И мы учились упорно, настойчиво, так, как это полагалось новой смене стрелков.
Вскоре часть молодежи нашей роты откомандировали в Ригу в помощь гарнизону столицы. Рижане нас приняли хорошо. Мы остановились в лучшей гостинице Риги – «Империаль». Первый раз в своей жизни мы видели так роскошно и богато убранные помещения. Это была старая господская роскошь. Здесь до революции останавливались только графы, бароны и другие богачи, а теперь мы – их вчерашние рабы, которых они не считали людьми. Только помещения не отапливались, потому что в Риге не хватало топлива.
В свободное время мы осматривали Ригу – столицу нашей освобожденной родины. На площади Эспланада недавно были похоронены павшие в бою коммунары. Их братская могила находилась недалеко от кафедрального собора, там, где теперь зеленеют пышные елочки. В память павших героев площадь переименовали в площадь Коммунаров. Торжественные похороны коммунаров еще очень ярко сохранялись в памяти рижан, и об этом много говорили.
В Риге мы пробыли недолго. Когда наша группа молодых стрелков вернулась в Цесис, ее ждало новое, на этот раз уже боевое задание. Нам предстояло очистить пиебалгские леса от банд «зеленых», которые стали чересчур нахальными, дерзкими и начали терроризовать местных партийных и советских работников.
Вернувшись в Цесис после пиебалгской операции, мы снова не давали покоя Озолиню. Все собрания молодежной группы кончались вопросом, когда же пошлют нас на фронт.
Наконец долгожданный момент наступил.
В конце апреля 1919 года мы получили приказ собраться и отправиться на фронт. Была создана специальная рота, в которую выделили всю нашу трудовую молодежь (комсомол), или, как мы сами себя называли, кружок молодых стрелков.
Стали собираться в дорогу. Чистили и проверяли оружие, обменивали свои старые винтовки на новые, более соответствующие боевым условиям, получали ручные гранаты.
В прощальный вечер, который происходил в казармах на улице Яуна, трудящиеся Цесиса пришли проводить свою молодежь на фронт. Среди провожавших было много молодежи, учащихся, членов кружка трудовой молодежи города и другие. Они пожелали нам, молодым стрелкам, успехов в борьбе с белогвардейцами.
Фронт находился в каких-нибудь 10 километрах от имения Эвеле в сторону Валки. Наша рота стояла в этом имении около двух недель. Мы выполняли особые задания командования фронта.
В середине мая мы уже сражались на фронте. Белогвардейцы, терпевшие неудачи, стали усиленно посылать в бой свежие резервные силы – финнов, русских, латышей и эстонцев. Бои становились все ожесточеннее. На наш участок фронта прибыл также добровольческий батальон валмиерской молодежи. Молодежь храбро противостояла значительно превосходящим силам противника. Но через несколько дней боев ряды красных бойцов стали редеть. Прибывавшие в наши части дополнительные силы были не в состоянии обеспечить перевес наших войск. В этот критический момент мы получили печальную весть: 22 мая силами международной контрреволюции была взята Рига.
После падения Риги наша молодежная рота, как и другие стрелковые части, продолжала сопротивляться непрерывно наступавшим белогвардейским силам, которые угрожали нам окружением.
В конце концов мы были вынуждены отступить к Стренчи.
Стояли последние дни мая. Погода была солнечной, теплой, приятной. По всем дорогам в наш тыл двигались потоки повозок беженцев, гнали скот из имений, ехали воинские обозы, артиллерия. Белогвардейцы стремились парализовать отступление нашей армии и трудящихся, непрерывно нападали, стремясь захватить большаки, которые вели на Валмиеру. Особенно велик был натиск противника на расположенных в окрестностях Стренчи скрещениях дорог. Эти узлы дорог надо было сохранять любой ценой, поэтому там происходили ожесточенные бои. Белогвардейцы в этом районе атаковали и с фронта и с флангов, стремясь обойти наши стрелковые части. Нужно было сорвать и парализовать непрерывные атаки противника, чтобы дать возможность нашим обозам, артиллерии и беженцам со своим имуществом и скотом отступить и перейти мост через Гаую у Валмиеры.
Командование нашего участка фронта решило послать в тыл белогвардейцев ударную группу с заданием деморализовать наступающего противника и на время задержать его стремительное продвижение вперед. Эта группа была составлена из проверенных в боях бойцов, которые добровольно пожелали участвовать в рискованной операции. В группу вошли молодые ребята из цесисской добровольческой роты и валмиерского добровольческого батальона – около 20 стрелков, вооруженных винтовками, ручными гранатами и 3 или 4 легкими ручными пулеметами. В эту группу вошел и я.
Взяв с собой изрядное количество боеприпасов, мы отправились в дорогу еще до рассвета. Наш путь в тыл противника шел через труднопроходимое болото, тропинку через которое мог найти только человек, хорошо знавший его. Среди нас был один стрелок из валмиерского батальона, местный батрак, который знал это болото как свои пять пальцев. Примерно через час быстрой ходьбы, прыгая с кочки на кочку и часто проваливаясь в черную болотную воду, добрались мы до противоположной стороны болота, в тыл белогвардейцев.
