Последующее донесение разведки сообщало о том, что вместе с чехословаками, наступающими тремя цепями по обе стороны железной дороги, движется и бронепоезд. Затем началась перестрелка, так как первая цепь чехословаков уже вступила в бой с нашими передовыми частями.
Как раз в тот момент, когда командиру батальона сообщили, что первая цепь чехословаков разбита и что из лесу приближается вторая, мы услышали выстрелы в тылу, как раз оттуда, где находился эшелон. Выстрелы эти услышал и командир батальона, находившийся при резервной роте. Тут все поняли, что чехословаки через лес зашли нам в тыл. Это, однако, не произвело никакого впечатления на тех, кто находился на передовой линии. Редкие выстрелы, слышавшиеся в тылу, не заставили командира батальона опасаться того, что к нам в тыл попали сколько-нибудь значительные части чехословаков. Об этом свидетельствовал следующий факт: когда одновременно с услышанной в районе станции перестрелкой левый фланг 1-й роты сообщил, что чехословаки силами примерно одной роты нажимают на него с тыла, командир батальона не поспешил на помощь эшелону, а решил послать резервную роту на оборону левого фланга 1-й роты. Сделал он это, не проверив, что за перестрелка происходит в тылу. Пока резервная рота собиралась, перестрелка в районе станции усилилась. Наш бронепоезд, находившийся на месте боя, направился обратно – очевидно, было сообщено, что станция подверглась атаке. Командир батальона тоже отдал какое-то распоряжение той части резервной роты, которая еще не успела перебежать на левый фланг 1-й роты. Два взвода, правда, не успевшие еще развернуться в цепь и вступить в бой, сконцентрировались для обороны левого фланга, однако один взвод отсутствовал. Очевидно, командир батальона послал его на станцию.
Через некоторое время, когда с фронта сообщили, что вторая цепь чехословаков уничтожена и в атаку пошла третья цепь, командир батальона получил со станции донесение о том, что с фланга эшелон атаковали чехословаки и что командир полка, находившийся в эшелоне, собрал всех поваров и других тыловиков, остававшихся в эшелоне, вооружил их чем попало и вместе с ними бросился отбивать атаку чехословаков. Командир полка в этом бою погиб. Погибли также многие из тех, кто был с ним, раненых взяли в плен. Эшелон же с помощью бронепоезда стал прорываться из окружения, в котором он оказался.
Эшелон, прорвав цепь чехословаков в тылу, под прикрытием бронепоезда полным ходом двинулся назад, два взвода резервной роты выдвинулись на фланг, не успев еще, однако, рассыпаться в цепь у опушки леса. Остальные роты вели бой с третьей атакующей цепью чехословаков.
В это время командир батальона получил с передовой сообщение о том, что не хватает патронов. Слышно было, как стрелки передают по цепи друг другу сообщение о нехватке патронов. Подносчики патронов из тыла сообщали, что запасы, находившиеся в эшелоне у станции, эвакуированы.
Положение было очень тяжелым. Приходилось вести бой со всех сторон, а патронов не было. Единственное, что оставалось, и то не у всех, – ручные гранаты, штыки и винтовки без патронов.
В этих условиях командир батальона решил отступать, пробиваясь из окружения. Ввиду того что чехословаки обошли нас слева, т. е. с востока, он решил пробиваться в противоположном направлении, и не вдоль железной дороги, а в сторону от нее. Вестовые, которые должны были сообщить об этом ротам, находившимся на линии обороны, едва успев сделать несколько шагов, погибли под пулями. Сколько вестовых батальонный командир ни посылал, результат был один и тот же. Наконец он сам сел на коня, решив объехать фронт, но добрался только до 1-й роты, когда под ним пал конь.
Командир полка погиб, батальонный командир, выполняя роль вестового, остался при 1-й роте. Что же делать? Резервная и 1-я роты, узнав о том, что следует отступать, стали отходить, но остальные, ничего не зная, продолжали вести бой. В первый момент это было даже очень хорошо, ибо 1-я и резервная роты отступали в направлении правого фланга. Однако, как только левое крыло фронта оголилось, чехословаки получили возможность атаковать с тыла наши роты, которые продолжали сражаться.
Отступавшие роты не имели никакого боевого задания – они только пытались как-нибудь пробиться. Часть нашей роты стала отступать лесом вдоль железной дороги на север. На каком-то пригорке мы увидели людей, однако, кто они, не знали. Стали подавать сигналы, кричать. Оттуда также ответили сигналами и криками. Мы решили, что это свои, и смело направились к ним. Чехословаки подпустили нас совсем близко, а затем открыли огонь из пулеметов. Остальные, увидев это, бросились левее, уже вдоль западной стороны железной дороги, чтобы там спастись из окружения.
Ввиду того что отступление не было организованным, получилось, что одна группа пыталась выйти из окружения в одном месте, вторая – в другом, а третья – в третьем.
То ли узнав об отступлении от первой роты, то ли сами по ходу боя оценив положение, роты на правом фланге тоже стали отходить. Одна группа отступала на восток от железной дороги, а две – на запад и, пробиваясь из окружения, повернули на север.
