В середине лета 1918 года в Ярославле вспыхнул организованный контрреволюционерами мятеж против советской власти. В состав руководителей мятежников входили также полковники царской армии – Перхуров и латыш Гоппер, который впоследствии стал генералом в армии буржуазной Латвии. Мятеж разрастался вширь. Для его ликвидации нужно было срочно направить проверенные части Красной армии. Из 8-го латышского стрелкового полка в Ярославль были посланы один батальон стрелков и взвод пулеметчиков под командованием Петерсона. В упорных боях латышские стрелки совместно с другими частями Красной армии подавили белогвардейский мятеж. Петерсон в одном из боев был серьезно ранен. Латышские стрелки заслужили благодарность за верность и героизм в ликвидации контрреволюционного мятежа.
Осенью 1918 года 8-й полк участвовал уже в более суровых боях на Южном фронте. Полки контрреволюционных царских генералов – Деникина и Краснова – упорно ломились в центральные районы Советского государства. На некоторых участках Южного фронта сложилась весьма напряженная ситуация: наше военное командование утратило там боевую инициативу. Создавшееся положение враг использовал в своих интересах… Следовало действовать оперативно: нужно было мобилизовать все силы для контрудара.
Меня вызвали в Москву к главнокомандующему Вациетису. Обсудив обстоятельства, Верховное командование решило, что 8-му латышскому стрелковому полку надлежит направиться в район города Борисоглебска, куда уже приближались контрреволюционные банды Краснова.
5 октября 8-й латышский стрелковый полк оставил Вологду. К вечеру 16 октября мы прибыли в район станции Поворино за Борисоглебском, В Поворино находился штаб 3-й латышской стрелковой бригады. Бригадой командовал некий Бухманис, тоже офицер старой армии. Я со своим полком поступил в его распоряжение. Уже поздно вечером я получил боевой приказ: на другой день, т. е. утром 17 октября, перейти в стремительное контрнаступление в направлении станции Косарка. Там противник сконцентрировал крупные силы для дальнейшего удара в направлении Борисоглебск – Тамбов. Срочно необходимо было расстроить планы противника и разбить его. Для этого наше командование создало ударную группу, основу которой составляла 3-я латышская бригада. В ночь на 17 октября 8-й полк подготовился к бою. Тем же самым боевым приказом я был назначен командиром атакующей колонны. Под мое командование были переданы также один русский пехотный полк, кавалерийский эскадрон, артиллерийская батарея, саперная рота и санитарный обоз. Слева от нас шла вторая такая же боевая атакующая колонна. Обе колонны разделяла линия Царицынской, ныне Волгоградской, железной дороги.
17 октября утром с восходом солнца мы пошли в наступление. В районе станции Косарка завязался упорный бой. Противник был силен. Но, несмотря на это, 8-й и 9-й латышские стрелковые полки значительно подорвали его силы. Противник потерял много солдат и офицеров. Однако и в рядах 8-го латышского стрелкового полка была пробита чувствительная брешь. Смертью героя пали мой помощник Петерсон и восемь стрелков. От тяжелого ранения скончался председатель полкового комитета Янсон. Полковой комитет в полном составе сражался в первых рядах, показывая стрелкам достойный пример. У меня ступня правой ноги, перебитая осколком гранаты, мокла в окровавленном сапоге, однако я остался в строю. В этом же бою участвовала в качестве санитарки и моя младшая сестра Антония, которая работала прямо на линии огня, вынося оттуда раненых стрелков и делая им перевязки.
На следующий же день после боя 17 октября я получил телеграмму из штаба главнокомандующего, в которой указывалось, что я назначен командиром 3-й латышской стрелковой бригады (бригада включала 7-й, 8-й и 9-й латышские стрелковые полки, артиллерийский дивизион, саперную роту, роту связи, транспорт боеприпасов и снабжения, состав штаба и др.; 7-й полк находился в непосредственном распоряжении главнокомандующего). Одновременно второй телеграммой мне сообщили, что, оставляя на прежней должности, меня одновременно назначают командующим Особой ударной группы Красной армии Южного фронта. 3-й бригаде были приданы Латышский стрелковый полк особого назначения, два русских пехотных полка, два кавалерийских полка (Витебский латышский кавалерийский полк, Донской казачий полк и Пензенский латышский кавалерийский эскадрон), два броневика и целый ряд мелких тыловых частей.
Ударная группа в октябре – декабре 1918 года вела упорные наступательные и оборонительные бои в районе Косарка – Алексиково.
Фронт ударной группы иногда достигал 20 километров, ибо из-за слабости соседей (справа – группы Лотоцкого, слева – группы Сиверса) приходилось в самые острые моменты боев прикрывать часть их фронта силами ударной группы. Это необходимо было делать для того, чтобы противник не мог использовать слабые места и не проник в тыл ударной группы. В бою 26 ноября ему это частично удалось, когда подразделения Лотоцкого отошли на 30 километров назад и полностью оголили правое крыло ударной группы. В образовавшуюся брешь прорвалась в наш тыл сотня белоказаков, которую наши пулеметчики рассеяли метким огнем.
