7 января 1919 года наш воинский эшелон прибыл на станцию Скривери. 8 января мы по льду перешли через Даугаву в Яунелгаву. Дальнейший наш маршрут был следующим: Бауска – Элея – Жагаре – Вецауце – Эзере – Нигранде и конечная цель – Лиепая.
15 января мы вступили в Жагаре, где остались на ночь. На следующее утро мы продолжали путь в Вецауце. В авангарде шла 1-я рота. Я ехал верхом вместе с пятью разведчиками. О силах противника, находившихся в Вецауце, у нас определенных сведений не было. По рассказам местных жителей, там было 200 солдат, несколько пулеметов и два орудия. Удалось выяснить, что в Вецауце действительно располагается усиленный батальон противника с несколькими пулеметами и твумя орудиями.
Мы подъехали к школе, что восточнее Вецауце. Жители рассказали, что здесь совсем недавно были замечены белые разведчики. Мы отправились дальше. Уже видна была Вецауце. Оттуда вдоль опушки леса по направлению к нам выехало трое саней с солдатами. Увидев нас, они свернули вправо. Сделав вид, что бегут в лес, солдаты установили в придорожной канаве пулемет и открыли по нам огонь.
Вражеские пули тяжело ранили моего прекрасного коня, которого командир полка Матисон дал мне в Бауске всего несколько дней назад и который в походе шел пританцовывая. Я упал вместе с конем. Поднявшись, я увидел, что несколько пуль пробили ему горло. Кровь фонтаном била из раны, заливая меня. Вместо этого коня я получил от команды конных разведчиков какую-то упрямую клячу.
Вместе с тремя разведчиками мы поехали вперед по дороге, чтобы выяснить положение на левом фланге. По обеим сторонам дороги тянулись глубокие, огороженные колючей проволокой канавы. Мы стали рассуждать, что следовало бы заблаговременно свернуть с дороги, так как потом, когда нас станут обстреливать, будет уже поздно. К счастью, нам встретился мостик через канаву, и мы свернули с дороги. Когда белые открыли пулеметный огонь, у моей клячи появилась такая прыть, что я едва мог сдержать ее.
Мы повернули обратно. Тем временем подошли наши главные силы – 2-я и 3-я роты и команды полка. Коня я отдал конной команде, поскольку в бою он был не нужен. Затем я отдал распоряжение перейти в наступление – 1-й роте на правом фланге, 2-й – в центре, а конным разведчикам с легким пулеметом «льюис» и 3-й роте продвинуться вдоль опушки леса налево и отрезать белым путь в Яунауце. Позиции заняла также приданная полку артиллерийская батарея, которой командовал Сакенфельд. Взвод коммуниста Аболкална стрелял отлично, и уже первый снаряд попал в колокольню церкви, сбив белого наблюдателя. (Аболкалн умер в 1956 году, похоронен в Риге на кладбище Райниса.)
Задачей команды конных разведчиков, как я уже упоминал, было отрезать белым путь к отступлению. Надо сказать, что кавалеристы очень любят свое оружие – шашку. И на этот раз начальнику наших конных разведчиков Юлию Винделису не терпелось испытать свою руку в рубке. Выехав на открытое место и заметив там врагов, он со своими немногими разведчиками бросился на них и успел зарубить одного белого, который находился по эту сторону железной дороги. Остальные солдаты вражеской группы были за железной дорогой. Хорошо обученный конь Винделиса первым перескочил глубокие канавы по обе стороны железнодорожного полотна, остальные же всадники замешкались. Белые окружили командира, и пуля ударила его в висок. Юлий Винделис, родившийся и выросший в Вецауце, погиб у ворот родного местечка, так и не войдя в него.
Наши роты яростно бросились в бой, чтобы отомстить за павшего товарища. 16 января 1919 года мы заняли Вецауце и Бене. Белые поспешно отступили, оставив на поле боя 13 убитых и 2 раненых. На стороне белых в бою участвовала рота барона Редера, эскадрон барона Гана и батарея Зиверса – баронов, столетиями пивших кровь и пот латышского народа.
Справа от нас на Салдус шел 2-й стрелковый полк Советской Латвии, слева, по территории Литвы, двигался 39-й интернациональный полк.
Силы Красной армии в Курземе были весьма незначительными – три полка армии Советской Латвии – 2-й, 3-й и 10-й, к тому же полностью не укомплектованные. Ряды 10-го полка сильно поредели в жестоких боях на Южном фронте. Единственным пополнением были молодые добровольцы, которые стали вступать в полк, как только мы оказались на территории Латвии. В январе и первой половине февраля в полк всего вступило 532 добровольца, в большинстве своем из Вецауце и окрестностей. Юношей моложе 17 лет мы в полк не принимали. Обучить добровольцев как следует мы не успели. Нашим военным действиям мешали и другие обстоятельства. Иногда для того чтобы установить связь с соседними частями, мы вынуждены были отходить в тыл километров на 10–15 и оттуда наощупь искать, где находится сосед, так как расстояние между частями составляло 15–20 км.
Тесные связи мы имели с Лиепайской партийной организацией. К нам дважды приходила связная из Лиепаи с важными сведениями о вооруженных силах лиепайских рабочих и тех частях немецкой «железной» дивизии, которые отправлялись из Лиепаи навстречу нам.