На пригорке у края болота стоял крестьянский хутор, вокруг него был небольшой сад и деревья. В низине за этим хутором проходил большак, по которому белогвардейцы отправляли на передовую линию свою пехоту, артиллерию и обозы с боеприпасами.
Было раннее утро. В прохладной тишине можно было расслышать разговоры находившихся поблизости белогвардейцев: говорили на русском, эстонском и латышском языках. Мы заняли удобную позицию близ хутора, разделились на несколько групп и снабдили каждую группу пулеметом, чтобы белогвардейцам казалось, что нападают большие силы. Затем все наши группы одновременно открыли огонь. Эффект был великолепный. Вначале масса белогвардейцев как будто замерла, не понимая, что происходит и откуда стреляют. Вслед за этим началась неописуемая паника. Охваченные страхом белогвардейцы, издавая дикие вопли, метались из одной стороны в другую. Наше внезапное, неожиданное нападение так ошеломило врагов, что они даже не помышляли о сопротивлении. Часть белогвардейцев, не отдавая себе отчета в том, с какой стороны их атакуют, бросилась в нашу сторону и попала под ураганный огонь. Вражеские артиллеристы в ужасной спешке рубили постромки и прыгали на коней, желая бежать, но большая часть тут же пала вместе с конями.
Только тогда, когда на дороге уже лежали убитые и раненые белогвардейцы и валялись застреленные лошади, из противоположных кустов раздались редкие выстрелы. Неизвестно, в какую сторону они были направлены, потому что у нас посвистывание пуль не слышалось.
Так продолжалось до тех пор, пока белых не стало видно ни на большаке, ни в ближайших кустарниках и в поле.
Свое задание мы выполнили. Наступление белогвардейцев на время было сорвано. Наши части получили передышку для того, чтобы подготовиться к новым боям, обозы, артиллерия и беженцы могли организованно отступить в тыл по мосту через Гаую.
Наша молодежная оперативная группа, не ожидая, пока белогвардейцы опомнятся от растерянности, незаметно исчезла на большом болоте – враг так и не узнал нашу численность – и спешно отправилась через трясину к своим. Когда мы приближались к противоположному концу болота, на белогвардейской стороне была слышна сильная перестрелка. Как выяснилось позже, белогвардейцы по ошибке начали драку между собой, принимая своих за красных.
В свою часть мы явились в ужасном виде, промокшие и измазанные болотной грязью с головы до ног. Командование наше было очень довольно результатами операции, и мы удостоились похвалы за хорошо выполненное боевое задание.
Теперь мы могли свободнее и успешнее бороться, так как не мешали ни обозники, ни беженцы, которые через гауенский мост были переправлены в безопасное место. Эстонские белогвардейцы непрерывно нападали и стремились захватить Смилтене и Алуксне. Положение на Валмиерском фронте ухудшилось; все туже стягивалось кольцо окружения. Чтобы не дать ему сомкнуться совсем, нужно было оставить один из древнейших городов Латвии – Валмиеру. Наша молодежная стрелковая рота, прикрывая отступление, оставила город последней. Нам, стрелкам Цесисской роты, командование разрешило отправиться в Цесис и там присоединиться к гарнизону города, чтобы помочь эвакуировать партийных и советских работников. Отойдя немного от Валмиеры, мы увидели черные клубы дыма – горел мост через реку Гаую.
В Цесис мы прибыли без происшествий. Потери нашей добровольческой роты были невелики, а боеспособность ее возросла – мы закалились в условиях фронта. В Цесисе мы получили приказ отступить в направлении Мадоны. Одними из последних мы оставили родной город, где прошло наше детство и первые годы юности. Город словно вымер, только кое-где видны были одиночные прохожие.
В Лауцини (на окраине Цесиса за железной дорогой), у кладбища и дома Циниса, собралось несколько матерей, чтобы проводить своих сыновей в неведомый путь. Хорошо запомнилась старуха-мать стрелка Сермукслиса. Провожая нас, она махала платочком и со слезами на глазах просила: «Не забывайте нас, сыночки! Возвращайтесь скорее с победой!» Сын ее, рабочий-стрелок, вместе с товарищами отправлялся в далекий путь борьбы за власть Советов.
Мы ушли из Цесиса, обещав скоро вернуться с победой. Продвигаясь через местечко Некене в сторону Мадоны и дальше на Резекне, мы несколько раз сталкивались с бандами «зеленых», которые пытались преградить нам дорогу. Однако каждый раз они получали крепкую взбучку, и многие из этих холуев международной буржуазии в столкновениях поплатились жизнью.
По дороге вблизи Мадоны мы встретили знакомых из Рауны, которые расположились на отдых у обочины дороги. Мы взяли на себя охрану этой группы и вместе продолжали двигаться на Резекне. В Резекне началось формирование новых латышских стрелковых полков из отдельных стрелковых частей и съехавшихся сюда беженцев. Многие рауненцы и цесисцы добровольно записались в Красную армию. Из них была создана отдельная стрелковая рота, которую направили для дальнейшего формирования в Великие Луки.