабад рухнул.
– Четырнадцать веков назад? – Она поглядела на дэва, подмечая его напряженную позу и угрюмое выражение на таком красивом лице. Что-то шевельнулось в ее памяти. – Это ведь… та война, которую вы обсуждали с Хайзуром? – У нее отвисла челюсть. – Ты же сказал, что был ее свидетелем?
Он залпом выпил все вино.
– От тебя ничего нельзя утаить, да?
У Нари от такого потока информации закружилась голова.
– Но как же так? Ты ведь сказал, джинны живут всего несколько столетий!
– Это неважно. – Он отмахнулся от нее, только его движения казались не такими плавными, как обычно. – Мое прошлое – мое личное дело.
Она опешила.
– Думаешь, этот король не потребует объяснений, когда мы заявимся в Дэвабад?
– Я не войду в Дэвабад.
– Как? Я думала… куда мы тогда направляемся?
Дара отвел взгляд.
– Я доведу тебя до городских ворот. Оттуда ты сама найдешь путь во дворец. Поверь мне на слово, одна ты получишь лучший прием.
Нари отпрянула от изумления и неожиданной обиды.
– Ты бросишь меня на произвол судьбы?
– Я тебя не бросаю! – воскликнул Дара и взмахнул руками, резким жестом указывая на склад оружия за спиной. – Нари, какое прошлое, по-твоему, связывает меня с их народом? Я не могу вернуться.
Она разозлилась и вскочила на ноги.
– Ты трус, – упрекнула она. – Тогда у реки ты специально не сказал мне всей правды, и ты это знаешь. Я бы ни за что не согласилась идти в Дэвабад, если бы с самого начала знала, что ты так боишься джиннов и собираешься…
– Я не боюсь джиннов. – Сверкая глазами, Дара тоже вскочил с места. – Я душу отдал за Нахид! Я не хочу провести целую вечность, прохлаждаясь в темницах и слушая, как джинны высмеивают их за лицемерие.
– Но они и были лицемерами – взгляни на меня! Я – живое тому доказательство!
Он рассвирепел.
– Поверь мне, я все вижу, – рявкнул он.
Слышать такое было бесспорно больно.
– Так вот в чем дело? Ты меня стыдишься?
– Я… – Дара покачал головой. Раскаяние на миг промелькнуло в его глазах, но он поспешил отвернуться. – Нари, ты не жила в моем мире. Ты не можешь понять.
– И слава богу! Похоже, что в твоем мире от меня избавились бы, не дожидаясь моего первого дня рождения!
Дара ничего не сказал, и его молчание было красноречивее любых слов. У Нари внутри все перевернулось. Она считала своих предков благородными целителями, но Дара обрисовал куда более печальную картину.
– Что ж, тогда я рада вмешательству джиннов, – проговорила она хриплым голосом. – Надеюсь, они отомстили за всех шафитов, убитых моими предками!
– Отомстили? – Дара засверкал глазами, и дым заклубился из-под его воротника. – Когда Зейди аль-Кахтани вторгся в город, он вырезал всех Дэвов до последнего – мужчин, женщин и детей. Моя семья жила в этом городе. Моя сестра была вдвое младше тебя!
На его лице было написано такое горе, что Нари пошла на попятную.
– Прости. Я не…
Но Дара уже отвернулся от нее и направился к их вещам, так стремительно, что трава сгорала под его стопами.
– Я не хочу ничего слышать. – Он подхватил с земли свою торбу, закинул за плечо лук и колчан стрел и смерил ее недружелюбным взглядом. – Если ты думаешь, что твои предки – мои предводители – такие чудовища, а Кахтани такие молодцы… – Он дернул головой, кивая на всепоглощающую темень. – В следующий раз попробуй спеть джинну, пусть он тебя спасает.
А потом, прежде чем Нари успела ему ответить или хотя бы сообразить, что происходит, он зашагал прочь и скрылся в ночи.
8Али
Где он?
Али вышагивал перед отцовским кабинетом. Мунтадир обещал встретиться с ним здесь перед придворным собранием, но время уже поджимало, а его непунктуального брата до сих пор где-то носило.
Он бросил нервный взгляд на закрытую дверь кабинета. Джинны целый день входили и выходили, но Али никак не мог заставить себя переступить порог. Он чувствовал, что не готов к первому дню придворной службы, а вдобавок он всю ночь проворочался без сна. Огромная кровать в его теперешних роскошных покоях казалась слишком мягкой и была завалена возмутительным количеством расшитых бисером подушек. Али удалось заснуть, только устроившись на полу, и потом он до утра видел кошмары, в которых его бросали на растерзание каркаданну.
Али вздохнул. Он еще раз посмотрел по сторонам. Мунтадира по-прежнему не было.
Переступив порог кабинета, он застал отца в рабочей суете. Писцы и секретари, прихватив охапки свитков, сновали мимо кучи министров, споривших на дюжине разных языков. Отец сидел за столом и внимательно слушал Каве, в то время как один слуга водил у него над головой жаровней с курящимся фимиамом, а другой поправлял белый воротничок его дишдаши, поверх которой был надет безупречный черный кафтан.
Пока Али оставался незамеченным и был этому только рад. Чуть не врезавшись в виночерпия, он вжался в стену.
Как будто по предварительно оговоренному сигналу, сборище стало рассасываться. Слуги улизнули, а министры с секретарями двинулись к дверям, ведущим к королевскому тронному залу. Али видел, как Каве сделал какую-то пометку на бумаге и кивнул.
– Непременно передам верховным жрецам, что… – заметив Али, он осекся и резко выпрямился. Он рассвирепел. – Это что, шутка?
Али не мог взять в толк, где он уже успел оступиться.