В ночь с 23 на 24 января полк отправился освобождать имение Эзере. Как обычно, в авангарде шла 1-я рота. Я вместе с пятью разведчиками ехали верхом. Дорога шла через лес. Был сильный мороз. Под утро, оставив на дороге наблюдателя, мы зашли погреться на хутор, находившийся шагах в ста от большака. Но уже через некоторое время одна из женщин хутора встревоженно сообщила нам, что только что из Эзере в сторону Вецауце проехали трое саней с людьми. Оказалось, что наш наблюдатель бросил свой пост и тоже отправился погреться.
Сообщать о едущих роте было уже слишком поздно. Я без промедления велел разведчикам занять позиции по обочинам дороги. Между тем немцы, увидев перед собой на дороге нашу колонну, поспешно повернули назад. Мы встретили их огнем. В числе наших трофеев оказались вражеские сани, один пулемет «максим», много патронов и различные мелочи.
Эзере мы освободили 24 января, вытеснив оттуда небольшую группу противника. 26 января полк перешел реку Венту у Нигранде. Здесь все было мне знакомо, так как я вырос в Ниграндской волости. Я хорошо знал и имение Нигранде, где когда-то работал. Когда мы входили в имение, то не заметили ни одного человека. Я стал звать прежних обитателей имения, и кое-кто из них вышел к нам. На вопрос, почему никто не показывается, они ответили, что вообще Красной армии не боятся, но немного опасаются встречи с ее передовыми частями. Я вкратце рассказал им о задачах Красной армии.
Далее мы направились в имения Алши. Дзирас и Юргене и освободили их. 3-я рота, которой командовал товарищ Глужге, заняла железнодорожную станцию Муравьево (Мажейкяй). Таким образом, наш полк с его тремя ротами прикрывал Эзере и Мажейкяй, причем ширина фронта составляла 13 км. До Лиепаи оставалось 69 км.
Взвод, который стоял в имении Алши, донес, что в лесу и на ближайших хуторах замечен противник. Я поехал туда проверить обстановку. Взвод расположился в имении Алши в полуподвальной квартире моего отца, конюха имения. Меня ожидала здесь непродолжительная встреча с родителями. Мать дала мне связанные ею теплые чулки и сохраненный с 1905 года сборник революционных песен.
27 января под натиском немецкой «железной» дивизии мы отступили из названных имений в Нигранде. Однако затем пришлось оставить и Нигранде, и мы перешли на правый берег Венты.
Вражеская артиллерия сильно обстреливала нас. Между прочим, снаряд попал в повозку, на которую я положил свою сумку с подаренным матерью сборником революционных песен.
Мы отступили в Эзере. На линии Эзере – Мажейкяй мы держались на своих позициях прочно и отбили все атаки немецкой «железной» дивизии, нанеся противнику большой урон. Однако наши потери тоже были немалыми. В боях под Эзере, Нигранде, Гриезе и Мажейкяй за время 26 января по 2 февраля наш полк из своего и без того уже немногочисленного личного состава потерял 19 человек, в том числе командира 2-й роты Андрея Земгалиса и начальника хозяйственной команды Херберта Тилика.
В первой половине февраля 1919 года нас сменил 3-й стрелковый полк армии Советской Латвии, а наш 10-й полк был отправлен в район Грауздупе и Кулдиги.
Следует отметить, что местное население всюду принимало нас хорошо. Возчики, которых часто приходилось брать на местах, отлично выполняли свои задания.
Когда мы прибыли в указанный район, я получил приказ перейти с двумя ротами на левый берег Венты к северу от Кулдиги и занять город, за несколько дней до этого захваченный врагом. Командир батареи Сакенфельд обещал поддержать нас в этой операции и сказал, что его батарея будет стрелять так же хорошо, как при занятии Ауце.
Товарищ Кинслерис с 4-й (кажется) ротой двинулся в атаку по левому берегу Венты и захватил у немецкого эскадрона несколько лошадей. Обещенного артиллерийского огня мы не дождались. Зато у противника артиллерия была, и она беспрепятственно обстреливала нас. Несколько наших атак было отбито. Мы заметили, что к противнику в Кулдигу прибыли подкрепления – целая рота белогвардейцев.
На другой день я получил приказ командира полка Матисона вернуться на правый берег Венты. Там, вблизи имения Грауздупе, мы удерживали наши позиции довольно продолжительное время.
Вскоре Матисон получил повышение и был переведен в другую часть. Его сменил прежний помощник командира полка Спростынь.
Полку была придана тяжелая дальнобойная батарея, которой командовал Кронберг. Командир бригады принял правильное решение – отослать батарею подальше в тыл, так как город Салдус был уже в руках немцев. Спростынь же неверно понял присланный шифрованный приказ и приказал отступить в Сабиле вместо батареи всему полку.
Ночью командование бригады предъявило Спростыню категорическое требование, чтобы полк занял свои прежние позиции в Грауздупе. Не успев отдохнуть, мы отправились обратно. Однако отбить старые позиции нам не удалось. Немецкая кавалерия встретила нас частым огнем, когда мы находились еще далеко от Грауздупе. Наши повторные атаки были противником отбиты.