Али уставился на мальчишку. Но что, если он говорит правду?
– Принц Ализейд, – поторопил Абу Нувас. Языки огня извивались в пальцах металлурга.
Али как будто не слышал Абу Нуваса. У него перед глазами стоял Анас.
Это меня должны казнить. Али выронил свиток. Из присутствующих я имею к «Танзиму» самое непосредственное отношение.
– Каид, мы ждем.
Когда Али не ответил, Абу Нувас повернулся к металлургу.
– Начинай, – бросил он.
Тот кивнул и сделал шаг вперед. Его тлеющие черные руки раскалились до жарко-алого цвета железа на наковальне. Он взялся за край лодки.
Эффект был незамедлительным. Бронза засветилась, и босые шафиты начали вскрикивать. Многие прыгнули в озеро сразу же. Там их ждала более легкая смерть. Некоторые продержались на пару секунд дольше, но долго никто не раздумывал. Все всегда происходило быстро.
Только не в этот раз. Ровесник Али, мальчишка, просивший его о пощаде, замешкался, и, когда он попытался прыгнуть за борт, жидкий металл уже успел лизнуть ему ноги. Мальчишка оказался в западне. Испугавшись, он схватился за борт, надеясь перемахнуть через перила.
Это было ошибкой. Борт лодки плавился так же, как и палуба. Зачарованный металл вцепился ему в руки, и мальчишка закричал, пытаясь высвободиться.
– А-а-а-а! Нет, Боже, нет… только не это!
Он снова закричал. Его крик, как вой раненого, напуганного зверя, проник Али в самое сердце. Вот почему все сразу прыгали в воду и почему этот метод казни вселял такой ужас в сердца шафитов. Если ты не наберешься мужества, чтобы сигануть в беспощадную воду, ты будешь медленно жариться в расплавленной бронзе.
Али не выдержал. Никто не заслуживал такой смерти. Он стянул сапоги и обнажил зульфикар, оттолкнув металлурга с дороги.
– Ализейд! – крикнул Абу Нувас, но Али уже забирался на лодку.
Он зашипел. Металл жег сильнее, чем предполагал Али. Но он был чистокровным джинном: понадобится что-то посильнее жидкой бронзы, чтобы причинить ему вред.
Юный шафит застрял в положении на четвереньках, вперившись взглядом в горячий металл. Он не заметит удара. Али поднял зульфикар, нацелившись в сердце обреченному юноше.
Но он опоздал. Колени юноши подкосились, и волна жидкого металла плеснула ему на спину, мгновенно затвердев. Лезвие Али беспомощно стукнулось о бронзу. Закричав громче прежнего, мальчишка задергался и стал вырываться в тщетной попытке понять, что происходит у него за спиной. Леденея от ужаса, Али занес зульфикар.
Шея мальчишки пока была не тронута металлом.
Он не стал долго раздумывать. Он снова опустил зульфикар, оружие, вспыхнув, ожило, и огненное лезвие рассекло шею мальчишки с легкостью, от которой у Али все перевернулось внутри. Голова покатилась, и наступила благодатная тишина, которую нарушало только бешеное биение его сердца.
Он судорожно перевел дыхание, боясь рухнуть в обморок. Было невыносимо смотреть на эту кровавую сцену. Прости меня, Господи.
Шатаясь, Али спустился с лодки. Все отводили от него взгляд. Его форма была запачкана кровью шафита. Алый цвет на белоснежном набедреннике. Рукоять зульфикара была липкой.
Не обращая внимания на своих подчиненных, он молча двинулся к лестнице, ведущей к улице. Он не преодолел и половины ступенек, когда тошнота все-таки взяла свое. Али упал на колени, слыша в голове крики мальчишки, и его вывернуло наизнанку.
Закончив, он сел, прислонившись к прохладным камням, и остался сидеть в одиночестве, весь дрожа, на темной лестнице. Он понимал, что будет опозорен, если его застанут в таком положении: городского каида рвет и бьет дрожь только оттого, что он казнил заключенного. Но ему было все равно. Разве у него осталась хоть капля чести? Он стал убийцей.
Али размазал по лицу слезы и потер зудящее место на щеке, с ужасом догадавшись, что это кровь убитого юноши сохнет на его горячей коже. Он судорожно вытер руки о грубую материю набедренника и стер с лица кровь хвостом форменного тюрбана каида.
Он замер, уставившись на красную ткань у себя в руках. Он столько лет мечтал, как однажды наденет этот тюрбан, он всю жизнь готовился занять этот пост.
Он размотал тюрбан и бросил в пыль.
И пусть отец лишит меня всех титулов. Пусть отправит меня в изгнание в Ам-Гезиру. Все неважно.
С Али хватит.
Придворное собрание давно было окончено к тому моменту, когда Али добрался до дворца. В отцовском кабинете было пусто, но он услышал музыку в саду. Он спустился на звук и нашел отца. Тот лежал на подушках у тенистого пруда. Под рукой у него стояли бокал вина и кальян. Две женщины играли на лютне, но здесь же рядом стоял и писец, зачитывая что-то с развернутого свитка. Птица с чешуей и дымчатыми крыльями, волшебная родственница человеческих почтовых голубей, сидела у него на плече.
Гасан поднял взгляд на Али. Серые глаза скользнули по его непокрытой голове, окровавленной одежде и босым ногам. Он изогнул темную бровь.
