Еще в ноябре 1918 года, во время боев с контрреволюционными казаками генерала Краснова в Донской области, до нас дошли слухи о том, что 3-я латышская бригада будет послана в Латвию против немецких оккупантов, баронов и латышской буржуазии.
Части бригады после проведенных в октябре и ноябре ожесточенных боев находились в резерве 14-й дивизии. 1-я батарея 1-го латышского легкого артиллерийского дивизиона, в которой я командовал взводом, а позднее был помощником командира батареи, вместе с Особым латышским стрелковым полкам располагались в Алешках – в 5 км северо-западнее станции Волконская (на железнодорожной линии Поворино – Борисоглебск – Грязи). Штаб бригады находился на станции Терновка, к северу от нас.
15 декабря бригада получила приказ – часть ее должна была отправиться в Даугавпилс, часть – в Москву. Всех охватило невиданное воодушевление. Быстро погрузившись в вагоны, мы отправились в Москву. Когда неподалеку от Козлова наш эшелон расцепился и часть вагонов осталась где-то позади, мы все как один, несмотря на ужасную метель, не обращая внимания на слова начальника станции, который пытался нас отговорить, разыскали лопаты и на паровозе поехали за отцепившимися вагонами. После шести часов упорной работы мы очистили от снега путь, а также и вагоны, на которых уже успели вырасти сугробы, и части эшелона вновь были соединены.
В конце декабря мы достигли Москвы и остановились на станции Воробьевы Горы. Здесь мы пополнили запасы фуража и продовольствия, дали лошадям отдых и, получив дальнейшие указания, отправились в Даугавпилс.
12 января мы прибыли в Скривери. Здесь нам надо было выгрузиться и перебраться через Даугаву, чтобы догнать 2-й латышский полк и вместе с ним, преследуя противника, освобождать Курземе.
При переправе через Даугаву неподалеку от берега с обледеневшего парома в воду соскользнул ящик со снарядами. Командиру виновного взвода и прислуге орудия, несмотря на мороз, пришлось лезть в воду. Ящик со снарядами удалось достать, батарея успешно переправилась через Даугаву, и мы отправились дальше в Елгаву.
В Елгаве мы 2-го полка не нагнали – он преследовал отступающие части латышских белогвардейцев и немцев. Елгавские рабочие встретили нас с энтузиазмом. Они приходили осматривать орудия и радовались тому, что у рабочих есть своя артиллерия. Елгава, недавняя столица курляндских баронов, кишмя кишевшая отпрысками немецких дворян, теперь была полупустой. Бароны бросили дома и имущество и бежали искать убежище в «фатерланде».
Утром 17 января мы выехали из Елгавы и отправились дальше. Многие трудящиеся очень хотели, чтобы их приняли в состав батареи, однако пришлось им отказать, так как штаты батареи были заполнены (15 декабря 1918 года в списках батареи числилось 213 человек, 121 лошадь и 4 орудия). Мы посоветовали желающим вступить в стрелковые полки. В Добеле мы наконец нагнали 2-й полк. Здесь мы получили подробные сведения о положении на фронте. Оказалось, что белые все время отступают и стараются избегать боев.
Из Добеле полк отправился занимать мост через Венту у имения Скрунда. Оказалось, что у Венты белые решили завязать бой. В Салдусе мы получили распоряжение командира полка – поспешить на помощь стрелкам. Один взвод на рысях бросился вперед, но мост через Венту уже был в огне и орудие белых обстреливало цепи полка. Мы установили оба своих орудия и открыли огонь по артиллерии противника и по наблюдательному пункту на башне церкви. Прицельный огонь застиг белых врасплох и вынудил их батарею умолкнуть.
22 января мы решили занять имение Скрунда. В этих целях одно орудие, чтобы ввести врага в заблуждение, было установлено почти напротив имения, главный же удар мы должны были нанести с тыла, обойдя фланг противника. Рота 2-го полка с одним орудием отправилась через лес, чтобы обойти неприятеля. Выйдя на поляну у школы, мы столкнулись с отрядом белых, который точно так же хотел обойти нас. Белые намеревались занять район моста и таким образом захватить в свои руки господство над всей окрестностью.
В первый момент обе стороны от неожиданности не могли сообразить, что делать. Но это длилось только мгновение. В ход были пущены пулеметы, винтовки и ручные гранаты. У обеих сторон были раненые, и снег местами окрасился в кроваво-красный цвет. Белые укрепились в здании школы и в лесу и безостановочно стреляли из пулеметов. Мое орудие в начале стычки оказалось так близко от противника, что картечь могла бы поразить и наших стрелков. Мы оттащили орудие назад, и уже после нескольких десятков выстрелов белые были вынуждены бежать в лес.
Этот маневр сильно подействовал на противника, и мы вскоре заняли имение. Батраки имения приняли стрелков по-дружески, пригласили в свои дома поесть и отдохнуть.
В районе Скрунды господствовали теперь мы. На башню церкви вместо белого наблюдателя забрался наш – наблюдатель 1-й красной латышской батареи. Однако двинуться дальше, в Лиепаю, нам не удалось. Заняв Скрунду, 2-й полк вместе с батареей выдвинулся слишком далеко вперед. В то же время оба фланга или отстали, или же встретили значительно более сильного противника. Враг начал активнее сопротивляться и на участке 2-го полка: белые получили подкрепления – из Германии прибыли добровольческие части. Поэтому контрудара белых можно было ожидать со дня на день.