После упорных боев 24, 25 и 26 ноября 3-я латышская бригада отошла на недельный отдых. Мы расположились между станцией Поворино и Борисоглебском. Штаб бригады был перемещен из района станции Самодуровка в окрестности станции Звегинцево. Остальные силы группы разместились в соответствии с директивами Верховного командования по боевым участкам. Во время отхода мы получили известие, что находившиеся под моим командованием бойцы ударной группы Южного фронта за прошедший бой получили денежную награду в размере месячного жалованья.
Во второй половине декабря я получил распоряжение направиться вместе с бригадой в Советскую Латвию и поступить в распоряжение командующего латвийской армейской группы. В начале января 1919 года я со штабом 3-й латышской бригады явился в Даугавпилс, а 13 января 1919 года прибыл в Ригу. В соответствии с распоряжением Военного комиссариата Советской Латвии я принял под свое командование все воинские части, находившиеся в Риге и в Даугавгривской крепости, и в течение некоторого времени был, таким образом, начальником Рижского гарнизона.
26 января вместе со штабом бригады, саперной ротой и ротой связи я переехал в Валмиеру. Полки бригады и другие воинские части уже втянулись в бои на Видземском фронте. Фронт бригады протянулся от Валки до Айнажи. На этом фронте приходилось сражаться главным образом против эстонских и финских белогвардейцев. Сформированная в Тарту так называемая Северолатвийская бригада, или бригада Земитана, солдаты которой часто симпатизировали нам, «красным», большой роли в этих боях не играла. Переход большей части этой бригады на нашу сторону был только вопросом времени. Но события на Курземском фронте и последовавшее затем падение Риги свели на нет наши успехи на фронте. В тылу бригады со стороны Даугавы рвался вперед враг. Последовало распоряжение командования оставить занятую территорию и отступить.
В.М. АзиньА.А. Битовт,бывш. красноармеец 28-й стрелковой дивизии
Моя первая встреча с Азинем произошла в августе 1918 года в боях под Казанью, на левом берегу Волги.
Незадолго до этого произошли следующие события: я командовал небольшим отрядом (величиной с роту) под названием «III Интернационал» (это название отряд получил от сформированного в городе Скопине, Рязанской области, полка им. III Интернационала, из которого он был выделен). В июле 1918 года мой отряд был прикомандирован к продкомиссару Шлихтеру и вместе с ним направлен из Москвы на железнодорожную линию Казань – Екатеринбург для заготовки хлеба. В этом отдаленном ррйоне сохранились богатые запасы хлеба. Местами необмолоченные скирды (местные жители их называли «кабанами») стояли долгое время, и после разъяснительной работы о серьезности положения местное население добровольно поставляло государству свои запасы. Ежедневно в Москву направлялись эшелоны хлеба.
В то время, когда отправка хлеба уже была налажена и эшелоны с зерном непрерывным потоком шли в столицу Советского государства, в начале августа 1918 года мятежники чехословацкого корпуса и белогвардейцы захватили Казань и путь для вывоза хлеба в Москву был перерезан.
Продкомиссар Шлихтер вызвал меня к себе в вагон и, объяснив создавшееся положение, указал, что моему отряду надлежит немедленно направиться в сторону Казани, чтобы принять участие в боях с белогвардейцами, а он попытается доставить хлеб по другим дорогам, возможно, севернее – по реке Каме.
В тот же день мой отряд был отправлен по железной дороге из района Вятские Поляны к Казани. По дороге на одной из станций я встретил отступившие из Казани подразделения Вациетиса. Они дали моему отряду часть вооружения и одну пушку на платформе, которую прицепили к моему эшелону, хотя артиллеристов в отряде не было. Мы продвигались по железной дороге до тех пор, пока паровоз не наткнулся на разобранный участок пути и не сошел с рельсов. Это произошло на последнем перегоне перед Казанью. Отряд высадился. Обстановка была совершенно неясной. Карт не было. Ориентироваться пришлось по железнодорожной линии и сведениям, полученным от местных жителей. Но инициативные командиры и бойцы с прекрасными боевыми качествами, которыми в то время отличались добровольческие отряды Красной армии, быстро освоились с новыми условиями боевой ситуации и отбили патрули противника. Вскоре стали прибывать новые отряды Красной армии, и восточнее Казани на левом берегу Волги создалась значительная группировка сил.
Одним из первых прибыл к Казани сформированный в городе Вятке отряд во главе с Азинем. Этот отряд был величиной с батальон и имел хорошо подготовленный командный состав. Дисциплина и высокие боевые качества резко выделяли его среди других отрядов. Отряд Азиня занял позиции фронта в самом важном направлении, контролируя магистральную грунтовую дорогу, которая вела из Казани на восток. Мой отряд занял позицию левее – против водокачки. Создалась необходимость объединить все группировки левого берега под единым командованием. Командование поручили Азиню, который уже с первых дней появления на фронте благодаря своим исключительным боевым качествам показал себя командиром, способным поддержать в красноармейцах высокий революционный и боевой дух.