Писец поднял голову и подскочил при виде принца в крови, спугнув птицу, которая улетела на соседнее дерево.
– Мне… мне нужно с тобой поговорить, – выдавил из себя Али, чувствуя, как в присутствии отца решимость покидает его.
– Я вижу.
Гасан махнул рукой писцу и музыкантам.
– Оставьте нас.
Музыканты быстро собрали свои лютни и осторожно протиснулись мимо Али. Писец, не говоря ни слова, вложил свиток в руку его отцу. Сломанная восковая печать была черного цвета: королевская почта.
– Мунтадир пишет из похода? – спросил Али, потому что страх за брата затмевал все остальные тревоги.
Гасан подозвал его ближе и вручил свиток.
– Ты у нас ученый, не так ли?
Али пробежал послание взглядом и испытал одновременно облегчение и разочарование.
– Никаких следов ифритов.
– Никаких.
Он продолжил чтение и выдохнул, успокаиваясь.
– Ваджед наконец нагнал их. Слава Всевышнему.
Старый прожженный вояка был вполне себе ровней Дарая-вахаушу. Али дочитал до конца и нахмурился.
– Они направляются в Бабили? – спросил он удивленно.
Город Бабили стоял на самой границе с Ам-Гезирой, и Али не нравилось думать о том, что Бич-Афшин находится в такой близости от его родины.
Гасан кивнул.
– В прошлом там иногда замечали ифритов. Стоит разведать.
Али насупился и швырнул свиток на низкий столик поблизости. Гасан откинулся на подушки.
– Ты с чем-то не согласен?
– Да, – горячо ответил Али, даже не скрывая своего огорчения. – Никаких ифритов они там не найдут, одни только выдумки Афшина. Не следовало тебе отправлять с ним Мунтадира на эту бессмысленную авантюру.
Король похлопал подушки рядом с собой.
– Присядь, Ализейд. Ты с ног валишься, – он налил в небольшую керамическую чашку воды из кувшина. – Пей.
– Я в порядке.
– По тебе не скажешь, – он протянул чашку Али.
Тот сделал глоток, но упрямо оставался стоять на ногах.
– Мунтадиру ничто не угрожает, – заверил Гасан. – С ними поехали две дюжины моих лучших солдат. Ваджед теперь с ними. И потом Дараявахауш не посмеет навредить ему, пока бану Нахида под моей протекцией. Он не станет ею рисковать.
Али отрицательно покачал головой.
– Мунтадир не обучен боям. Нужно было отправить меня.
Отец рассмеялся.
– Еще чего не хватало. Афшин придушил бы тебя в первый же день, и мне пришлось бы объявлять ему войну, даже если бы ты сам нарвался. У Мунтадира есть шарм, и он станет королем. Ему нужно больше времени проводить, управляя своей армией, а не горланя пьяные песни. Если откровенно, мне самому необходимо было развести Дараявахауша и его девчонку по разным углам, а если уж он сам додумался сбежать? – Он пожал плечами. – Мне же лучше.
– Ах да. Потерянная дочь Манижи, – кисло протянул Али. – Которая так пока никого и не исцелила.
– А вот и нет, Ализейд, – возразил Гасан. – Ты зря не следишь за свежими дворцовыми сплетнями. Не далее как сегодня утром бану Нари неудачно упала, выходя из ванны. Должно быть, невнимательная служанка оставила на полу мыло. У Нари треснул череп прямо на глазах у полудюжины женщин. Такая травма стала бы фатальной для обычной девушки, – Гасан замолчал, давая время Али переварить услышанное. – Она исцелилась в считаные секунды.
От расчетливости в отцовском голосе кровь стыла в жилах.
– Понятно.
Али сглотнул, но мысль о том, что его отец подстраивает девушкам в банях несчастные случаи, напомнила ему о первоначальной цели своего визита.
– Когда, по-твоему, возвращаются Мунтадир и Ваджед?
– Через несколько месяцев, даст Бог.
Али сделал еще глоток воды и отставил чашку, набираясь храбрости.
– Тогда тебе придется найти кого-то другого для исполнения обязанностей каида.
Отец посмотрел на него, как будто вся ситуация его забавляла.
– Неужели?
Али показал кровь на форме.
– Мальчик молил сохранить ему жизнь. Уверял, что просто торговал цветами на мидане. – У Али дрогнул голос, но он продолжал: – Он не мог выбраться из лодки. Мне пришлось отрубить ему голову.
– Он был виновен, – хладнокровно заметил отец. – Они все виновны.
– В чем? Что оказались на площади, когда твоя сплетня вылилась в мятеж? Это несправедливо, аба. Ты поступаешь с шафитами несправедливо.
Король долго смотрел на него с необъяснимым выражением в глазах, а потом встал.
– Прогуляемся, Ализейд.
Али подумал. Сначала неожиданный визит в приют «Танзима», потом тайный склеп Нахид… Он начинал ненавидеть, когда его куда-то вели. И все-таки он пошел за отцом, который направился к мраморной лестнице, ведущей на верхние ярусы зиккурата.
Гасан кивнул двум стражникам на втором этаже.
– Ты уже навещал бану Нахиду?
Бану Нахиду? Какое отношение эта девчонка имела к его обязанностям каида? Али отрицательно покачал головой.
– Нет. С какой стати?
– Я надеялся, что ты завяжешь с ней дружбу. Ты же так любишь все человеческое.