– Я, кажется, вообще ничего не понимаю.
– Им нужна твоя слабость, Нари. Ты дочь бану Манижи. Ты ворвалась в Дэвабад под руку с Дараявахаушем э-Афшином в тот день, когда толпа шафитов чуть не разгромила сектор Дэвов. Ты чуть не убила женщину просто потому, что была раздражена… Ты не заметила, что в тот день тебе удвоили охрану? И ты думаешь, что Кахтани будут способствовать твоему обучению? – Низрин наградила ее скептическим взглядом. – Радуйся, что на тебя не надевают железные кандалы, когда ты ходишь на встречи с их принцем.
– Я… – Нари была озадачена. – Но мне предоставили лазарет. И помиловали Дару.
– Королю пришлось помиловать Дараявахауша – он слишком любим нашим народом. Если бы Кахтани тронули хоть волос на его голове, взбунтовалась бы половина города. А лазарет… это всего лишь символ. Как и ты сама. Королю нужна целительница Нахида так же, как пастуху нужна овчарка: они бывают очень полезны, но всегда полностью во власти хозяина.
Нари одеревенела от злости.
– Я не чья-нибудь овчарка.
– Нет? – Низрин скрестила руки, все еще выпачканные в крови и пепле. – Тогда почему ты играешь им на руку?
– Что ты имеешь в виду?
Низрин подошла ближе.
– Ни для кого не секрет, что ты не можешь добиться успехов в лазарете, дитя, – предостерегла она. – Ты абсолютно проигнорировала Дэвов, которые собрались в Великом храме, чтобы посмотреть на тебя, и сбежала, не сказав никому ни слова. Ты не разжигаешь купель, прилюдно ешь мясо, все свободное время проводишь с этим изувером Кахтани… – Ее лицо стало мрачнее тучи. – Нари, неверность – не пустой звук для нашего племени. Мы слишком много выстрадали из-за наших врагов. Дэвов, которых подозревают в коллаборационизме… ждет нелегкая жизнь.
– В коллаборационизме? – не могла поверить Нари. – Не ссориться с представителями власти – это не коллаборационизм, Низрин. Это здравый смысл. А если то, что я съем шашлык, разбередит нервы сплетничающих огнепоклонников…
Низрин ахнула.
– Что ты сказала?
Слишком поздно Нари вспомнила, как ненавидели Дэвы это прозвище.
– Да ладно тебе, Низрин. Это просто слова. Ты знаешь, что я…
– Это не просто слова! – Бледные щеки Низрин пошли красными пятнами. – Это оскорбление, которое веками используют для того, чтобы демонизировать наше племя. Это они плюют нам в лицо, когда срывают вуали с наших женщин и избивают наших мужчин. Это вменяют нам в вину власти, когда хотят вломиться в наши дома и конфисковать имущество. И уж кто-кто, но чтобы ты так говорила…
Ее помощница встала и ушла вглубь лазарета, сцепив руки за головой. Потом она снова строго посмотрела на Нари.
– Ты хотя бы хочешь совершенствоваться? Сколько раз я повторяла тебе, как в лечении важно намерение? Как принципиальна вера при использовании магии? – Она раскинула руки, обводя весь лазарет разом. – Ты веришь здесь хоть во что-нибудь, Нари? Ты хотя бы заботишься о нашем народе? О нашей культуре?
Нари опустила глаза, стыдливо краснея. Нет. Она ненавидела себя за то, как быстро ей пришел в голову ответ, но это был честный ответ.
Низрин почувствовала ее дискомфорт.
– Так я и думала.
Она взяла смятое одеяло, забытое на кровати шейха, и безмолвно накрыла его тело, слегка задержавшись пальцами на его лбу. Когда она подняла глаза на Нари, в них читалось полное опустошение.
– Как ты можешь быть бану Нахидой, когда тебя ни капельки не интересует образ жизни, созданный твоими предками?
– Если я посыплю голову пеплом и полдня проторчу у купели огня, я стану лучшей целительницей? – Нари хмуро оттолкнулась от умывальника. Может, Низрин показалось, у Нари недостаточно переживаний после смерти шейха? – У меня соскользнула рука, Низрин. Она соскользнула, потому что мне нужно было сто раз попрактиковаться, прежде чем меня подпустили бы к такой процедуре!
Нари понимала, что ее заносит, но она была потрясена и расстроена, и ей уже поперек горла стояли все эти нереалистичные ожидания, которые свалились ей на голову, как только она переступила границу Дэвабада, и она продолжала:
– Хочешь знать, что я думаю о религии Дэвов? Я думаю, что это надувательство. Набор неоправданно сложных ритуалов, выдуманных для того, чтобы вы боготворили тех, кто все это сочинил. – Она зло скомкала в руках фартук. – Неудивительно, что войны выиграли джинны. Дэвы были так заняты, меняя масло в лампах и кланяясь в ножки кучке потешающихся Нахид, что даже не заметили вторжения Кахтани, пока…
– Довольно!
У Низрин лопнуло терпение. Нари никогда не видела ее в таком гневе.
– Нахиды вызволили всю расу Дэвов из жизни в услужении человеку. Только им хватило смелости сразиться с ифритами. Они построили этот город, волшебный город, равных которому нет в целом свете, чтобы править отсюда империей, простиравшейся на все континенты. – Она подошла ближе, и ее глаза метали молнии. – А когда появились твои ненаглядные Кахтани… когда улицы почернели от крови Дэвов и воздух сгустился от криков умирающих детей и изнасилованных женщин… наше племя огнепоклонников выжило. Мы выстояли. – Ее рот брезгливо скривился. – И мы заслуживаем лучшего, чем ты.