Во второй половине февраля наша батарея оставила в районе 2-го полка два орудия под командованием командира взвода Блумберга, а мы вместе с командиром батареи Сакенфельдом и двумя орудиями отправились в район Кулдиги, так как она 13 февраля была захвачена белыми. В окрестностях Кулдиги мы встретили отряд талсинских красногвардейцев. Он был организован и вооружен наспех, красногвардейцы носили гражданскую одежду. Мы ждали прибытия двух 107-миллиметровых пушек и 3-го латышского кавалерийского дивизиона из Салдуса, чтобы общими силами выбить противника из Кулдиги.
Хотя мы и стремились к тому, чтобы противник не заметил, что у нас есть артиллерия, все же вечером 18 февраля одно орудие нам пришлось пустить в ход. Слишком уж заманчивой была цель. Противник, не подозревая того, что у нас есть пушки, установил на открытом месте за городом орудие и нагло обстреливал наши позиции. Точно так же белые не замаскировали свой наблюдательный пункт, устроенный на чердаке одного из хуторов, которого наши пули не достигали.
Мы подвезли одно орудие как можно ближе к реке и, немного замаскировав его, тщательно нацелили на наблюдательный пункт. Три-четыре выстрела – и он был уничтожен. Затем мы поспешно, чтобы противник не обнаружил наше орудие, открыли огонь по его пушке. Прислуга тотчас же бросила пушку и удрала. Само орудие нам уничтожить не удалось, так как стемнело. Тем не менее командир батареи, некий барон из бывших офицеров-артиллеристов, как выяснилось позднее, был убит на чердаке.
Вскоре подошел 3-й кавалерийский дивизион – 150 сабель под командованием Буллита. Мы решили не медлить и утром 21 февраля начать наступление. Кавалерийский дивизион должен был перейти Венту, чтобы атаковать Кулдигу с левого фланга – со стороны кирпичного завода. Сто тридцать штыков Талсинской роты получили задание атаковать противника с фронта. Сигнал к атаке должен был дать кавалерийский дивизион ракетой в семь часов утра. Но вот часы показывают семь, восемь, девять – уже совсем светло, а о кавалерии ни слуху ни духу. Только в десять кавалеристы завязали бой у кирпичного завода, но неудачно – ворваться в город они не сумели. Самый выгодный момент – утренние сумерки – был упущен, и теперь бросаться на пулеметы не имело никакого смысла. Из-за того что кавалерия запоздала, операция не принесла успеха. Белые, видя нашу нерешительность, открыли сильный артиллерийский огонь, чтобы, судя по всему, перейти в контратаку.
Замысел противника надо было сорвать. Наша группа была усилена 10-м латышским полком (четыре роты) и 1-м взводом 1-й латышской тяжелой батареи. Было принято решение 28 февраля снова атаковать Кулдигу.
С Сакенфельдом – командиром артиллерийской группы – была достигнута договоренность, что в ход будут пущены все орудия. С наблюдательного пункта, находившегося на самом берегу реки, так близко от противника, что нас могли настигнуть его пули, я сначала никак не мог обнаружить вражескую батарею, хотя выстрелы ее, казалось, раздавались под самым носом. Но вскоре вызванные выстрелами облака дыма помогли нам установить местонахождение одного орудия. Командир орудия заслуживал одобрения – свою пушку он спрятал отлично. В заборе была проделана дыра, через которую был высунут наружу ствол орудия, прислуга же находилась за оградой. «Хорошо же, – подумал я, – скоро тебе станет жарко». Предупредив батарею о том, что орудие противника обнаружено мной, я велел хорошенько прицелиться и дал команду. После первого выстрела я произвел корректировку. Две гранаты смели забор и взорвали снарядный ящик – послышался сильный взрыв. Теперь пушка была как на ладони. Еще несколько выстрелов, и уцелевшая часть прислуги разбежалась во все стороны. Когда дым рассеялся, мы увидели опрокинутое набок орудие. Прислуга второго орудия, чтобы избежать судьбы первого, попыталась утащить свое орудие за кирпичный дом. Снова летят гранаты, прислуга бросает орудие и удирает, а несколько человек остаются лежать на земле. Не рассчитав скорострельности нашего орудия, белые опять схватились за колеса своей пушки, но следующие гранаты уложили и этих смельчаков. Вплоть до наступления темноты противник больше не пытался спасти орудие.
Тяжелая артиллерия столь же успешно бомбардировала правый фланг противника. Видно было, как белые обозники и пехотинцы в замешательстве стали отступать и покинули город. Почему наши не воспользовались этим – трудно объяснить. Скорее всего потому, что недоставало общего руководства, которое согласовывало бы действия частей.
В связи с наступлением противника в направлении Салдуса наш взвод был послан назад на участок 2-го полка, куда он и явился к 7 марта. Положение на фронте к этому времени значительно ухудшилось. Противник, получив подкрепления, возобновил наступление и 10 марта занял Салдус. У Лиелблидене враг 15 марта внезапно атаковал батарею и штаб полка. Мы едва успели отбросить неприятеля. Волей-неволей пришлось отходить к Яунпилсу. В конце концов создалось впечатление, что отряды белых действуют повсюду. Положение еше больше осложняла вражеская кавалерия, которая действовала на неохраняемом