Когда мы снова собрались вместе, уже в ста километрах от места боя, оказалось, что из рядов полка выбиты многие. В первые дни недосчитывалось около 300 стрелков. Позднее, правда, многие пробились из окружения и вернулись, однако большинство не возвратилось… Они сложили свои головы в бою за Советскую страну. Погибли и многие командиры.
Два наших тяжелых пулемета и 37-миллиметровое орудие достались чехословакам. В плен чехословаки тогда наших не брали, так что все отсутствовавшие в полку стрелки погибли либо были ранены и затем добиты, как об этом свидетельствовали отдельные товарищи, выбравшиеся из окружения уже после того, как бой кончился. Эти товарищи рассказывали, что на поле боя раненые просили не беспокоиться о них и при приближении чехословаков продолжали еще сопротивляться. Когда же не оставалось другого выхода, они подрывали себя ручными гранатами; остальных чехословаки закололи.
Все это свидетельствует о том, что стрелки дрались воистину геройски, и именно поэтому рождается вопрос: почему полк был разбит? Из тех событий, которые мне известны и которые я осветил, вытекает, по-моему, несколько причин поражения.
Первая из них – абсолютное превосходство сил противника. В то время как наших было 600 человек (включая Сарапульский и Тобольский отряды), чехословаков было куда больше. Уже одно то, что перед нашим приездом они разбили большую боевую группу, свидетельствует об их большом численном превосходстве. Об этом же говорит и широкое кольцо окружения. К тому же чехословаки взаимодействовали с казаками. Когда мы уже отступили на 25 км, то узнали, что в тылу, неподалеку от места боя, находятся 300 казаков. Как мы могли им противостоять, когда у нас не было ни единого патрона!
Один только перевес сил не обусловливал, конечно, неизбежность поражения. На помощь чехословакам пришло и другое обстоятельство: лесистая местность, позволявшая им использовать свое превосходство, для того чтобы незаметно обойти нас с флангов и окружить. Следует упомянуть и третью причину – невнимательность командира (в отношении моего донесения) и главное – неумение, связанное с привычками позиционной войны, когда справа и слева расположены соседи и о флангах заботиться нет необходимости.
Все эти три причины создали такие условия, что нас сумели окружить, причем окружить незаметно.
Тем не менее сам по себе факт окружения еще не был причиной разгрома полка. Здесь выдвигается еще одно обстоятельство: резерв, имевшийся в распоряжении полка, был слишком близко подтянут к передовой, он находился непосредственно в зоне огня и, не будучи еще введен в бой, уже понес потери. Вражеский огонь препятствовал маневрам резерва, которому очень трудно было передвигаться. Так, в тот момент, когда необходимо было повернуть резерв обратно, для того чтобы помешать врагу захватить наши боеприпасы, сделать этого нельзя было. Именно это неправильное использование резерва было причиной того, что чехословаки отогнали наших тыловиков с боеприпасами и заставили нас сражаться только штыками и ручными гранатами.
Все упомянутые обстоятельства заставили полк отступить, пробиваясь сквозь окружение. Однако неумение использовать во время отступления резерв, оставленный для обороны флангов, стоило нам больших потерь. Если бы заместитель командира полка использовал этот резерв, для того чтобы в определенном месте прорвать кольцо чехословаков, полк пострадал бы значительно меньше. Уже тот факт, что командир батальона сам отправился оповещать подразделения об отступлении, стал причиной неорганизованного отступления. Каждый пробивался из окружения как мог.
Как пробилась та группа, в которой был я? Собралось больше 20 человек. Из командиров не было никого – одни рядовые. Бросились в одном направлении – нас встретили огнем и мы увидели, что здесь не пробиться. Решили пробраться по оврагу. Сначала лесом, затем по холмистой местности и по оврагу, заросшему кустарником. Мы попытались пройти здесь, но в одном месте оказалась площадка, по обоим краям которой были установлены пулеметы. Первые из нашей группы, попытавшиеся перейти ее, были убиты. Таким образом, и здесь мы не могли выбраться. Однако кольцо сжималось все теснее, и выход необходимо было найти. Тогда какой-то товарищ, фамилии его не помню, взял на себя командование. Он выбрал двух стрелков, дал им ручные гранаты и поручил подобраться к пулемету на одном краю площадки и уничтожить его. Затем выбрал еще двух, также вооружил их ручными гранатами и поручил им уничтожить пулемет на другой стороне площадки. Группа остальных в это время должна была попытаться перебраться через площадку. Эти четверо действовали очень удачно. Правда, в пулеметы они не попали, но гранаты взорвались поблизости от них, и совершенно неожиданно пулеметчики, испугавшись, бросились в лес. На обеих сторонах площадки это произошло абсолютно одинаково. Тем временем наша группа успела проскочить площадку. Перебрались и те, кто бросал гранаты. Так наша группа под руководством выдвинувшегося нового командира пробилась из окружения.