Нари стиснула зубы. Слова Низрин задели ее за живое, но она отказывалась признавать это.
Поэтому она швырнула свой фартук Низрин под ноги.
– Удачи в поисках новой целительницы.
И потом, стараясь не смотреть на джинна, которого она только что убила, Нари развернулась и выбежала из лазарета.
Низрин последовала за ней.
– Его жена скоро придет. Ты не можешь просто так уйти. Нари! – прокричала она, когда Нари распахнула дверь в свои покои. – А ну вернись и…
Нари захлопнула дверь у нее перед лицом.
Она закрыла щеколду. В комнате было темно – купель снова погасла, – но Нари было все равно. На подгибающихся ногах она добрела до постели, упала лицом вниз на пышное одеяло и впервые за все свое пребывание в Дэвабаде, возможно, даже впервые за последние лет десять позволила себе разрыдаться.
Нари не знала, сколько прошло времени. Ей не спалось. Низрин не меньше шести раз приходила и стучалась к ней в двери, тихо умоляя ее выйти. Нари не выходила. Она свернулась клубком на кровати и невидящим взглядом смотрела на огромный пейзаж, нарисованный на стене.
Ей сказали, что это Зариаспа. Фреску написал ее дядя, хотя это семейное наименование казалось фальшивым, как никогда. Они не были ее семьей. Этот город, эта религия, это якобы родное племя… все было чужим и непонятным. Ей вдруг ужасно захотелось уничтожить картину, опрокинуть купель огня, избавиться от всех напоминаний о долге, которого она никогда себе не просила. Единственный Дэв, который был ей небезразличен, отверг ее, а с остальными она не хотела иметь ничего общего.
Как по заказу снова раздался стук в дверь. Стук чуть тише обычного, в служебную дверь, которой редко пользовались. Нари поначалу пыталась не обращать внимания, но чем дольше продолжался стук, неуемный, как течь из трубы, тем больше она начинала бушевать внутри. Наконец она отбросила одеяло, соскочила с кровати, топая, подошла к двери и рывком распахнула ее.
– Ну что еще, Низрин? – бросила она.
Но на пороге стояла не Низрин. Это был Джамшид э-Прамух, и он был до смерти перепуган.
Он ввалился без приглашения, согбенный под весом огромного мешка, переброшенного через плечо.
– Прости меня, бану Нахида, но у меня не было выбора. Он просил, чтобы я принес его прямо к тебе.
Он положил мешок на ее кровать и щелкнул пальцами. Огоньки повспыхивали между ними и осветили комнату.
На кровати лежал не мешок.
Это был Ализейд аль-Кахтани.
Нари тут же бросилась к Али. Принц был без сознания и весь в крови. Бледный пепел покрывал его кожу.
– Что случилось? – воскликнула она.
– Его ударили ножом. – Джамшид протянул ей длинный, темный от крови кинжал. – Я нашел это. Ты сможешь его исцелить?
Ее обуял страх.
– Неси его в лазарет. Я позову Низрин.
Джамшид перегородил ей дорогу.
– Он сказал обратиться только к тебе.
Нари была в шоке.
– Какая разница, что он сказал! Я еще ничего не умею. Я не стану лечить королевского сына одна в своей спальне!
– Хотя бы попытайся. Он решительно настаивал, бану Нахида, и… – Джамшид бросил взгляд на беспамятного принца и понизил голос. – В Дэвабаде, если Кахтани отдает приказ… ты его исполняешь.
Они незаметно перешли на дивастийский, и от зловещих слов на ее родном наречии у нее кровь стыла в жилах.
Нари взяла окровавленный нож и поднесла его к лицу. Он был железным, но запах ничем не намекал на яд. Она коснулась лезвия. Металл не заискрился, не вспыхнул как костер – ничто не указывало ни на какие хитроумные волшебные напасти.
– Ты, случайно, не знаешь, он проклят?
Джамшид покачал головой.
– Сомневаюсь. На него напал шафит.
Шафит? Нари подавила в себе любопытство, всецело фокусируясь на Али. Если это обычная травма, то какая разница, джинн он или нет? Ты уже лечила такие раны.
Она склонилась над Али.
– Помоги мне снять с него рубашку. Мне нужно его осмотреть.
Туника Али была изодрана в клочья, и порвать ткань не составило труда. Нари насчитала три рваные раны, среди которых одна проходила насквозь до самой спины. Она положила ладони на самую глубокую рану и закрыла глаза. Она вспомнила, как делала то же самое, пытаясь спасти Дару: желая ему поправиться и представляя его кожу целой и невредимой.
Она приготовилась к видениям, но их не последовало. Зато она почувствовала запах морской воды и ощутила во рту солоноватый привкус. Но ее намерения оказались достаточно прозрачны: рана дрогнула у нее под пальцами, Али задрожал и слабо застонал.
– Создатель… – прошептал Джамшид. – Это невероятно.
– Держи его крепко, – предупредила она. – Я не закончила.
Она подняла руки. Рана начала затягиваться, но его плоть была все еще нездорового оттенка и пористой. Она легонько коснулась его кожи, и на поверхность выступила пенистая черная кровь, как если бы она сжала мокрую губку. Нари закрыла глаза и повторила процесс, но ничего не изменилось.